Примером эффективного политика, сумевшего добиться от разведки соответствия своим требованиям, я считаю Роберта Макнамару, министра обороны США в 1961-1968 годах. Я уже писал о некоторых его реформах 60-х годов («Один в поле не воин», Россия в глобальной политике, № 3, май-июнь 2007), опыт которых, на мой взгляд, во многом применим при создании первого в истории России гражданского министерства обороны. Правда, тогда я не упомянул его, пожалуй, самую главную реформу — разведывательную, к которой он приступил в первый же день своей службы на посту министра обороны.

РУМО и ГРУ — близнецы-братья

В 2003 году Макнамара дал большое интервью, в котором он рассказал о событиях, связанных с созданием Разведывательного управления министерства обороны (РУМО). Несмотря на преклонный возраст (сейчас ему 92 года), Макнамара прекрасно помнит события того времени. Впрочем, его феноменальная память, особенно на цифры, не раз отмечалась его коллегами.

При чтении этих воспоминаний я никак не мог отделаться от ощущения, что речь идет не об американской разведке, а о ГРУ и пятнадцати последних годах моей службы в нем, в течение которых я, в конце концов, пришел к выводу, что Генштаб сделает все возможное, чтобы не допустить до руководства страны любую, самую важную и достоверную информацию, если она противоречит его собственным взглядам и интересам. Свои тщетные многолетние попытки прорваться через блокаду Генштаба я довольно подробно (на двухстах страницах) описал в «Военном вестнике» МФИТ № 9 за сентябрь 2002 года «Что погубило Советский Союз? Генштаб и экономика, выпущенном в виде книги.

Утешало, правда, то, что американские генералы ничуть не лучше советских, и не будь над ними жесткого гражданского контроля со стороны таких людей, как Макнамара, они точно так же легко угробили бы американскую экономику, как это сделал Генштаб с советской.

Как вспоминает Макнамара, первый свой день на посту министра он начал с заслушивания начальника разведки ВВС, у которого он спросил, во сколько тот определяет число советских межконтинентальных баллистических ракет (МБР) и как он эти цифры получает. Вопрос о советских ракетах жгуче интересовал Макнамару потому, что назначивший его на пост министра обороны президент Дж. Кеннеди выиграл президентские выборы прежде всего благодаря жесткой критике президента Д. Эйзенхауэра за недостаточное внимание к вопросам обороны. Главное обвинение состояло в том, что Эйзенхауэр в угоду оздоровлению экономики допустил резкое отставание США от СССР в ракетной гонке (так называемый ракетный разрыв — missile gap). Эйзенхауэр наличие такого отставания отрицал и даже провел в середине 1960 года секретный брифинг для Кеннеди и его соперника на выборах Р. Никсона. Кеннеди этот брифинг не убедил, и он продолжал нагнетать истерию по поводу ракетного превосходства Советского Союза.

Неудивительно, что Макнамара считал для себя необходимым разобраться, прежде всего, в этой проблеме.

В ответ на вопрос Макнамары начальник разведки ВВС разложил перед ним фотоснимки, сделанные высотным разведывательным самолетом «У-2», и доложил, что они убедительно подтверждают наличие у СССР от 50 до 200 МБР. Как вспоминает Макнамара, сам он ничего, напоминающего МБР, на этих снимках не разглядел.

Далее Макнамара по очереди вызвал руководителей разведки ВМС, армии, корпуса морской пехоты и стратегического авиационного командования (САК), которым задал тот же вопрос. По данным армии, то есть сухопутных войск, СССР имел 10 МБР; ВМС назвали 4, а САК насчитало более 200. Пораженный подобной разноголосицей, Макнамара распорядился сравнить снимки «У-2», по которым давали свои оценки ВВС и САК, с более точными снимками, сделанными новым разведывательным спутником «Дискаверер». Сравнение не оставило камня на камне от данных «У-2». А вскоре было твердо установлено (возможно, не без помощи предательства Пеньковского), что Советский Союз имел в то время всего 4 МБР и 2 пусковые установки.

Макнамара потребовал объяснений. И тут выяснилось, что обе авиационные разведки получали свои данные расчетным способом, исходя из мощностей советских предприятий, которые, как считали ВВС и САК, выпускали МБР. По снимкам с «У-2» измерялась в квадратных футах производственная площадь предприятия, а фактически просто крыша его сборочных цехов, ибо ничего больше с «У-2» было не рассмотреть. Затем полученная цифра сравнивалась с соответствующей площадью американского заводу по выпуску МБР, мощность которого была известна, после чего выдавалась оценка числа произведенных советских МБР.

При помощи снимков «Дискаверера» стало также очевидным, что продукция большинства снятых «У-2» предприятий к ракетному производству вообще отношения не имела.

Читая эту часть интервью, я был ошеломлен. Как говорится в одной телепередаче, вы не поверите, но это был точь-в-точь тот же метод, при помощи которого ГРУ на протяжении более четверти века обосновывало свои оценки производственных мощностей вероятного противника (США, стран НАТО, Японии и т.д.). И не только по МБР, но и по танкам, самолетам, артиллерийским орудиям и прочей военной технике. Разница заключалась лишь в том, что американцы использовали для своих расчетов квадратные футы, а ГРУ — квадратные метры. Чтобы убедиться в этом, достаточно ознакомиться с официально утвержденной ГРУ «Методикой расчета максимальных мощностей с использованием данных о производственных площадях сборочных предприятий» (подробные выдержки из нее есть в моей книге «Генштаб и экономика»). Именно эта методика давала ту «разведывательную» информацию по мобилизационным мощностям Запада и Китая, естественно, под грифом «совершенно секретно», на основе которой Генштаб вел подготовку к мировой войне и давал задания Госплану и ВПК, требуя от них создания мощностей в советской промышленности, не уступающих, естественно, мощностям США и их союзников.

Когда в 1974 году я был назначен в военно-экономическое управление ГРУ, все рассчитанные подобным образом данные по мощностям военной промышленности Запада и Китая уже были выданы «наверх». Собственно, и само военно-экономическое управление было создано специальным решением Политбюро № 229 в конце 1971 года прежде всего в целях оценки военно-экономического потенциала (ВЭП) всех потенциальных противников СССР.

Среди прочих управлению ставилась задача подготовки ежегодных «Сборников статистических и оценочных показателей военно-экономического потенциала» (сокращенно — сборников СОП ВЭП) основных иностранных государств — США, Китая, Японии, Великобритании, ФРГ, Франции и Италии.

Первый комплект сборников вышел уже в 1972 году. Затем, помимо перечисленных выше стран, были выпущены сборники по ВЭП стран Африки, Латинской Америки, блоку НАТО в целом, Израилю и т.д. Не было только сборника по ВЭП Океании. В общем, замах был вполне имперский.

ГРУ очень гордилось этими сборниками, особенно в первые годы их выпуска. Они действительно смотрелись впечатляюще. Не менее 200-300 страниц каждый, в ярких твердых обложках апельсинового цвета (из-за этого вне стен ГРУ они были известны среди посвященных как «оранжевые сборники») с надписью «Главное разведывательное управление Генерального штаба» на обложке и грифом «Совершенно секретно». Их престижу способствовало и то, что в соответствии с решением Политбюро сборники рассылались напрямую Генсеку ЦК КПСС и членам Политбюро, что делало их единственным периодическим документом ГРУ, в обязательном порядке направляемым в столь высокие инстанции. Список получателей сборников был крайне ограничен, первоначально не более двух десятков. Так что какому-нибудь академику-директору ИМЭМО или Института США и Канады на получение сборника рассчитывать не приходилось. Тем самым какая-либо критика его содержания со стороны исключалась.

Самым важным разделом сборника был, конечно, раздел по мобмощностям промышленности и ее так называемому мобилизационному развертыванию.

Я быстро убедился, что выдаваемые моим управлением цифры по мобмощностям представляют собой чистейшую «липу». Разобраться в этом было несложно. Стоило лишь сравнить списки заводов, на основе которых производились расчеты мощностей, со снимками этих заводов из космоса. Выяснилось, что большинство перечисленных в списках предприятий или не производят военную продукцию, или даже не существуют вовсе. Так, из четырех английских заводов, числившихся танковыми, таковым оказался только один (в Лидсе), из девяти американских также только один (в Детройте). При этом Детройтский танковый завод был единственным в США производителем танков в течение двух десятилетий, с 1959 по 1979 год, когда был построен второй сборочный завод в Лайме для выпуска новых танков «Абрамс». Для всех, кроме ГРУ, плачевное состояние американской танковой промышленности стало очевидным после войны «Судного дня» 1973 года меду арабами и израильтянами, в ходе которой израильтяне потеряли за 18 дней 840 танков, почти половину своего танкового парка. Чтобы срочно восполнить эти потери израильтян, американцам пришлось оголить танковые части своей армейской группировки в Европе. Естественно, ее командование потребовало от Пентагона незамедлительного возмещения этой убыли. Кроме того, высокий уровень потерь в танках в войне 1973 года заставил американских генералов утроить коэффициент собственных танковых потерь, который они до этого закладывали в свои сценарии войны с СССР.

Короче говоря, Пентагон пришел к выводу, что ему необходимо увеличить ежегодные закупки танков минимум в 5-12 раз (в 1972 было закуплено всего 118 танков. В СССР в это время производилось более 3000 танков в год).

Конгресс поддержал заявку военных и выделил в пожарном порядке на эти цели неограниченные средства, и тут-то выяснилось, что американская промышленность способна выпускать не более 500 танков в год (ГРУ в это время оценивало годовую мощность одного только Детройтского завода в 16 тысяч танков). Оказалось, что единственный в США завод, поставлявший литые танковые корпуса и башни для сборки в Детройте танков М-60, даже после перехода на трехсменную рабочую неделю без выходных оказался не способен выпускать более 512 комплектов корпусов и башен в год.

Все эти трудности танковой промышленности бурно и совершенно открыто обсуждались в американской прессе, на слушаниях в Конгрессе, форумах военно-промышленных ассоциаций и в экспертных комиссиях, созданных правительством.

В это же самое время ГРУ, как ни в чем не бывало, оценивало в своих «оранжевых» сборниках и других документах мощности танковой промышленности в США в 70 тысяч танков в год, включай 20 тысяч легких. Это было завышение более чем в 100 раз, то есть на 2 порядка. При этом утверждалось, что выйти на подобную мощность США способны через 6 месяцев. В десятки раз были преувеличены также мощности США, других стран НАТО и Японии по производству остальных вооружений (самолетов, артиллерийских орудий, боеприпасов и т.д.).

Продолжение следует