Непотопляемый Муртаза Рахимов, бессменный лидер Башкортостана аж с 1993 года, объявил, что собирается покинуть свой пост и начинает обсуждать с центром вопрос о том, кто же будет его преемником. Разговоры о скором уходе Рахимова ведутся уже давно, однако до сих пор ему удавалось усидеть на месте, несмотря на то, что и он неоднократно позволял себе довольно жесткую критику в адрес федерального центра, и центр неоднократно бывал Рахимовым недоволен. На вопросы о том, почему смещение Рахимова стало возможным и вообще о политике центра по отношению к регионам и региональным лидерам-тяжеловесам «Ежедневному журналу» отвечает эксперт Московского центра Карнеги Николай Петров.

Николай Владимирович, как вы оцениваете нынешние перспективы губернаторов-тяжеловесов?

Думаю, что дни и Муртазы Губайдулловича, и, наверное, Юрия Михайловича как двух последних могикан очевидно сочтены. Что касается Башкирии, то мы наблюдаем заключительный этап этого действа: стороны уже получают то, до чего каждая смогла додавить и доторговаться. Именно так можно рассматривать и отъезд Урала Рахимова, сына президента республики, и отказ его от мандата депутата. Смена власти, по-видимому, произойдет вот-вот, и очевидно, что по другой модели, чем в соседнем Татарстане: это будет не компромисс и тем более не выдвижение фигуры из окружения Муртазы Рахимова, а наоборот, выбор кандидата Кремлем, при этом, я думаю, Кремль будет подбирать кандидата довольно внимательно и осторожно, чтобы не вызвать острой негативной реакции. Москва по отношению ко всем республикам ведет себя осторожно, а здесь тем более. Можно ожидать, что Кремлем вместо Рахимова будет предложен кто-то из нынешних московских башкир, чьи фамилии в разных прогнозах уже давно фигурируют.

Какая кандидатура, на ваш взгляд, вероятнее всего?

Я бы не особенно спекулировал по поводу конкретных имен. Мне кажется важным, что здесь, так же, как и в случае с Москвой, очевидно, что следующий лидер будет гораздо менее весомым и менее политической фигурой. Будет ли это бывший глава администрации Радий Хабиров, которого давно прочили на это место и против которого Рахимов предпринимал довольно активные действия, или кто-то из выходцев из республики, но не имевших никогда отношения к политическому режиму Рахимова, сейчас сказать трудно и, в общем, это не так важно. В любом случае, это будет фигура скорее всего со стороны и скорее всего гораздо более технико-управленческая, чем политическая. Выбор довольно большой, потому что и Башкирия крупный регион, и этнических башкир много за пределами республики.

Почему так по-разному сложилась ситуация в Татарстане и в Башкортостане: Минтимер Шаймиев фактически сам передал власть преемнику, а у Рахимова этого не получилось?

Шаймиев всегда был первопроходцем. Рахимов отчасти с ним конкурировал, отчасти следовал его примеру, но у Шаймиева это всегда выходило гораздо более изящно и в конечном счете эффективно — в силу, может быть, и личных качеств, и того, что у Шаймиева гораздо более весомый политический опыт (все-таки он был вторым секретарем обкома, а Рахимов был директором завода, в этом смысле Шаймиев — представитель другой школы). Шаймиев действовал, как мне кажется, более гибко и осторожно. Но и Рахимову надо отдать должное. После скандального первого тура выборов президента республики в 2003 году отряд, присланный из Москвы, арестовал в типографии незаконный тираж бюллетеней (тогда, кстати, главой рахимовской администрации был Хабиров): такое вмешательство понадобилось, поскольку внутри республики никто, в том числе и в управлении ФСБ, не мог обеспечить появление относительно автономных фигур, которые выполняли бы волю Москвы против воли президента Рахимова. С тех прошло много лет, и Рахимову удалось не только переломить ситуацию и добиться переизбрания, пойдя на какие-то уступки, но и стать подходящим кандидатом для переназначения в дальнейшем. Отказываясь то от одного, то от другого актива — иногда реально, а иногда лишь делая вид, что отказывается, а потом передумывая, — он смог продлить свою политическую жизнь на долгие годы. В этом смысле Рахимов — умелый человек и хороший политик. Наверно, он действовал более лобовыми методами, чем Шаймиев, но в целом эти методы оказались успешными, и Шаймиева он в политическом плане, по крайней мере, на несколько месяцев пережил.

Если уход Рахимова уже очевиден, то на чем строятся предположения, что и Лужкову осталось недолго?

Можно посмотреть на портретную галерею уходящих губернаторов и увидеть, что тех, кого еще год назад мы называли в числе дюжины тяжеловесов, которые находятся у власти начиная с 1990 года, а то и раньше, теперь, после ухода Эдуарда Росселя (Свердловская область), Александра Филипенко (Ханты-Мансийский автономный округ), Минтимера Шаймиева, практически не осталось, Рахимов и Лужков последние. В меньшей степени такой фигурой является губернатор Томской области Виктор Кресс. Мы видим, что за последний год разными методами — кнутом или пряником, отстранением от власти или назначением на пост полпреда — Кремль добился смены последних представителей старого ельцинского политического поколения региональных лидеров.

Чем можно объяснить, что это происходит именно сейчас? Почему Владимир Путин в бытность свою президентом все-таки ориентировался на них, а теперь, видимо, было решено от них избавляться?

Я думаю, не может быть иллюзий относительно того, что у Путина, который пришел к власти, фактически противостоя губернаторской фронде, возглавляемой Лужковым, Шаймиевым, Рахимовым и рядом других менее крупных губернаторов, были какие-то теплые чувства в отношении этих людей. Но политика — это искусство возможного, и люди, которые выстроили такие персоналистские политические режимы в своих регионах, в известной степени могли, как защитники крепости, отбивать все наскоки. Можно увидеть, как мало фигур, лояльных старым тяжеловесам вроде Рахимова, среди региональных чиновников удалось за эти долгие годы заменить на фигуры, лояльные федеральным министрам и Кремлю. Например, только в прошлом году сменили одиозного Рафаэля Диваева, министра внутренних дел Башкортостана — думаю, Кремль был бы счастлив заменить его моментально, но возможностей не было. К тому же раз в четыре года у нас проходят выборы, и уже за год перед выборами никто не будет рисковать заменой лидеров в крупных регионов, откуда очень большое количество голосов и где нынешние губернаторы способны обеспечить нужный Кремлю результат. Поэтому окно возможностей для замены лидеров обычно не очень велико. К этому можно добавить проблемы федерального центра, для которого регионы и их  лидеры — не единственная забота. Можно добавить и активную политическую игру самих лидеров. И даже если легко создать коалицию за снятие того же Лужкова, то очень сложно добиться согласия в вопросе о назначении замены — снять готовы все политические силы, а когда доходит до того, что кто-то из них хочет своего человека поставить на это место, остальные блокируют кандидатуру. Так что в силу целого ряда причин снять лидера не получается так уж быстро. Плюс к этому во всех этих регионах лидеры создали персональные политические машины, так что просто так убрать Лужкова пять лет назад и поставить на его место любого другого человека означало даже не риск, а реальную утрату влияния на гигантский столичный мегалополис и потерю управляемости и контроля за финансовыми потоками. Как в Газпроме: чтобы заменить Рема Вяхирева, надо было исподволь и довольно долго искать и понимать, как все устроено и куда что спрятано, чтобы все это можно было не утерять. Москва и Башкирия — очень закрытые политические системы, где возможность федерального центра исподволь готовить замену очень сильно ограничена.

Что же произошло за этот год?

Принципиально ничего, если не считать того, что из-под тяжеловесов постепенно убирали ножки от стульев, на которых они сидели. В первую очередь речь идет об активах. Борьба за башкирский нефтехимический комплекс идет уже много лет, и постепенно контроль за ним переходил из рук клана Рахимовых в другие руки. То же и в Москве, в Татарстане немного иначе. Сейчас длинная, многолетняя операция по замене власти в Башкортостане подходит к концу. Сказать, что можно было то же самое сделать раньше, нельзя. Есть последовательность действий, как в шахматной партии.

Это значит, что скорее можно говорить о нескольких разных историях взаимоотношений каждого конкретного региона с центром, которые развивались и пришли к логическому завершению примерно одновременно?

Параллельность этих историй в том, что для того, чтобы заменять такого мощного и сильного лидера, надо обладать достаточно консолидированной мощью в центре: Кремль к этому пришел, и началось постепенное выдавливание этих лидеров, началась позиционная игра, ставкой в которой было не столько сохранение места, сколько условие ухода — что остается в руках и кто будет наследником. По этому поводу и происходили самые большие баталии.

Таким образом, получается, что в Чечне сейчас совсем иная ситуация? Здесь, наоборот, Кремль держит человека, который ведет свою собственную игру и опирается на своих собственных людей?

Действительно, ситуация с Чечней другая. Чечня всегда занимала особое положение. Мне кажется, это история, в которой Путин стал заложником своих политических тактических целей. Перед выборами 2004 года, когда надо было продемонстрировать всем, насколько успешной была политика Путина по умиротворению, им был сделан выбор и ставка на Ахмата Кадырова, а дальше, шаг за шагом, Путин все больше превращался в заложника этого выбора. Стабильность и контроль над регионом, который Кремль получает, имея в Чечне Кадырова-младшего, это очень персоналистский рецепт: если Кадырова из этой картинки убрать, все моментально изменится. Это стабильность, основанная не на институтах, а на персональной договоренности, которая кончается, когда кто-то из этих двух партнеров или решается изменить игру, или выбывает из нее в силу других причин. Ситуация тяжелая, и сейчас мы видим чеченизацию Кавказа: те рецепты и тот способ решения проблем, который был опробован на Чечне, все больше прилагается ко всему Кавказу. Если в 2003 году Путину надо было продемонстрировать, что в Чечне все более или менее решено, то теперь, перед играми в Сочи, ему надо демонстрировать, что на Кавказе все стабильно и подконтрольно. Ради этого он готов развязать руки Кадырову и разрешить ему обеспечить это любыми способами. Я имею в виду не тиражирование режима Кадырова в других кавказских республиках, а ту власть, которую он получает вне Чечни. Может быть, в силу молодости и активности Кадырова динамика взаимоотношений между ним и центром складывается абсолютно в его пользу в отличие от того, что мы видели много лет назад во взаимоотношениях центра с остальными хозяевами региональных политических машин.

Беседовал Григорий Дурново