Ингушетия. Чеченская улица
Казалось, что в ночь на 20 сентября 2007 года кризис в Ингушетии достиг высшей точки. Несколько сот человек — участники стихийного митинга — перекрыли одну из основных магистралей Назрани. Попытки ОМОНа разогнать их были безуспешны. Одновременно из республики приходили новые сообщения о вооружённых нападениях на военных и милиционеров…
Скоро два месяца, как Ингушетия попала в поле зрения российских средств массовой информации, не только «оппозиционных», но чуть ли не всех: «В Ингушетии убивают русских… В Ингушетии убивают милиционеров… В Ингушетию введены войска… В Ингушетии убивают военных…»
Одни журналисты вкладывали в эти сообщения вполне определенный смысл: «Перед новыми выборами повторяют комбинацию восьмилетней давности, только вместо Дагестана – Ингушетия». Другие транслировали услышанное на месте: «Провокация… Определённые силы…» А все вместе складывалось в простую и понятную картину. Ингушам в этих журналистских и политологических комбинациях отводилась простая, понятная и страшная роль хвороста в пожаре новой войны…
На самом деле ситуация в республике куда сложнее: внутренние проблемы, непростые отношения с соседями…
Поводом для митинга стало случившееся накануне похищение двух троюродных братьев Аушевых — 25-летнего Магомеда Османовича и 22-летнего Магомеда Макшариповича. Но события, приведшие к небывалому для Назрани массовому протесту, начались больше трёх месяцев назад.
Попрошу читателя набраться терпения и прочитать эту длинную историю до конца.
17 июня 2007 года в ингушском селе Сурхахи был убит 27-летний Руслан Аушев.
Совпадение имени и фамилии случайно – однако даёт представление о том, сколь сильны в Ингушетии родственные связи.
Потом представители ФСБ называли Руслана «одним из лидеров ваххабитского подполья», организатором нападения на Ингушетию в июне 2004 года и теракта в Беслане, давно разыскиваемого правоохранительными органами. Аушеву-де предложили сдаться, но он стал отстреливаться. Спецназ открыл ответный шквальный огонь. Но стрельба из дома не прекращалась – боевик-де укрылся в специально укрепленном схроне на чердаке. И был убит…
Стройная и связная картина, не правда ли?
Однако, во-первых, и родственники, и милиционеры в один голос говорили: «Руслан Аушев в розыске не находился, боевиком не был».
Во-вторых, из рассказов жителей Сурхахов складывалась совершенно иная картина событий. Рано утром два домовладения по улице Аушева блокировали восемь десятков «силовиков». Жителей выгнали на улицу, мужчин сковали наручниками и положили на землю. Прикрываясь хозяевами, за полтора часа тщательно обыскали домовладения. Около семи часов утра один из стоявших в оцеплении «силовиков» выстрелил из гранатомета по чердаку, ещё минут двадцать чердак обстреливали со всех сторон. Затем оттуда извлекли тело прятавшегося там Руслана Аушева, с оторванными кистями рук, множественными осколочными ранениями и рваными ранами. Вероятнее всего, он был убит первым выстрелом из гранатомета. А нашли Руслана якобы при помощи тепловизоров — об этом «силовики» сами сказали хозяину дома, Исропилу Аушеву.
То есть не было ни предложения сдаться, ни ожесточённой перестрелки. Похоже, Руслана убили, потому что просто не собирались брать живым… И это типично для Ингушетии — в последний год задержания сильно смахивают на внесудебные казни.
«Силовики» разбили окна, сломали двери, мебель, разбросали вещи, выбили ворота, во дворе раздавили машину, повредили дом. Тело Руслана увезли, но потом выдали – значит, всё-таки, не террорист? Увезли и четверых живых Аушевых. Побили, конечно. Троих на БТРе увезли в ФСБ по Ингушетии, но вскоре отпустили.
А четвёртого, Магомеда Османовича Аушева, повезли отдельно, на «Газели», сказали, что во Владикавказ. Надели на голову мешок. Били по почкам и по голове. По пути меняли номера машины. На постах представлялись как ФСБ. Приехав, завели в большое здание. В сырой комнате к пальцам ног привязали провода, стали пропускать ток, при этом обливали водой. «Силовики» утверждали, что Магомед укрывал на чердаке Руслана Аушева и знал о схроне с оружием, говорили, что заставят признаться. Угрожали, что позовут сотрудника, у которого погибли в Беслане родные: «Он поговорит, как надо». Вывозили куда-то, имитировали расстрел и похороны заживо, убеждали, что он пропадет без вести. Вернули обратно, пытали током, били резиновыми дубинками по почкам и по пяткам. Угрожали пытками, по сравнению с которыми всё, что было до этого, покажется ерундой. Магомед вынужден был согласиться и подписал, не читая, несколько бумаг.
Что ж, и пытки – тоже не новость, не исключение. «Бригада», работающая «по Ингушетии» из Северной Осетии, известна, мягко говоря, брутальными методами работы.
А дальше Магомеду показали, что он подписал: расписку в том, что 1 июня он якобы получил 35 тысяч рублей за то, что повесит голубую тряпку на ворота, если к ним придет Руслан Аушев. Что-де он и сделал в ночь на 17 июня. Магомеду также дали номер сотового телефона, по которому он должен будет звонить и договариваться о встречах для дальнейшего «сотрудничества».
Пригрозили: если не будет «сотрудничать», убьют братьев, самого похитят. А для убедительности рассказали: раньше задержанных якобы отпускали на тех же условиях. А коли они не выполняли договоренности, то они «исчезали» или их убивали. Назвали фамилии: Олигов, Муцольгов, Муталиев.
Действительно, названные «силовиками» люди в разное время были убиты или похищены. То есть всё вышеизложенное относилось отнюдь не к следственной «работе», а к «оперативной»: в Ингушетии создана и поддерживается агентурная сеть. Исходной целью, наверное, была борьба с подпольем — «ваххабитским», экстремистским, террористическим. Только возникают вопросы. Как назвать сами методы этой «работы»? И, что важнее, к каким результатам эта «работа» приводит?..
После допроса Магомеду надели на голову пакет, отвезли и выбросили из машины на обочине дороги в Ингушетии. Дальше случилось непредвиденное. 18 июня Аушев обратился с письменными заявлениями в прокуратуру и в «Мемориал». «Расконспирировался».
22 июня Магомеда допросили в прокуратуре Назрановского района. В тот же день «силовики» обыскали дом Аушевых, «зачищенный» пятью днями ранее. Говорили: «Из ФСБ… У нас остался еще один человек в розыске…»
25 июня в Сурхахах рядом с мечетью митинговали полтораста местных жителей, протестовали против убийств и похищений. Подъехали депутаты. Приняли обращение к президенту Зязикову.
А на рассвете 27 июня в тех же Сурхахах сотрудники ФСБ по Северной Осетии пытались похитить 27-летнего Халита Аушева: схватили, запихнули в машину. Но уехать не смогли: им перекрыли дорогу родственники и соседи Халита, вооружившиеся вилами, топорами и палками. Вскоре подъехали офицеры из Назрановского РОВД, потребовали у силовиков документы — санкции на арест не было. Пришлось отпустить Аушева, тогда жители разблокировали дорогу. Днём родственники привели Халита в республиканское МВД. Заручившись словом и. о. министра Мусы Медова, что Аушев не покинет территорию Ингушетии, его передали в УБОП. Вскоре туда прибыли люди из североосетинского ФСБ и управления генпрокуратуры по ЮФО и потребовали выдать Халита – тот, якобы, подозревается в причастности к совершению терактов на территории Ингушетии. А по данным ингушских милиционеров, Аушев в розыске не значился. Медов, переговорив по телефону с Рашидом Нургалиевым, оставил Халита в Ингушетии.
Утром 29 июня в Назрани родственники «исчезнувших» перекрыли трассу Ростов-Баку, развернули плакаты: «Если человек виноват — задерживайте, судите его. Почему ребят убивают? Почему забирают и калечат, а потом отпускают — значит, не виноват? В республике есть милиция, ФСБ, Президент. Почему вывозят в Северную Осетию, где они пропадают. Они провоцируют обострение межнациональных отношений, толкают молодежь к боевикам». К митингующим приехал Медов, уже министр, и пообещал «предпринять все возможное»… Люди разошлись.
Всё это было давно, за месяц до того, как происходящее в Ингушетии соизволили заметить центральные СМИ. Прошли июль, август, две трети сентября…
В этот вторник, 18 сентября, в Чечне были похищены два Магомеда Аушева из Сурхахов, один из них уже известный нам Магомед Османович. Они на поезде приехали из Астрахани в Грозный, сели в такси и поехали в Ингушетию. В посёлке Черноречье такси блокировали три машины с вооружёнными людьми в камуфляже, которые схватили Аушевых и увезли в сторону Ингушетии. Родственники выяснили, что машины похитителей пересекли границу Чечни и Ингушетии около 16.00 через КПП «Кавказ-1».
В Ингушетии люди знают: если человек «исчез» надолго – значит, навсегда. А одного из похищенных три месяца назад уже обещали убить – если не будет «сотрудничать».
К трём пополудни в среду, 19 сентября, в Назрани начался митинг. Несколько сот человек перекрыли оживлённую Чеченскую улицу в сотне метров от офиса Датского Совета по беженцам (бывшее здание швейной фабрики «Теймах»), там, где её пересекает железная дорога. Кроме сурхахинцев пришли родственники ранее похищенных и убитых. Лозунги – прежние: «Перестаньте убивать невинных людей!», «Не трогайте наших детей!», «Верните наших сыновей!».
Когда к месту проведения митинга приехал министр Медов, кто-то из охраны министра попытался забрать у одного из снимающих видеокамеру. Десяток женщин с палками набросились на него, заодно чуть не избили министра и сопровождающих. Те поспешили уйти. Приезжал прокурор, депутаты – безрезультатно.
Митингующие перекрыли бетонными блоками железнодорожный переезд, закрыв движение и машин, и поездов. По обе стороны от баррикады стояли десятки машин. Люди принесли с собой фляги с водой и молельные ковры, собираясь остаться на ночь. Они говорили, что будут стоять до конца — пока им не сообщат о судьбе похищенных.
Местное телевидение озвучило требования митингующих: вернуть Аушевых, расследовать другие похищения и убийства жителей Ингушетии, найти и наказать настоящих преступников. Люди устали и от произвола «силовиков», и от того, что местная власть ничего не делает, чтобы прекратить произвол.
После 18.00 три бронированных грузовика с ингушским ОМОНом остановились в паре сотен метров от митингующих, бойцы встали шеренгой поперек улицы и попытались силой разогнать людей. Те подпустили омоновцев метров на тридцать и обрушили на них град камней. «Силовики» стреляли в воздух из автоматов. Люди не испугались, а пошли вперёд и оттеснили омоновцев к их грузовикам. Камни полетели в бронированные машины. Одна из машин на большой скорости двинулась на митингующих — те расступились, пропустили ее и забросали камнями с обеих сторон.
Около 21.00 приехал глава администрации Назрани Цечоев, просил людей разойтись — его не слушали. Он уехал, вскоре снялся с места и ОМОН. Но в полночь на месте оставались до 250 человек. Около двух часов ночи 20 сентября стало известно: Аушевы найдены, и люди решили разойтись…
Так или иначе, сложившийся в Назрани кризис разрешён. Двое похищенных людей не «исчезли». Кризис в Ингушетии — сложность которого отнюдь не исчерпывается этой статьёй! — разрешения не получил. И никакие статьи его не разрешат. Максимум, что возможно – это показать сложность и многоплановость ситуации. Ингушетия – она разная, в ней есть и те, кто открыто выходят на митинг, не сидят в засаде и не стреляют по солдатам и милиционерам. Но лишить людей возможности открытого протеста — и это относится не только к Ингушетии – это сознательно подтолкнуть их… Куда?
Автор — член правления общества «Мемориал»
