К середине 1987 года экономические и политические преобразования затронули интересы разных социальных групп. Началось реальное размежевание. Спорили на работе и дома – выбирали будущее страны. Активно создавались различные неформальные объединения и организации, их число измерялось сотнями. В республиках движения стали выдвигать лозунги национального самоопределения. В подавляющей массе это был естественный, здоровый демократический процесс, который отражал широкий спектр настроений – от поддержки курса Горбачева до полного его отрицания.

Не остались в стороне и рядовые члены КПСС, и партийно-бюрократический аппарат. На словах все выступали «за перестройку», но понимали ее по-разному. На практике проходило расслоение партийно-хозяйственной номенклатуры в соответствии с ценностными установками ее конкретных представителей.

Консервативная часть номенклатуры не видела для себя перспектив в условиях рынка, поэтому приватизация ее не привлекала. Эти люди предпочитали получать стабильный высокий оклад партийного или государственного чиновника, иметь льготы и привилегии. Они сопротивлялись реформам и впоследствии составили костяк КПРФ.

«Красные директора» жаждали перевести предприятия в свою собственность и, пусть нестройно, поддерживали Горбачева, создававшего условия для номенклатурной приватизации. Они видели себя владельцами концернов и фирм, форсировали первичное накопление капитала, на пленумах ЦК КПСС голосовали за реформы и в дальнейшем стали постсоветской буржуазией. Союзные законы об аренде, о кооперативах, союзный закон о приватизации доказывают, что Горбачев понимал их интересы и вполне успешно с ними сотрудничал.

Были и убежденные поклонники коммунистического мифа, полагавшие, что всех людей можно силой заставить работать на общее благо, уравнять в имущественном положении, вытравить инстинкт частной собственности. Они были уверены, что можно остановить развал социалистической плановой экономики, что она в состоянии конкурировать с рыночной. Эти люди впоследствии сплотились в «Трудовой России».

Интересно отметить, что в то время в среде сторонников реформ стало модно причислять себя к «социал-демократам» в европейском понимании этого термина. Была образована «Социал-демократическая ассоциация России», идейными социал-демократами называли себя многие коммунисты – сторонники реформ. Мода на социал-демократию была связана, с одной стороны, с нежеланием отказываться от привлекательного социалистического лозунга равенства имущественного положения, с другой – со стремлением двигаться к рынку, к конкуренции. Разумеется, ничего общего с западной социал-демократией такие политические настроения не имели.

Россияне мало что знали о реальной политике европейских социал-демократов. Тем, кто причислял себя к социал-демократам, было невдомек, что в Швеции доля частной собственности в промышленности самая высокая в Европе, а по показателям имущественного расслоения эта страна не уступает другим западным государствам. Что шведские социал-демократы не национализировали частные предприятия, не считая нужным, по выражению шведского министра финансов, «сворачивать шею курице, несущей золотые яйца». Их заслуга – в создании эффективных институтов государственной поддержки в условиях рынка систем социального обеспечения и переподготовки кадров, здравоохранения.

С позиций нынешних знаний о ценностях и установках российского общества намерение преобразовать КПСС в партию социал-демократического толка было утопией. Менталитеты шведских социал-демократов и членов КПСС слишком различались. Шведы не обожествляли государство, не исповедовали государственный патернализм, им было чуждо наше средневековое слияние власти и собственности. Государство у них ассоциировалось не с привычным всевластием бюрократии, а с защитой гражданских прав и свобод, обеспечением законности и правопорядка. Разделение властей, независимый суд, огромная роль парламента и органов местного самоуправления были для них данностью. Чтобы схожие ценности сформировались у россиян, потребуется не одно десятилетие демократического развития нашего общества.

Справедливо предполагая, что большинство партийной номенклатуры будет сопротивляться задуманным реформам, М. С. Горбачев сделал ставку на ту часть советской интеллигенции, которая демонстрировала приверженность либеральным идеям, на те слои общества, которым импонировала критика бюрократии, коррупции, взяточничества.

На страницах печати, на телевидении и радио стали раскрывать «белые пятна» истории, массовый террор и произвол сталинского времени. Критически анализировалась жизнь на рубеже 1970–1980-х годов, названных в публицистике периодом «застоя». Стало больше информации о текущих событиях в стране, что обеспечивало Горбачеву поддержку населения, исключало «кулуарный», тихий переворот, на который могли решиться противники реформ.

Однако ключевой была не столько переоценка прошлого, сколько выбор позитивного периода в этом прошлом, чтобы обосновать курс на реформы. Таким, по мнению Горбачева и его окружения, был НЭП, когда под контролем государства действовал рынок, развивались кооперативы, частное предпринимательство, предоставлялись концессии зарубежным фирмам. Очертив круг возможной критики сталинским и брежневским периодами советской истории, Горбачев призвал уделять внимание трудам Н. И. Бухарина и экономистов 1920-х годов А. В. Чаянова и Н. Д. Кондратьева.

В середине июля 1987 года М. С. Горбачев пригласил к себе секретарей ЦК и ознакомил их с материалами созданной при Н. С. Хрущеве комиссии Н. М. Шверника по расследованию политических судебных процессов 1930-х годов. Расследование было закончено в 1962 году, выводы представлены в ЦК. Хрущев информировал о них членов тогдашнего Президиума ЦК, но дальнейшего хода им не дал. По предложению Горбачева была создана Комиссия по реабилитации жертв политических репрессий 1930–1950-х годов под руководством М. С. Соломенцева, а после его ухода на пенсию А. Н. Яковлева. Деятельность комиссии имела большое политическое значение, так как публичная десталинизация означала разрыв с той политической системой, которая существовала в СССР с 1930-х годов.

В докладе, посвященном 70-летию Октябрьской революции (1987 год), М. С. Горбачев поставил задачу «придать больше социализма всем властным институтам». Этот доклад и в основном обвинительная полемика в прессе повлияли на расстановку сил в Политбюро и ЦК КПСС, на настроения рядовых коммунистов и широких масс. Наметился раскол общества в оценке социализма. Если сталинский социализм – это искажение ленинских и марксистских идей, то что же строилось после Сталина? Ведь его ниспровержение оставалось лишь волюнтаристской выходкой сумасбродного Н. С. Хрущева.

А. Н. Яковлев полагал, что критику сталинизма нужно довести до конца и таким образом «очистить» социализм от несвойственных ему черт. Но как быть с Великой Отечественной войной, ведь Сталин в сознании советских людей ее выиграл? Продолжая эту мысль, член Политбюро Е. К. Лигачев настаивал, что победа была бы невозможна без строек первых пятилеток, без индустриализации. Но тогда как обойти вопросы о «цене» индустриализации, о губительной для крестьянства коллективизации 1930-х годов, о голоде и массовых репрессиях?

Переосмысление собственной истории для лидеров КПСС было важным актом идейного оформления реформ. На первом этапе реформ сторонники Горбачева обратились к лозунгам Октябрьской революции, к поздним работам В. И. Ленина, к НЭПу. С политической точки зрения апелляция к идеям Ленина тогда была полезна, так как ставила политику Горбачева в контекст национальной и партийной истории. В упомянутом докладе Горбачев сверял взгляд на проводимые реформы именно с Октябрем как идеологическим ориентиром возможных перемен.

Но в публицистике, в популярных массовых изданиях эти темы подавались по-новому – происходила десакрализация большевиков-ленинцев. Так, «Огонек», журнал с миллионным тиражом, рассчитанный на советского обывателя, в 1986 году очередную годовщину Октября освещал, используя редкие и малоизвестные факты, непарадно представлявшие героев революции. Не хрестоматийно, а в духе ревизионистских интерпретаций были представлены Ленин и его соратники в пьесах М. Н. Шатрова, которые публиковались в журнале «Новый мир» и ставились в «Ленкоме».

После XIX партийной конференции произошел глубокий идеологический переворот в общественном сознании. Осенью 1988 года в журнале «Наука и жизнь», популярном в среде технической интеллигенции и молодежи, была опубликована статья доктора философских наук А. С. Ципко «Истоки сталинизма», который обосновывал представление о Сталине как продолжателе «дела Ленина». Особое значение имел тот факт, что автор был консультантом Международного отдела ЦК КПСС, поэтому многие расценили статью как «задание» Горбачева.

Подобными публикациями было положено начало полному отрицанию советского исторического опыта. В 1998 году дальнейшее развенчание Октября и Ленина приобрело тотальный характер. В конце 1990 года журнал «Огонек» опубликовал последние ленинские тексты под общим заголовком «Политическое завещание Ленина», включив в него 8 писем и статей конца 1922 – начала 1923 года, в которых Октябрь предстал перед читателями в виде человеческой трагедии. Ленинизм в глазах массового читателя был окончательно дискредитирован.