20 лет назад, 16 мая 1990 года, впервые после разгона Всероссийского Учредительного собрания большевиками 19 января 1918 года, собрался демократически избранный на многопартийной основе парламент. Несмотря на неуклюжую конструкцию — Съезд и двухпалатный Верховный Совет, — по своей структуре, объему полномочий и настрою большинства депутатов он, за всю послеоктябрьскую историю России, имел наибольшие признаки полноценного парламента. Тогда Россия была парламентской республикой, поскольку главой государства был не президент, а спикер.  

Это событие стало одной из кульминационных точек российской демократической революции. Парламент, воспринимаемый как высший орган власти, остановил реакцию в марте 1991 года, когда в центр столицы были введены войска, и в августе 1991-го. То, что сторонники демократических реформ опирались на парламент, помогло ненасильственному и эволюционному характеру изменений в 1990-1991 годах. Но парламент, избранный во время революционного подъема, быстро «устаревает». Поэтому уже весной 1992 года надо было провести новые парламентские выборы, или, как предлагало движение «Демократическая Россия», выборы в учредительное собрание. Ведь все сочли естественным, что избранный в обстановке правового хаоса и горячке кризиса осени 1993 года парламент имел полномочия лишь на два года. Хотя во вновь созданной Госдуме было очень много ярких и сильных депутатов, наверное, с профессиональной точки зрения, это был лучший состав парламента России.

 

Демократический парламент — икона гражданского общества

 

Разложение гражданского общества немедленно сказывается на парламенте. Дальше включается механизм обратной связи: чем ниже престиж парламента, тем грязнее в нем нравы (отклонить дельный законопроект другой фракции, а затем, после стилистической правки, предложить его как свой — это уже в порядке вещей), тем ниже уровень кадров, набиваемых в списки…     

Да, 20 лет назад не было столь развитого гражданского общества, но это компенсировалось мощным эмоциональным подъемом, надеждами, уверенностью в востребованности талантов. Убежден, что новый общественный подъем, новый порыв к демократии и верховенству права вернет веру в парламентаризм и новый, вновь честно и свободно избранный парламент России, не только станет снова «местом для дискуссий», но и окажется центром политической жизни.

 

1989-1990 годы советское общество тоже встретило разложенным застоем, разочарованным провалами «верхушечной перестройки», расколотым сверху донизу идеологическими спорами. Из этой социальной магмы стали выделяться протопартии. Но этот путь общественной самоорганизации оказался тупиковым. Реальными массовыми организациями стали широкие объединения гражданских активистов, выросшие вокруг множества групп, основанных на защите или отстаивании достаточно частных тем или в поддержку конкретных кандидатов на выборах на Съезд СССР. Очень многое дала поддержка прессы, которая тогда — по-разному, разумеется — выступала за демократические реформы.

С весны 1988 года появилась такая форма широкого коалиционного в своей основе объединения, как «Народные фронты». В республиках консолидирующим признаком был национальный антиимперский фактор, к нему уже добавлялись проблемы экологи, защита памятников культуры, память о репрессиях, борьба с коррупцией и бюрократий. В России уникальным центром общественной кристаллизации служили такие новые формы гражданской активности, как клубы избирателей. Из разобщенного, казалось, безнадежно разложенного и развращенного коммунистическим тоталитаризмом социума, с его всепроникающими страхом и ложью, стало стремительно вырастать гражданское общество. Потом произошло объединение кандидатов демократической ориентации и их групп поддержки в коалицию «Демократическая Россия», ставшую победителем на февральских выборах 1990 года.

 

Сейчас общественно-государственное устройство быстро превращается в партийно-правительственное. Вновь важную политическую роль стало играть правительство, опирающееся на парламентское большинство. Именно партия-победитель получила право выдвигать кандидатов на пост глав субъектов Федерации. Общенациональные выборы стали только сугубо «списочными», та же тенденция на региональном и местном уровне. Единственным конституционным источником власти по сути оказалась партия, список которой на выборах получил большинство (или ему так записали).

Критической стала поправка в Конституцию об увеличении срока полномочий для депутатов и президента России на год. Это принципиальная мера: наша практика показывает, что как раз за пять лет доминирования в парламенте правящая партия успевает завершить превращение в «партию власти» — не контролируемого обществом политического монополиста. Точно так же за шесть лет президент успевает аппаратными методами создать свою собственную партию.

Мне не нравится система доминирования сугубо списочно-партийных выборов. Это и в странах с сильными демократическими традициями ведет к бюрократизации и политической коррупции, а уж у нас…

 

В 1989-90 годах Россия прошла через горнило настоящей публичной политической борьбы, демократы умели сами объединять вокруг себя коалиции гражданских и политических сил. Так воспитывались настоящие лидеры гражданского общества. А система партийных выборов, напротив, формирует тип политика-клерка, послушной и безликой детали партийной машины. Да, сильный демагог или влиятельный магнат могут одолеть на выборах, используя и недостойные приемы. Но в мажоритарной системе их удел — одно место. Никакие «паровозы», втаскивающие вереницы представителей новой политической номенклатуры, в такой ситуации невозможны.

Хотелось бы, когда в нашу страну вернутся реально конкурентные свободные выборы, чтобы они проходили преимущественно по мажоритарному принципу, а общественным организациям было возращено право на выдвижение кандидатов и на участие в выборах.

 

 Автор - член Координационного Совета Движения «Демократическая Россия (1991-2003), руководитель Информационно-аналитической службы ООД «За права человека»