Сходила я на «Остров» (Взгляд православного человека)
С тех пор, как фильм вышел на экраны, я не слышала ни одного критического отзыва. Хвалят поголовно все – и христиане, и люди, далекие от Церкви. Внемля стройному хору одобрений, трудно было не поддаться волне массового восторга. Я шла на «Остров», почти уверенная в том, что пополню ряды его горячих почитателей. Просто не верилось — неужели у нас наконец-то появилось по-настоящему хорошее православное кино? Увы, чуда не произошло. Закон непоколебим: фильмы, делающие огромные сборы и вызывающие зрительский ажиотаж, не могут быть глубокими. Знаю, что не встречу понимания, но не могу не сказать: "Остров" — слабый, лубочный фильм о христианстве, снятый человеком, ничего о нем не знающим.
«Не вижу сейчас в нашем времени ничего остро характерного... Начались регулярные будни. Мы просто живем. И это, наверное, хорошо. Потому что можно заниматься собой, не гоняться за деньгами, за успехом. Можно перестать бояться за будущее, не рисковать поминутно быть раздавленным ситуацией, жить, не чувствуя себя ни жертвой, ни палачом», — это слова Павла Лунгина, сказанные им в одном из многочисленных интервью. Лично мне с этим трудно согласиться. И время наше, как мне кажется, имеет свои характерные приметы, и у современного человека вроде бы нет оснований расслабляться и не бояться за будущее. По крайней мере, среднестатистический российский гражданин не испытывает особой уверенности в завтрашнем дне, не говоря уже о чувстве защищенности. У парижского режиссера другие ощущения. Возможно, в этом и кроется корень наших с ним несогласий. У нас разная жизнь, разная Россия, разное представление о вере.
На мой, чисто субъективный, взгляд, в фильме «Остров» очень много православия и очень мало Бога. Есть некий старец Анатолий (Петр Мамонов), личность экстравагантная и непредсказуемая, грешник в прошлом и святой чудотворец в настоящем. Он-то и является не только центральной фигурой сюжета, но и главным объектом интереса авторов фильма. «Самая большая загадка – это человек... Приближение к ее разгадке и есть, на мой взгляд, искусство», — говорит Лунгин. Однако «разгадывать» личность можно по-разному, присматриваясь к ней с самых разных сторон и помещая в самые разные ситуации. И уж если браться за тему личности в христианстве, то неплохо было бы поближе познакомиться с самим христианством, включить в сюжет и сам предмет христианской веры. Для создателей фильма таким предметом веры, похоже, стал сам старец.
Все люди, прибывающие к нему с большой земли, по сути однотипны: сначала обращаются за помощью, веря в чудотворного старца, а потом не хотят следовать его пророческим указаниям. Стоит старцу посягнуть на их привычный жизненный уклад, как они готовы бежать, отказавшись от предложенной благодати. Слаба их вера, ох слаба! – обличает фильм. Как будто верно. Действительно, ни один христианин не может быть до конца уверен в своей готовности отречься от всего, что дорого, и подобно апостолам последовать за Христом. Именно за Христом! Фильм же ставит знак равенства между Богом и неким старцем, монахом, всего лишь человеком, пусть и мистически одаренным, преподносит последнего как истину в конечной инстанции. Этакий культ старчества, очень, кстати, распространенный у православных соотечественников. «Остров» отражает стремление современного человека найти не Христа, а старца», — сказал один православный священник. Чуть ли не каждый кадр фильма – подтверждение этому.
Бог в фильме задвинут на самый дальний план. Даром что отец Анатолий бесконечно цитирует Священное писание. Церковно-славянские тексты тяжелы на слух и малопонятны неподготовленному зрителю. С экрана они воспринимаются скорее как нечленораздельный шаманский наговор. Лунгин — человек "верующий, но нецерковный", как он сам о себе говорит, смакует их звучание, как иностранец матрешку. Мне же такая игра с формой вне содержания кажется довольно неуместной. Когда же Мамонов, стоя перед камерой крупным планом, читает от начала до конца молитву о болящем, это, на мой взгляд, выглядит просто кощунственно — есть глубоко личные вещи, никак не пригодные для выставления на всеобщее обозрение. Но Лунгину кажется, что все пригодно для разглядывания и превращения в лозунг. Однако даже многих православных зрителей не покоробило, когда их буквально заставили смотреть в лицо "старцу" в момент молитвы, за которой тут же — чем не фокус в цирке — последовало исцеление. Таких тем, как святость, юродство, по-моему, если и можно касаться, то очень осторожно и тактично, с большим уважением и трепетом. Так же, кстати, как и темы беснования, слишком неоднозначной и мистически загадочной, чтобы демонстрировать ее с экрана в виде чудовищных кривляний.
По признанию самого режиссера, никто из служителей культа создателей фильма не консультировал. Иногда обращались к священнику с частными вопросами – не более того. Неудивительно, что более подробных консультаций Лунгину не потребовалось: он снимал фильм не о православии, как оно есть, а о православии, как он себе его представляет. Такое вот чудотворно-лубочное православие, наверное, как раз во вкусе иностранцев, судящих о русском народном искусстве по телевизионным пляскам девушек в кокошниках. Дюжев-монах, несущий на спине огромный голгофский крест, сгибающийся и спотыкающийся под его тяжестью на фоне северного неба — типичный "кокошник", кадр, банальный до безвкусицы. И зачем потребовалось водружать столь пафосный крест размером с памятник на могиле смиренного старца? В действительности монахов хоронят иначе.
Наконец, никто из восторженных критиков не заметил явного плагиата: конфликт о. Анатолия с о. Иовом (тот самый Дюжев) — точная копия конфликта Андрея Рублева с монахом Кириллом. Та же тема зависти и гордыни, озвученная почти теми же словами.
В общем, как мне кажется, картина получилась весьма поверхностной. Копирование формы без погружения в смысл не может передать глубины веры. И не передало. Образ истинного старца так же далек от нарисованного в фильме, как образ настоящего мушкетера от Д"Артаньяна в исполнении Боярского.
И все-таки… Хорошо, что этот фильм вышел. Хорошо, что он потряс умы миллионной аудитории. Что современный массовый зритель готов ходить не только на «Волкодава» и «Ночной дозор», что он способен воспринимать с экрана серьезные темы и живо на них реагировать. Хорошо, в конце концов, что фильм дал нам возможность увидеть замечательную игру Петра Мамонова, своей серьезностью и глубиной сильно диссонирующую с общим уровнем ленты. Свое отношение к религиозному искусству Мамонов определяет так: «Вот читаю у митрополита Антония Сурожского: “В момент, когда художник старается сделать из своего дела, мастерства иллюстрацию своей веры, это большей частью становится халтурой”. Пример иеромонаха Романа, Жанны Бичевской и прочих только отвращает от христианства. У людей нормальных, которые имеют вкус и ум, просто не может быть другой реакции. Как же быть? Снова митрополит Антоний: “Если художник пропитан своей верой, ему не нужно сличать с ней свое вдохновение, потому что они не только переплетены – они составляют одно”. То есть делай, что хочешь: веруй, молись, грехи свои истребляй, но твори, как тебе сердце велит! Насколько ты вырос духовно, настолько ты и выдашь. А если изберешь тему “Милый Боженька, слава Тебе”, а сам – гнилой, это двусторонний грех: ты и людей путаешь, и сам врешь».
Парадоксально, что именно Мамонов, столь высоко ценящий искренность в вере и искусстве, оказался участником фильма, не превосходящего уровень «иллюстрации веры». Кажется, он единственный, кто переживает происходящее в фильме изнутри, единственный, кто реально и всерьез задается духовными вопросами. Думаю, что своим успехом «Остров» во многом обязан именно убедительной и искренней игре Мамонова.
Перед человеком, далеким от религии, фильм действительно может поставить серьезные вопросы: о предательстве и покаянии, о том, как сложно простить себя, и о Божьем милосердии. Я рада за тех, для кого эти темы прозвучали с экрана как откровение. Восприятие христианства неверующим человеком и правда, наверное, сродни восприятию иностранца – оба смотрят со стороны. Здесь взгляд Лунгина удивительным образом совпал со взглядом среднестатистического российского зрителя. Удивительнее другое – стройный хор восторженных отзывов со всех сторон неожиданно обнаружил, что и люди, считающие себя православными и церковными, находятся примерно на том же уровне христианского сознания и православной культуры.
