Пожары, охватившие центральную Россию, стали политическим событием. Власть демонстрирует, что делает все для борьбы с бедствием – на переднем крае оказался лично Владимир Путин. Оппозиция разоблачает власть, указывая, что Лесной кодекс, ослабивший пожарную охрану лесов, был принят несколько лет назад, как раз в путинское президентство. Так что на «лихие 90-е» списать эту историю не удается.

На первый взгляд, оппозиция получила в свои руки мощное оружие, которое можно использовать в политической борьбе. На самом деле, все обстоит по-иному. Менталитет россиян не такой, как у западной аудитории, которая, впрочем, не меньше, чем российская, не любит начальство и подозревает его в стремлении утаить правду (последний по времени пример – фантасмагорический фильм Романа Полански «Призрак»). Но на Западе гражданин, становящийся время от времени избирателем, может проголосовать за оппозицию, «наказав» власть и не поставив под удар политическую стабильность. При этом оппозицию также не идеализируют (тем более что обычно она сама раньше была властью), но считают, что ее наличие не позволяет власти слишком зарваться.

В России общество не испытывает иллюзий по поводу эффективности государственной власти, но при этом боится, что начальство уйдет и бросит его на произвол судьбы. Оппозиции, которая смогла бы завтра прийти к власти и сформировать кабинет министров, способный более-менее эффективно управлять страной, нет и не предвидится (в 90-е годы прототип такого правительства был у коммунистов; сейчас «старая гвардия» ушла, а у новой возможности далеко не те). В общем, власть есть власть, оппозиция есть оппозиция. Более того, если оппозиционный (или близкий к оппозиции) кандидат становится главой местного самоуправления – там, где выборных мэров еще не заменили лояльными сити-менеджерами – то он уже вскоре интегрируется в систему власти; даже если речь идет о системной оппозиции. Только коммунисты успели обрадоваться, что поддержанный ими кандидат стал мэром Иркутска, как новый градоправитель начал быстрый дрейф в сторону «Единой России», что должно обеспечить ему более весомые позиции в местной элите. Если общественный активист может позволить себе быть нонконформистом, своего рода «белой вороной», то мэру это противопоказано.

Поэтому никаких претензий к высшей власти в нынешней пожарной истории (как и в других подобных случаях) общество не проявляет, равно как и к политической системе в целом. Напротив, оно с удовольствием наблюдает за энергичным премьером, демонстрирующим, что начальство не спит. Парадоксальным является одно занятное обстоятельство – если на Западе, как отмечалось выше, ограничителем для власти является оппозиция, то в России – сама власть, только высшая. Если нельзя сменить власть в целом, то можно удовлетвориться разносом в адрес чиновников или даже показательными отставками. Поэтому Дмитрий Медведев не только демонстративно уволил нескольких военно-морских начальников, у которых сгорела подмосковная база, но и объявил взыскания двум главным адмиралам. Напомним, что в прошлом году, после взрывов на военных складах в Ульяновске, также были смещены высокопоставленные начальники. А Путин только что потребовал уйти в отставку от проворонивших пожары глав муниципалитетов. Наказание «плохих бояр» является национальной традицией со времен государя Иоанна Васильевича, который, если судить по фольклору, воспринимался как суровый, но справедливый правитель, несмотря на многочисленность совершенных им преступлений.

Безальтернативность власти – один из ее мощнейших ресурсов. Бесконечен ли он и достаточен для обеспечения стабильности? Для ответа на этот вопрос можно вспомнить последний период советской истории, когда популистское движение, слившись со значительно более слабым либеральным сообществом, в считанные годы сокрушило конституционно закрепившую свою безальтернативность КПСС. В этот период все аргументы типа «не тронь – рухнет» перестали работать. Дело в том, что, наряду с отсутствием альтернатив, власть располагает еще одним ресурсом – социальным контрактом с обществом, обеспечением хотя бы частичной экономической стабильности в обмен на политическую лояльность. Пожар, разумеется, не может быть фактором, способствующим пересмотру контакта – ведь им не стало даже такое значительно более масштабное событие, как кризис. Однако сама возможность разрыва контракта свидетельствует о том, что российская политическая система менее устойчива, чем демократия, предусматривающая чередование у власти различных политических сил. Причем гром может ударить в самый неожиданный момент – точно так же, как нежданными стали в нынешнем году летние пожары.

Автор — первый вице-президент Центра политических технологий

 

Фотографии  РИА Новости