1988 год стал переломным в истории «перестройки». М. С. Горбачев написал, что тогда «мы пришли к пониманию того, что надо не улучшать, а реформировать систему». Казалось бы, предприятиям было предоставлено больше экономической самостоятельности, разрешена кооперативная и индивидуальная деятельность, реорганизован управленческий аппарат, введены договорные цены. Но ожидаемого результата не последовало. Почему? Горбачев и его сторонники объясняли причину этого отсутствием политических реформ и засильем бюрократии. 

В ночь на 26 апреля 1986 года произошла авария на Чернобыльской атомной электростанции, которая оборвала или изуродовала жизнь сотен тысяч людей. Но главное – она продемонстрировала порочность режима секретности, когда дело касается жизни людей. Об угрозе здоровью население узнало через несколько дней после аварии. В тугой узел аппаратных интриг сплелись молчание Политбюро, попытки приуменьшить масштабы аварии и ведомственный испуг тех, кто отвечал за конструкцию и эксплуатацию реактора.

М. С. Горбачев и реформаторы из его окружения осознавали пороки советской экономической системы. В своих мемуарах они писали о том, что в ЦК КПСС поступало много докладов отраслевых и межотраслевых институтов, авторы которых предлагали децентрализацию управленческой модели. Но на первых порах команда Горбачева попыталась использовать привычные административные рычаги под лозунгом «ускорения». В конце 1985 года для повышения эффективности использования машинного парка началась кампания по аттестации рабочих мест, переводу предприятий на трехсменную рабочую неделю.

Особую экономическую сферу в СССР составлял военно-промышленный комплекс (ВПК), который включал тысячи заводов, конструкторских бюро, научно-исследовательских институтов. Там концентрировалось все лучшее. Политбюро не жалело денег на закупку для них самого современного оборудования. В институтах и КБ за счет высокой зарплаты и приоритетного снабжения удавалось реализовать высокотехнологичные проекты в сфере вооружений.

Чтобы в нашей стране стал возможен мирный переход к рынку, частной собственности, политическому плюрализму, нужна была инициатива сверху. Такая инициатива была проявлена. Крушение социалистической системы, основанной на страхе перед репрессиями, произошло благодаря начатой М. С. Горбачевым политике гласности и демократизации. В процессе горбачевской «перестройки» многие россияне почувствовали вкус к свободе, у них появилась надежда на то, что и на своей земле можно жить не хуже, чем в Европе.

В конце 1950-х — начале 1960-х годов отчетливо обозначился спад темпов экономического развития СССР. Замедлился рост национального дохода, за 1961–1965 годы он вырос лишь на 5,7% — намного меньше, чем в предыдущую пятилетку. Этого было явно недостаточно для решения обостряющихся социально-экономических проблем. По официальной статистике за счет роста производительности труда было получено 62% прироста промышленной продукции, а 38% — за счет быстро возраставшей численности работников... Экономисты вели поиски новой хозяйственной модели с начала 1960-х годов, когда обнаружились первые признаки снижения темпов экономического роста. Необходимость перемен ощущало и советское руководство.

В 1970–1980-е годы нараставшее отставание СССР от стран с рыночной экономикой переросло в системный кризис, обостривший социальные проблемы. В начале брежневского правления жизненный уровень хотя и медленно, но повышался. Сутью своеобразного молчаливого «соглашения» между брежневским режимом и населением стала ориентация общества на потребительские стандарты. «Нефтяные» деньги, заменив ресурсы, поступавшие из традиционного сектора, позволили несколько приблизить уровень жизни в СССР к уровню жизни в развитых капиталистических странах. 

Советская власть опиралась на эффективную систему государственной безопасности, исправно служившую политическому руководству страны. Все большевистские руководители, начиная с Ленина, считали политические репрессии правомерным и эффективным элементом политики. Наибольшего могущества органы госбезопасности достигли при Сталине. «Вождь народов» и его ближайшее окружение широко использовали аппарат госбезопасности в политических целях. Сталин сам инициировал массовые репрессии 1930-х годов, вникал во все их детали.

Геннадий Бурбулис всегда был для меня загадкой. Даже познакомившись с ним лично, я не мог понять, каким образом этого мягкого, тихого и погруженного в себя человека судьба на пару лет вознесла на невероятную высоту российской политики. Да-да, здесь нет преувеличений. Был момент, когда он оказался вторым человеком в государственной иерархии. И именно он соединил политическую власть Ельцина с реформаторским потенциалом Гайдара. Без Бурбулиса реформы начала 1990-х выглядели бы иначе, и, полагаю, общество заплатило бы за них большую цену.

Геннадий Бурбулис пришел в политику, как и многие другие демократы, из организованного им дискуссионного клуба. Отличие было в том, что клуб находился в тогдашнем Свердловске, в котором главным героем был Борис Ельцин. И на правах земляка доцент философии Бурбулис вошел в ближний круг Ельцина, которому тогда нужен был политический менеджер без собственных больших амбиций (которые были тогда и у Юрия Афанасьева, и у Гавриила Попова).