Было два 2008-х года. Один был похож на несколько предыдущих лет, про которые и сказать-то нечего. При обилии событий, в реальности ничего не происходило. Вот даже и президент у нас новый появился — а по сути не поменялось ничего.

Граждане были всем довольны, ни на что не жаловались. Их совершенно не беспокоило то, что с каждым днем у них становилось все меньше прав, меньше свобод, меньше возможностей участвовать в жизни страны и в ее управлении. Они не горевали, что больше не могли избирать и быть избранными, им не требовалась свобода слова — ни собственного, ни чужого. Они безгранично обожали своего вождя, который, пускай формально и перестал быть первым лицом государства, фактически все равно им был. Люди охотно верили в то, что наш престиж и наш вес в мире огромны, что Россия перманентно поднимается с колен. При этом никого не смущало, что постепенно страна оказалась одна против всего мира в кольце бесчисленных врагов, среди которых особой «подлостью» выделялась Америка.

Один человек прекрасно сформулировал суть наших комплексов: «Мы ненавидим Америку потому, что она делает всё то, что так хотим, но не можем сделать мы сами». Поэтому мы предлагаем заменить доллары на рубли в мировом масштабе, посылаем в Венесуэлу те единственные два корабля, которые в состоянии до нее доплыть, и те два самолета, которые в состоянии до нее долететь. Но, в сущности, мы же и родились и прожили большую часть жизни в борьбе с Америкой и прочими врагами и в этом не было ничего нового.

Люди не думали о завтрашнем дне. Точнее, были уверены, что все будет не просто хорошо, а отлично. Вожди планировали нашу жизнь до 2020 года с такой легкостью, словно планируют дела на ближайший понедельник. А граждане брали кредиты на такие сроки и такие суммы, словно отдавать пришлось бы три копейки, и тоже в понедельник. Никого не интересовало, откуда взялись и на чем основывались рекордные темпы роста, фантастические по нашим меркам котировки, из чего состояли миллиардные капиталы, по числу которых Россия вышла на второе место в мире. Никто не задавался вопросом: как может столь стремительно богатеть страна, реально ничего не производящая?

Когда я говорю «никто», «никого» — это не значит, что действительно не было ни одного сомневающегося и обеспокоенного. Но число их было столь невелико, что больше походило на статистическую погрешность, на каплю в море или иголку в стоге сена. Подавляющее большинство граждан наслаждались стабильностью, не думая о том, какая цена за нее платится. Это идет от многовековой непролазной бедности. Бедности наследственной, генетической. Мы сами еще помним пустые полки и пустые карманы, а наши предки прожили с этим всю жизнь, от первого до последнего вздоха, во многих поколениях! Поэтому гарантированная колбаса вместе с гарантированным спокойствием полностью удовлетворяли население.

Не уверен, что можно упрекать людей, которые наконец-то получили возможность досыта есть, в том, что они променяли абстрактную свободу на конкретный хлеб с маслом. Это был негласный общественный договор: мы даем вам жратву и Камеди Клаб, а вы не лезете в наши дела.

«Народ ворует — стран богатеет» — еще один лозунг эпохи. Национальная болезнь воровства в эпоху изобилия приобрела истерический характер. Воровали не просто помногу, а воровали столько, сколько могли унести. Могли унести всё — уносили всё. По всей стране — уже не только в Москве! — вырастали бизнес-центры на десятки, сотни тысяч посадочных мест. Каким бизнесом в таком количестве занимались люди в стране, ничего не производящей? Кажется, что там торговали двумя вещами — нефтью и воздухом. Воздухом особенно. Взять кредит в одном месте, тут же дать взаймы другому, перекредитоваться в третьем и не забыть всюду получить процент-откат — для такого бизнеса нужно много людей и много места.

Таким был первый 2008 год. Когда же наступил второй? Одни полагают, что он наступил после 19 мая. Именно в этот день индекс ММВБ достиг максимума — 2498,10. 2500 было бы красивее, и тогда казалось, что рекорд лишь отложен на день-два. Но с тех пор индекс только снижался.

Кто-то считает, что новый 2008-й начался 24 июля, когда Путин пообещал послать в «Мечел» доктора. Это был удар, в тот момент сравнимый по мощи с ударом по ЮКОСу. Рынок рухнул без всякого кризиса. «Ничего — отрастет» — такую фразу приписывают по этому поводу Владимиру Путину.

Кто-то полагает, что настоящий 2008 год пришел 8 августа. В тот день началась война в Южной Осетии. Война, завершившаяся быстрой и, несмотря ни на что, убедительной военной победой и полным политическим поражением. Именно тогда стало понятно, в каком одиночестве находится Россия, если даже выигрышная ситуация полностью оборачивается против нее. Россию считали агрессором априори, не требуя этому подтверждений. Таков был истинный авторитет, таков был истинный образ нашей страны в глазах остального мира. Полувменяемый грузинский лидер оказался для мирового сообщества более правдоподобен и более приемлем, чем наш Национальный лидер и его тень в президентском кресле.

Кстати, про тень. С преемником очевидно не прогадали. Я не забыл про свой прогноз-намек. Я был уверен, что, получив такую колоссальную власть в такой при любом раскладе великой стране, Медведев не захочет оставаться пешкой, даже если он пешкой родился. Что ретивое взыграет в нем. Что, как и многие в подобной ситуации, он забудет о своих благодетелях и преподнесет им сюрпризы. Либералы даже зачислили его в свои — как доброго следователя на фоне следователя злого.

Но главной функцией Медведева в обоих 2008-х годах стали звонки с поздравлениями спортсменам, которые действительно много чего приятного выиграли за эти месяцы и были единственными, кто реально приносил стране славу и уважение. Медведев еще пытался играть голосом, пытался давить из себя харизму. Но был слабенькой копией ВВП, дойдя до прямого заимствования образов. Ведь первым слово «кошмарить» применил все-таки Путин, пускай пропагандисты теперь усиленно выдают это за медведевское ноу-хау. Дурацкое, кстати, слово.

Потерпев победу в войне с Грузией и фактически оказавшись на грани международной изоляции, Россия без паузы вступила в кризис. Изоляция не избавляет от мировой интеграции. Какое-то время гражданам еще удавалось пудрить мозги дебилизмами с экрана в стиле «кризис-то в Америке», а значит, мы не пострадаем — потому что мы сильны и стабильны, потому что мы 8 лет откладывали деньги миллиардами.

Откладывали — не находя им толкового применения. Это, к слову, одна из самых фантастических и непонятных для меня вещей. Я, безусловно, не экономист, поэтому допускаю, что скажу глупость, но все-таки: если у меня в семье появляется очень большое количество денег, как я могу считать это неудобством и даже помехой? Это же здорово! Но нам говорили, что миллиарды нефтедолларов нельзя пускать в экономику, потому что это ее разрушит, раскрутит маховик инфляции. Тем временем наши компании набрали где только можно кредитов как раз на сумму, равную нашим долларовым запасам. Эти заемные деньги почему-то никого не тревожили.

Весь год мы были заложниками самых разнообразных идей. Стратегия-2020, Пять принципов внешней политики, принцип трех «Не», переход на рубли в международной торговле, рубль — новая резервная валюта, Россия — новый финансовый центр мира, газовый ОПЕК со столицей в Питере плюс «эпоха дешевого газа заканчивается», а также признание Осетии и Абхазии любой ценой и кем угодно, пусть даже это ХАМАС, Даниэль Ортега, несуществующее правительство Сомали или Белоруссия, которой за это простят 5 миллиардов газовых долларов через день после провозглашения окончания эпохи дешевого газа. В мире же наши планы либо игнорировались, либо принимались как анекдот. За ними не было никаких реальных оснований и вообще непонятно, для чего они строились. Это был политический фетишизм. Мы были готовы перейти на международные расчеты в рублях даже тогда, когда в рублях перестали рассчитываться собственные граждане, под Новый год бегавшие не столько за подарками, сколько по обменникам, чтобы спасти хоть какие-то деньги.

«Мы расплатились с внешними долгами! Мы покончили с невыплатами зарплат!» — это были предвыборные лозунги Путина-Медведева-«Единой России». К концу года тысячи людей ежедневно теряли работу, задержки зарплат стали поголовными, предприятия в полном составе отправлялись в принудительные бесплатные отпуска, в Москве появились ценники в у.е., а официальные экономисты всерьез заговорили о необходимости заимствований за рубежом, чтобы залатать дырищи в бюджете. Сейчас даже нелепо вспоминать об инициативе начала года, когда чиновникам хотели законодательно запретить упоминать иностранные валюты в официальных докладах — мол, все показатели только рублях. Рубль моментально снова стал деревянным, а народ, веря паническим слухам, приготовился услышать 31 декабря извещение о том, что рубль отныне скорее не рубль, а копейка, что нет больше ни бивалютных корзин, ни «коридоров», что все сбережения, счета и заначки снова превратились в прах.

Ожидание 2009 года — один из главных итогов 2008-го. Это похоже на состояние тяжелого похмелья, когда ты встал, день только-только начался, а ты уже понимаешь, что он потерян безвозвратно. Власть нарушила негласный договор и получила все шансы увидеть истинное лицо своего народа — отчаянного, безжалостного, злого. И ни телепропаганда, ни «импортный» ОМОН не в силах будут сдержать натиск. Если он будет, конечно.

Мы готовы к политическим и социальным потрясениям. Готовы, что, как в «лихие 90-е», из магазинов пропадут ценники — в них просто не будет смысла при непрерывном ежедневном обесценивании нашей валюты. Готовы, что и продуктов не будет, а не только ценников. Готовы к забастовкам и маршам. Готовы к увольнению. Готовы к бунту гастарбайтеров, потерявших работу, но оставшихся здесь для грабежей и насилия бродить стаями по улицам. Мы готовы к отмене любых выборов до особого распоряжения. К новой войне с Грузией. К уходу Медведева. Мы готовы ко всему. Мы снова готовы ко всему. Как были готовы всю жизнь во всех поколениях, за исключением последних восьми лет жизни в мире иллюзий. Но светлое прошлое прошло. «За ними другие приходят — они будут также трудны».