Казалось бы, что российским властям до кубинских коммунистов? Вроде, братья Кастро уже давно нам не братья. Вероятно, в префектуре Центрального административного округа Москвы поначалу думали также. Поэтому наше уведомление о намерении провести 7 апреля с 7 до 8 вечера пикет напротив кубинского посольства в Москве было принято без проблем. Пикет – в защиту кубинских политических заключенных и голодающего с 25 февраля мужественного кубинского диссидента Гиллермо Фариньяса.

Мы – Катя Воробьева, Татьяна Монахова и я  – не знали, сколько придет народу, и решили уведомить власти о пикете на 40 человек около домов с 61-го по 65-й по улице Большая Ордынка. Префектура, вероятно, лучше нас зная о количестве пикетирующих, сообщила, что около дома № 63, что прямо напротив кубинского посольства, собраться может не больше 10 человек – чтоб не мешать пешеходам и автотранспорту. Таким способом зам. префекта Л.К. Моисеенко изящно указал нам на подходящее, с точки зрения префектуры Центрального округа, место для пикета и количество пикетирующих. По большому счету, мне было начхать на мнение префектуры, поскольку основной закон требует уведомлять власти о намерении провести уличную акцию, а не получать от них на это согласие. Ну, дали, так дали.

Накануне пикета, после того как мы анонсировали акцию в СМИ, где-то наверху что-то щелкнуло и зашевелилось. Кто-то вдруг осознал пагубное воздействие нашего безобидного пикета на добросердечные российско-кубинские отношения.

6 апреля вечером мне позвонили из префектуры и с неподражаемым сожалением в голосе сообщили, что на Ордынке прорвало водопроводную трубу и потому пикет придется перенести. Я сообщил, что не придется, у нас на руках есть их согласование, так что поезд ушел. На том конце провода очень сокрушались.

Утром я поехал на Большую Ордынку посмотреть на аварию. Приехал вовремя – только что  подъехали несколько грузовиков «Мосводоканала», работяги сгружали штакетник и огораживали тротуар напротив посольства. Эвакуаторы грузили припаркованные у тротуара автомобили. Машины отчаянно вопили и звали своих хозяев. Рядом стояло несколько милицейских машин,  суетились высокие чины милиции и ухоженные люди в штатском. Потом, под наблюдением всей этой команды, работяги открыли люк колодца на проезжей части, засунули внутрь огромную красную бандуру, напоминающую ствол брандспойта, повертели им, отчего на мостовую полилась вода. Люк закрыли, но вода, разумеется, продолжала поступать, заливая дорогу. Затем они начали устранять аварию. Я понял, что ремонт продлиться ровно до 20 часов, и уехал.

Днем опять звонили из префектуры и умоляли перенести пикет. Я долго упирался, но потом согласился перенести. Женщина на другом конце провода облегченно вздохнула и преждевременно обрадовалась. Я согласился перенести пикет, но не во времени, а в пространстве – от дома № 63 к дому № 61. Мадам из префектуры обескураженно замолчала. Затем несколько неуверенно предположила, что и там тоже все будет занято аварийными работами. «Но где-то они все-таки остановятся, не по всей же Большой Ордынке будут вестись работы именно в этот день и в этот час?» – вопрошал я. «Не знаю,  – отвечала мне бедная женщина, – я только исполнитель, а знает – начальство».

Пикет для меня оказался короче любого телефонного разговора с префектурой. Тротуар около дома № 63 был надежно огорожен щитами «Мосводоканала» — новой правоохранительной структурой Москвы. Едва мы подошли к дому № 61, где нас ждало уже десятка два наших сторонников, и попытались развернуть плакаты на русском и испанском языках в защиту кубинских политзаключенных, как к нам подскочили бойцы в камуфляже, милиционеры в форме и командиры в штатском. Не было задано ни одного вопроса; никто не спрашивал у нас документов и не показывал своих; нам не предлагали убраться или объяснить, чего мы здесь торчим. Нас просто подхватили под руки и поволокли в милицейский микроавтобус.

В автобусе оказалось пятеро участников пикета – бывший советский политзэк Андрей Миронов, саентолог Азгар Ишкильдин, портосовка Надежда Чедаева, демсоюзовец Евгений Фрумкин и я, безработный журналист. Забрали еще некоего молодого человека, который снимал происходящее на видеокамеру, но в автобусе наотрез отказался представиться и сообщить, для кого он работает.

Пикет, между тем, продолжился силами одиночных участников, держащих портреты Фариньяса. В палисаднике кубинского посольства, за массивной металлической оградой, собрались сотрудники дипломатической миссии и их российские гости, совместно отмечающие какой-то свой коммунячий праздник. Говорят, они от радости прыгали как обезьяны в вольере, кричали оскорбления в адрес «американских наймитов» и даже время от времени выбирались из вольера, чтобы наброситься на пикетчиков. Милиция их осаживала.

В ОВД «Замоскворечье», что на Пятницкой, нас продержали три часа с небольшим, составив протоколы об административных нарушениях: всем – нарушение правил проведения уличных акций, а мне, как одному из организаторов, – неповиновение законным требованиям милиции. Всем было велено явиться на следующее утро к мировому судье для разбирательства. Явились. В суде никто ничего не знал, дела из милиции не поступали. Россия…

И все-таки интересно: кто именно отдал приказ отменить пикет? Чей именно язык так преданно и нежно лизнул братский кастровский сапог?

Фотография РИА Новости