Нельзя сказать, что ГРУ совсем не пыталось прорвать «линию Мажино», воздвигнутую Генштабом вокруг в спешке выданных оценок мобилизационных мощностей, которые, однако, Генштаб теперь рассматривал как свои собственные и не подлежащие пересмотру. Одна такая попытка даже чуть было не удалась. ГРУ был добыт мобилизационный план одной из ведущих стран НАТО с детальной разбивкой производства военной техники помесячно и в штуках после начала мобилизации. Вообще добыча мобилизационного плана противника — это везение, которое выпадает на долю разведок раз в десяток или более лет и рассматривается как чрезвычайное событие. Понятно, что добываются мобилизационные планы с огромным риском для разведчиков и агентов, участвующих в подобных операциях, и стоят немалых денег. Естественно, все мы в управлении ликовали, впервые получив абсолютно достоверное обоснование для своих предложений скорректировать прежние цифры по мобмощностям. Ибо абсолютно надежный агентурный документ подтверждал, что мы их завысили во много раз.

Танковый беспредел

На основе этих новых сведений был срочно подготовлен «оранжевый сборник» по стране — родине мобплана, который был отправлен в Генштаб, как это всегда делалось перед отправкой его в Политбюро и другие высокие адреса. Из Генштаба он вернулся с замечанием, что представленные цифры представляются неправдоподобно низкими. Начальник ГРУ повторно отправил сборник, ссылаясь на надежность содержащейся в нем информации. С тем же результатом. Кончилось всё тем, что весь тираж сборника был пущен под нож, а в Генштаб направлен новый сборник, тютелька в тютельку повторяющий все те раздутые цифры, которые были выданы год назад. После этого эпизода всем стало ясно, что никакой масштабной ревизии выданных ранее цифр Генштаб не допустит. Последующие годы я и многие мои коллеги по управлению шаг за шагом пытались подвинуть Генштаб в сторону реальности. И даже достигли кое-каких успехов в этом направлении, особенно когда Генштаб возглавлял маршал Н. Огарков. Тем более что руководство ГРУ во главе с генералом армии П. Ивашутиным нам в этом не мешало и даже, пожалуй, относилось нейтрально-благожелательно. Отчасти эта благожелательность объяснялась тем, что, даже возглавляя управление, я продолжал выезжать в нелегальные командировки, и был лично хорошо известен руководству ГРУ. Я, со своей стороны, вовсе не стремился столкнуть ГРУ с Генштабом, зная, чем это чревато для ГРУ. Вместо этого я решил обставить выдаваемые в Генштаб оценки мощностей таким количеством оговорок и ограничений, чтобы всякий здравый человек легко мог понять, что верить данным ГРУ нельзя, ибо они бессмысленны.

По моему распоряжению с 1980 года все сборники СОП ВЭП включали разъяснение, что данные по мобмощностям приводятся без учета ограничений по рабочей силе, сырью и материалам со стороны субподрядчиков, а также при условии круглосуточной работы действующего и резервного оборудования.

Параллельно на базе космических снимков и другой вполне достоверной информации при помощи лучших специалистов советского ВПК (письменно заверивших свои экспертные заключения) нами было доказано, что имеющаяся военная промышленность США при самом крайнем напряжении не способна выпустить более 2400-3700 танков в год, по крайней мере, в течение первых двух лет после мобилизации. Ибо по технологическим причинам танк «Абрамс» не может быть произведен быстрее, чем за 22 месяца. Правда, эти данные в СОП ВЭП нам поместить не разрешили, но, тем не менее, мы их направили в виде справок в Госплан, оборонные отрасли промышленности и в само ГРУ. Да и в СОП ВЭП методом поэтапных сокращений удалось заметно снизить мобилизационные мощности многих стран НАТО. В частности, мощности США по танкам в сборнике за 1986 год были определены в 28 тысяч единиц. Как никак, это было почти вдвое меньше, чем в сборнике 1972 года (50 тысяч без легких танков).

Развязка наступила в 1987 году. По какой-то причине именно в этом году аппетиты Генштаба на мобмощности стали бурно расти. И не только по танкам, и не только в отношении США. Возможно, сказывалась объявленная М. Горбачевым политика «ускорения», которую Генштаб истолковал по-своему. Уже в марте 1987 года моему управлению (я в это время находился в академическом отпуске, работая над докторской диссертацией по мобилизационной подготовке экономики США) генерал-майором Л., отвечавшим за подготовку крупномасштабных учений «Центр-87», было приказано увеличить мощности по танкам для НАТО на 15 тысяч единиц со ссылкой на то, что производством танков могут в случае нужды заниматься и гражданские предприятия. Он прямо приказал моему заместителю найти четыре таких завода по выпуску танков в США, 5 заводов в ФРГ и один в Англии. Всего 10 заводов, установив для них мощность в 750 танков каждый. Один такой нехитрый прием дал сразу прибавку в 7500 танков. Но этого оказалось мало, и Л. собственноручно добавил еще 7500. Получились искомые 15 тысяч. Так с миру по нитке Генштаб набрал для учений «Центр-87» только для НАТО мощности в 80 тысяч танков (США — 42 тысячи, ФРГ — 16 тысяч, Великобритания — 12 тысяч, Италия и Франция — по 5 тысяч). Если к этому добавить 10 тысяч японских танков, танки Китая и Израиля, то получалось, что в случае войны противники СССР будут в состоянии выпускать более 100 тысяч танков в год через полгода после начала мобилизации.

Это был, конечно, беспредел. И те, кто его творил, не могли не понимать, что зарываются. Ведь моё управление ко всему прочему отвечало еще и за определение экономических, в том числе промышленных, целей для нанесения ядерных ударов, выпуская соответствующие альбомы с подбором таких целей. И если это, к примеру, был альбом по бронетанковой промышленности, то к каждому предприятию прилагались подробные космические снимки, основные характеристики предприятия и его точные координаты. Дело трудоемкое и ответственное. И снимки из космоса в конце 80-х годов были уже не чета фотографиям с «У-2», которые Макнамара рассматривал в 1961 году. На современных снимках уже не выдашь швейную фабрику за танковый завод.

Ясно, что ни одному из моих начальников отделов не хотелось брать на себя ответственность за увеличение числа целей для ядерной бомбардировки еще на 10 мифических танковых заводов.

Тогда, чтобы продолжать выдавать Генштабу требуемые им цифры и не слишком самим подставляться, «подносчики патронов», как я называл генералов ГРУ, готовивших материалы для Генштаба, придумали хитроумный ход. Внешне он выглядел как большая уступка мне. Ведь я на протяжении ряда лет доказывал, что в длительной неядерной войне решающее значение будет иметь общеэкономический потенциал страны, а не только и даже не столько состояние ее специализированной военной промышленности. Поэтому директивой начальника ГРУ генерала П. Ивашутина моему управлению в июне 1987 года было приказано просчитать, сколько вооружения смогут произвести США и другие страны в случае перевода на военные рельсы всей экономики страны.

Весьма сложные и трудоёмкие расчеты проводились при помощи межотраслевого баланса на базе реальной стоимости вооружения и при условии, что на военные цели будет выделено 45 процентов ВВП США. Хитрецы, подсунувшие Ивашутину эту директиву, были уверены, что легко получат необходимые Генштабу цифры. Ведь если в годы Второй мировой войны США смогли произвести сотни тысяч танков и самолетов, считали они, то уж теперь-то, когда американская экономика стала много мощнее, она без труда выдаст необходимые Генштабу полсотни тысяч танков. Однако получился конфуз. Выяснилось, что вся экономика США не в состоянии при полном напряжении выпустить более 28 тысяч танков в год. А это было вдвое меньше того, на что якобы способна, согласно сборникам СОП ВЭП и докладам ГРУ, одна только кадровая, то есть действующая в мирное время, бронетанковая промышленность США.

Причина была тривиальна. Просто современный танк по сравнению с танком Второй мировой войны стал в десятки раз сложнее и дороже.

Генерал Ивашутин, к счастью для него, эти данные не увидел, ибо был уволен до получения результатов расчетов. Зато их увидел начальник Генштаба маршал С. Ахромеев. Узнав же, что США могут произвести всего 28 тысяч танков, он заявил докладывавшему ему генералу, что «я вас там всех в ГРУ разгоню!», после чего приказал добавить к 28 тысячам еще 25 тысяч.

Дальше всё происходило быстро. Мой заместитель полковник Х., человек абсолютно честный и прямой, к тому же службист до мозга костей, считавший, что все приказы командира должны быть четкими и понятными (не случайно он сейчас занимает должность, требующую именно этих качеств), пришел ко мне с требованием указать, какие именно предприятия США будут выпускать эти 25 тысяч ахромеевских танков. Я в свою очередь пошел к своему начальнику, которому заявил, что никогда не подпишу ни одного документа с генштабовской «прибавкой».

Впрочем, мой демарш оказался пустым жестом. Ибо никто в моем согласии на выдачу требуемых Генштабом цифр и не нуждался. Они были просто выданы через мою голову.

Об этом я узнал благодаря наступившей эпохе гласности. 18 апреля 1991 года, будучи уже на «гражданке» (в то время я работал заместителем председателя Госкомитета РСФСР по обороне и безопасности в ранге заместителя министра), я открыл газету «Красная звезда» и изрядно позабавился. В номере были опубликованы материалы редакционного «круглого стола» под названием «Броня и люди», посвященного танкам и танкостроению. В заседании приняли участие такие ведущие знатоки танков, как начальник Главного бронетанкового управления Минобороны СССР генерал-полковник А. Галкин (отец звезды эстрады Максима Галкина), замминистра оборонной промышленности М. Захаров, начальник Военной академии бронетанковых войск генерал-полковник В. Гордиенко и другие. Вопросы мобподготовки, само упоминание которой в открытой печати до того было немыслимым, заняли в обсуждении заметное место. Генерал Галкин сетовал, что сокращение закупок советской бронетехники «ведет к потере мобилизационных возможностей танковой промышленности». А генерал Гордиенко, оправдывая многократное численное превосходство советского танкового парка над американским, говорил: «Американцам столько техники ни к чему. Но это вовсе не значит, что при необходимости они не смогут наладить ее производство в нужных количествах. При мобилизационном развертывании (в течение полугода) промышленность США способна строить по 50 тысяч танков в год. Мощность Западной Европы — 25 тысяч. Согласитесь, цифры красноречивые».

Трудно было не согласиться. Это были до боли знакомые мне цифры, и 50 тысяч танков в год, и выход американской промышленности на полную мощность в течение полугода. Именно такие оценки, если помнит читатель, выдало ГРУ в своем первом разведсборнике для Политбюро и повторило в вышедшем в 1975 году труде «Военный потенциал США» под редакцией начальника Генштаба маршала В. Куликова.