Почему война?
“Хорошо, что война так ужасна, иначе
мы любили бы её слишком сильно”
Генерал Роберт Ли
Новый договор по СНВ, подписанный в начале апреля президентами России и США в Праге, вновь оживил (сколь робкие, столь и наивные) надежды на долговременное сотрудничество ядерных сверхдержав в целях достижения всеобщего мира и предотвращения глобальных войн и разного рода, как принято выражаться, конфликтов низкой интенсивности.
Подобные периоды в истории (особенно в её самом гибельном XX веке) человечество переживало не единожды. Однако всякий раз попытки установления устойчивого и продолжительного мира между странами и народами заканчивались привычным и таким предсказуемым его, мира, концом.
«Перезагрузочный» договор очень кстати совпал с майскими торжествами в честь юбилея Победы союзников во Второй мировой, чтобы дать удобный повод для более глубокого разговора о причинах фатальной привязанности человеческой природы к войне. Причем прошедшие десятилетия, отделяющие нас от завершения самого чудовищного по масштабам жертв конфликта, актуальности и остроты темы самоуничтожительной природы homo sapiens не только не снимают, а, пожалуй, добавляют.
Загадка предрасположенности человека к насилию и войне занимала на протяжении столетий самые значительные умы — от Геродота до Спенсера, от Клаузевица до Эйнштейна. Самые существенные выводы сделали те из них, кто объяснял поразительную воинственность природы homo sapiens изначальной непредусмотрительностью Великого Конструктора, поторопившегося наделить человеческую модель при её собирании не только животными инстинктами, но и эволюционным разумом.
Не выдержали испытания временем различные, в частности спенсерианские, теории (Бокля, Эмерсона и других пророков прекращения войн), утверждавшие, что всемирная свободная торговля приведет к экономической специализации и, следовательно, взаимозависимости различных стран, которые таким образом лишатся тяги воевать друг с другом. Впрочем, сюда же примыкают и идеи автора «конца истории» Фукуямы, так последовательно опровергнутые событиями последних десятилетий прошлого века, которые доказали иллюзорность безальтернативного либерального будущего, исключающего конфликты. Мир продолжает корчиться в поиске выхода своим патологическим инстинктам. Война не только не отступает, вопреки социальному и общественному прогрессу, а скорее наоборот — ищет способа использовать научно-технические достижения для совершенствования своего инструментария.
Артур Кестлер в нашумевшем эссе «Человек — ошибка эволюции» (1969), ссылаясь на психологические исследования доктора Мак-Лина, полагал, что «природа наделила человека тремя мозгами, которые, несмотря на полнейшее несходство, должны совместно функционировать и быть в постоянном контакте друг с другом. Древнейший из этих мозгов по сути своей — мозг пресмыкающегося. Второй достался ему от млекопитающих, а третий — достижение высших млекопитающих, именно он сделал человека человеком». Далее Кестлер пишет: «Мозг пресмыкающегося и мозг простейшего млекопитающего образуют так называемую вегетативную нервную систему, которую мы будем называть старым мозгом, в противоположность неокортексу — чисто человеческому «мыслительному аппарату», куда входят участки, ведающие языком (речью), а также абстрактным и символическим мышлением… Неокортекс человекообразных развился в последние полмиллиона лет, начиная с середины четвертичного периода, он развился со скоростью взрыва, насколько нам известно, беспримерного в истории эволюции. Однако взрывы не ведут к гармоническим последствиям».
Результатом этого явилось то, что новые участки мозга не сжились как следует с другими, более старыми, и такой эволюционный промах создал широкий простор для всевозможных конфликтов. Кестлер утверждал, что эволюция схалтурила, «недовинтив какие-то гайки между неокортексом и мозжечком». В результате нашему биологическому виду вполне присуща своего рода шизофрения, которая и порождает в существенной степени противоречия между животным (инстинктивным) и человеческим (разумным). Этой дихотомии мы, во многом, обязаны несоответствием между нашим эмоциональным и интеллектуальным поведением.
Животные, несмотря на вовлеченность в «пищевую цепочку», не уничтожают особей своего вида (в отличие от людей). Действительно, в животном мире соперничество и конфликты внутри одного биологического вида имеют место, что выражается в ритуальных поединках или символически угрожающем поведении, но случаи убийства очень редки. Обычно такие конфликты за самок и территорию кончаются бегством или сдачей и подчинением более слабого соперника.
В этом смысле давно и заслуженно отвергнут довод об агрессивности как исключительно животном свойстве человеческой природы, порождающей войны. Даже самая примитивная из войн — сложный, хорошо продуманный и тщательно организованный акт человеческого разума и воображения, где агрессивность часто является необходимым, но далеко не самым важным компонентом. В крупномасштабных военных конфликтах факторы подготовки и организации, очевидно, превалируют над спонтанной яростью, роль агрессивности в них ничтожно мала. Чтобы выиграть в войне, руководители должны направить агрессивность солдат на поля сражений, но сражения — отнюдь не вся война. Тем более теперь, в современных войнах, по преимуществу технологических, когда воюющие стороны находятся далеко друг от друга.
Было бы неверным, однако, считать, что воинственная природа человека объясняется только лишь его эволюционным несовершенством. По-видимому, человек представляет собой вполне законченную конструкцию и допущенный дефект при его создании может оказаться изначальной программной установкой. Ежесекундное присутствие смерти («инстинкт смерти» по Фрейду) понуждает человека к «приручению», «одомашниванию» идеи смерти и к достижению этого жутким, но единственно возможным для себя способом — убийством себе подобных и в пределе самоуничтожением. Человек смертен, и дабы соответствовать этому фатальному предназначению, homo sapiens действует по внутренней эволюционной программе «всеобщего конца» ради реализации тотальной своей природы. Казалось бы, логично полагать, что самоуничтожение и есть эволюционный замысел о человеке и финальный (или, если хотите, божественный) акт конца мира.
В свете сказанного оценка нынешней мировой проблематики с ядерным нераспространением выглядит куда более безнадежно. Даже неизбежная бомбардировка иранских центрифуг в Натанзе мало что способна изменить в глобальном смысле. Нераспространение и, тем более, всеобщее ядерное разоружение — труднодостижимая и весьма, кстати сказать, примитивная цель. Условия для такой ядерной демилитаризации отсутствуют в принципе, поскольку это требовало бы универсальных ценностей да и изменения человеческой природы. Скорее, наоборот, мир предельно расположен к обладанию атомным оружием.
Война — это все же не болезнь, подлежащая лечению. Куда более справедливо, что она является частью человеческого существа и порождается самой нашей природой, а не какими-то особыми историческими, общественными и социальными обстоятельствами. Как религия и секс, война является естественной реакцией на человеческие страхи, надежды и желания. Войны неизбежны, и потому для преодоления их частоты и угрожающих масштабов следовало бы стремиться не к разоружению и установлению неосуществимого контроля над милитаристскими поползновениями трайбалистских, неофундаменталистских и националистических режимов, а к совершенствованию оружия уничтожения, способного как раз предотвратить разрастание угрозы.
Невозможно себе представить, несмотря на весь миролюбивый пафос президента Обамы, чтобы США подвергли себя реальной опасности извне, согласившись на всеобщее ядерное разоружение. Многим государственным и общественным институтам, особенно в странах с политической демократией, трудно развиваться без наличия опасного противника. Подобный вакуум зачастую способствует военному ослаблению страны. В США, к примеру, после Первой мировой войны произошло совершенно катастрофическое по своим масштабам разоружение. Всё потому, что в странах с рыночной экономикой и свободным обществом публичное объявление себя победителем ведет к неизбежному сокращению оборонных ассигнований, с чем связано и снижение уровня боеспособности армии. В Америке сделали соответствующие выводы, и потому, как когда-то НАТО не торопилось объявлять себя победителем в холодной войне с СССР, так и теперь подписание нового Договора по СНВ неслучайно совпало с объявлением о проведении успешных испытаний Пентагоном орбитального самолета Х-37В. Последний факт, вкупе с продолжением реализации программы ПРО в Восточной Европе, наводит на мысль о неизменности планов Вашингтона в деле обеспечения собственной безопасности и глобального доминирования.
Кестлер с его нейрофизиологической гипотезой, как, впрочем, и многие его предшественники, и современники — исследователи природы человеческой эволюции, не могли определенно предвидеть неслыханных «машинных» достижений века XXI. Манипулирование человеческим геномом и в целом продолжение опытов с клеточным материалом дают надежду на изменение гибельного кода homo sapiens, так расположенного к самоистреблению. Воздействие на клетки головного мозга человека (как далеко ученые готовы зайти в таких исследованиях?) способны устранить дефект неокортекса и несколько оттянуть запрограммированный час «Х» до «большого взрыва». Но… разумеется, только оттянуть.