Девяносто лет назад,  в августе 1920 года, в сражении под Варшавой сошлись советские войска под предводительством будущего маршала Михаила Тухачевского и польские под командованием маршала Юзефа Пилсудского. Эту кровопролитную битву на Висле Красная армия проиграла. (По данным польской стороны, ее потери составили 4,5 тысяч убитыми, 22 тысячи ранеными, потери же русских — около 25 тысяч убитыми и ранеными.)  Благодаря этому Польша отстояла свою независимость, а Советы распрощались с идеей мировой революции.

Для поляков это очень значимое событие. Они сравнивают его с Грюнвальдским сражением и в честь своей победы 15 августа празднуют День Войска Польского. Для России, казалось бы, это всего лишь эпизод тех насыщенных историческими событиями лет. Однако после того, как Россия официально признала ответственность за гибель польских офицеров в Катынском лесу, события, последовавшие за поражением на Висле, приобрели в нашей стране неожиданную остроту и  актуальность.

В последнее время смерть от невыносимых условий содержания пленных тухачевцев (и не только их) стали сравнивать и связывать с Катынью. Вот уже и Владимир Путин в минувшем апреле, по случаю годовщины  Катынской трагедии 1940 года, «предположил», что это месть Сталина за погибших в плену красноармейцев Тухачевского. Эта точка зрения про «историческое возмездие», которая в устах некоторых превращается в «историческую справедливость», хорошо известна. Точка зрения сомнительная: мало того, что в это трудно поверить (едва ли Сталина всерьез волновали страдания пленных красноармейцев и он жаждал за них отомстить), в ней есть настойчивое стремление перевести стрелки на «чужое преступление» и вольно или невольно если не оправдать, то притушить «свое».

И катынский расстрел, и гибель тухачевцев в польском плену — преступления. Их не надо сравнивать, сопоставлять и прикрывать одно другим. Гибель пленных красноармейцев не оправдывает расстрел польских офицеров. Оба преступления, как говорят юристы, не объединены в одно дело. 

За каждым преступлением стоят конкретные преступники, понесшие и не понесшие наказание. И если в Польше, как пытаются утверждать некоторые, действительно не дана еще в должной мере правовая и моральная оценка событиям 1919-1921 годов — это дело совести поляков. Дело нашей совести — Катынь 1940-го.

Я не буду останавливаться на вопросе, кто первым начал войну — мотивы были и у тех, и у других. Не буду разбирать ошибки Тухачевского, несогласованность командования в Красной Армии, негативную роль Сталина, блокировавшего и саботировавшего распоряжения Тухачевского и Каменева о скорейшем включении в военные действия армий генерала Егорова и Первой Конной Буденного.

Любителям военно-политической истории могу лишь посоветовать прочитать в серии «Великие битвы и сражения» книгу Леха Вышчельского «Варшава-1920», в серии ЖЗЛ — «Пилсудского» Геннадия Матвеева и «Тухачевского» Бориса Соколова, а также «Войну и мир Михаила Тухачевского» Юлии Кантор.     

Нас же волнуют пленные. А следовательно, в первую очередь цифры – сколько их было и сколько, на самом деле, погибло. Данные долгое время сильно разнились. В пресловутом школьном учебнике Филиппова  называлась «объективная» цифра — 60-65 тысяч погибших.

Пожалуй, самое время сослаться на официальные и документально подтвержденные данные, существующие в печатном виде с 2004 года. Именно тогда на  основе двустороннего российско-польского соглашения от 4 декабря 2000 года вышла книга «Красноармейцы в польском плену в 1919-1922 гг. Сб. документов и материалов». Том подготовлен Федеральным архивным агентством России, Российским государственным военным архивом, Государственным архивом Российской федерации, Российским государственным архивом социально-экономической истории и польской Генеральной дирекцией государственных архивов. Это первый совместный труд российских и польских историков и архивистов, посвященный судьбе красноармейцев, попавших в польский плен 85 лет назад. Со стороны Польши авторами труда стали профессоры Збигнев Карпус и Вальдемар Резмер, с российской — историк Геннадий Матвеев.

Впервые достигнуто согласие исследователей в отношении числа погибших в польских лагерях красноармейцев — умерших от эпидемий, голода и тяжелых условий содержания. По мнению российской стороны, в плену умерло 18-20 тысяч красноармейцев (12-15% от общей численности попавших в плен). Польская сторона считает, что за весь трехлетний период пребывания в Польше (февраль 1919-го — октябрь 1921-го) в польском плену умерло не более 16-18 тысяч российских военнопленных, в том числе около 8 тысяч в лагере Стшалкове, до 2 тысяч в Тухоли и около 6-8 тысяч в других лагерях. Но главное, что, по общему мнению, «утверждение, что их умерло больше — 60, 80 или 100 тысяч, не находит подтверждения в документации, хранящейся в польских и российских гражданских и военных архивах».

По данным Тухачевского, которые он привел в написанной после Гражданской войны брошюре «Поражение на Висле», в боях за Варшаву 40 тысячам красноармейцев противостояли 70 тысяч поляков. Пилсудский, тут же ответивший своему оппоненту книгой «1920 год» (командующие войсками не прекращали «воевать» теперь уже  на бумаге), опровергает это численное превосходство: по его мнению, у Советов было 130-150 тысяч бойцов, а у Польши — 120-180. То есть силы были примерны равны. Эти цифры кажутся более точными, и становится понятным, откуда взялась  польская цифра общего количества пленных — 70-80 тысяч тухачевцев, сдавшихся под Варшавой, и еще 40 тысяч интернированных из Восточной Пруссии, куда пробились остатки разбитых советских армий, не имея возможности отступать на восток. (Объективности ради отметим, что российские историки считают, что пленных было еще больше.)  

Положение советских пленных в польских лагерях было ниже всякой критики: постоянное недоедание, отсутствие медицинского контроля, издевательства, побои, даже отдельные расстрелы. Ситуация усугублялась эпидемиями, бушевавшими в Польше в разгар войны и разрухи. В документах упоминаются сыпной тиф, дизентерия, испанка (грипп), брюшной тиф, холера, натуральная оспа, чесотка, дифтерия, скарлатина, менингит, малярия, венерические заболевания, туберкулез. В первом полугодии 1919 года в самой  Польше было зарегистрировано 122 тысячи заболеваний сыпным тифом, в том числе около 10 тысяч со смертельным исходом. С июля 1919 по июль 1920 года только в польской армии было зафиксировано около 40 тысяч случаев болезни.

И именно лагеря военнопленных зачастую были их очагами и потенциальными рассадниками. В конце августа 1919 года в распоряжении министерства военных дел Польши отмечалось, что «неоднократная отправка пленных вглубь страны без соблюдения самых элементарных требований санитарии привела к заражению почти всех лагерей пленных инфекционными болезнями».

Вот всего лишь одна цитата из доклада уполномоченных Международного комитета Красного Креста о посещении в октябре 1919 года лагерей в Брест-Литовске в присутствии врача французской военной миссии. Численность размещенных в четырех лагерях в Брестской крепости военнопленных составляла на тот период 3861 человек:

«От караульных помещений, так же как и от бывших конюшен, в которых размещены военнопленные, исходит тошнотворный запах. Пленные зябко жмутся вокруг импровизированной печки, где горят несколько поленьев, — единственный способ обогрева. Ночью, укрываясь от первых холодов, они тесными рядами укладываются группами по 300 человек в плохо освещенных и плохо проветриваемых бараках, на досках, без матрасов и одеял. Пленные большей частью одеты в лохмотья...»

Другое свидетельство — из докладной записки начальника санитарного департамента министерства военных дел Польши при посещении лагеря в Белостоке (декабрь 1919 года):

«В лагере на каждом шагу грязь, неопрятность, которые невозможно описать, запущенность и человеческая нужда, взывающие к небесам о возмездии. Перед дверями бараков кучи человеческих испражнений, больные до такой степени ослаблены, что не могут дойти до отхожих мест... Сами бараки переполнены, среди „здоровых” полно больных. По моему мнению, среди 1400 пленных здоровых просто нет. Прикрытые только тряпьем, они жмутся друг к другу, согреваясь взаимно. Смрад от дизентерийных больных и пораженных гангреной, опухших от голода ног. В бараке, который должны были как раз освободить, лежали среди других больных двое особенно тяжелобольных в собственном кале, сочащемся через верхние портки, у них уже не было сил, чтобы подняться, чтобы перелечь на сухое место на нарах...».

Надо заметить, что после того как международным организациям и журналистам стало известно о жутком положении военнопленных, польская сторона все же приняла кое-какие меры. Были отстранены и арестованы наиболее одиозные стражи, обвиненные в массовых преступлениях в отношении заключенных, капитан Вагнер и поручик Малиновский. Правда, были ли они преданы суду «за превышение служебных полномочий», имеющиеся в распоряжении российские и польские источники не сообщают. Плюс ко всему военный министр Сосновский отдал распоряжение об улучшении рациона и медицинского обслуживания в лагерях, что, возможно, сохранило жизни многих сотен пленных.  

По подписанному 24 февраля 1921 года соглашению о репатриации между РСФСР и УССР, с одной стороны, и Польшей — с другой, в Россию с марта по ноябрь 1921 года вернулись 75 699 красноармейцев — согласно приведенным в сборнике подробным справкам мобилизационного управления Штаба РККА. По данным же профессора Карпуса, это число составило 66 762 человек, включая 965 пленных, отправленных домой в начале 1922 года, — поначалу они были оставлены в Польше как гарантия того, что российская сторона вернет польских пленных.

Остальные — практически еще столько же — были частично распропагандированы и воевали на польской стороне, точнее, на стороне поддерживаемого Польшей Петлюры, боровшегося за незалежность Украины. Кто-то просто бежал…   

К слову, в советский плен тоже попало немало поляков — более 44 тысяч солдат. В Польшу же в результате акции обмена военнопленными возвратилось только около 26,5 тыс. человек, то есть половина остались в Советской России. Возможно, их тоже разагитировали, возможно, были  иные причины их невозвращения на Родину. Это еще только предстоит выяснить.

По состоянию на 1997 год в Польше имелось 13 мест захоронений красноармейцев, погибших во время советско-польской войны и умерших позже в плену. В этих братских могилах погребены 12 035 человек. Как отмечают Карпус и Резмер, «умершие в лагерях хоронились на расположенных поблизости отдельных кладбищах. В течение всего межвоенного периода (то есть до 1939 года — А.Б.) они находились под опекой польских военных и гражданских властей. Кладбища были огорожены, приведены в порядок, на них установили скромные памятники и кресты».

Я, честно говоря, не знаю, занимают ли кого-нибудь в России могилы наших солдат времен гражданской войны в Польше. Но я точно не припомню, чтобы до того, как встал вопрос о признании нашей вины за Катынь, кто-то активно поднимал вопрос о преступлениях в концлагерях Польши в 20-е годы.

Пленные тухачевцы оказались сегодня не более чем разменной монетой, джокером  в руках политических шулеров. Судьба погибших волнует этих «правдолюбцев» так же, как и миллионы наших сограждан, погибших в сталинских лагерях, сгинувших и не похороненных на полях Великой Отечественной  войны. К ним можно присовокупить всех, кто пострадал и страдает в государстве, которому нет дела до своих граждан — только престиж власти, величие страны и мошна лояльных чиновников.

Фотографии РИА Новости и с сайта www.polskifilm.ru