Я не большой любитель жанра комментария комментариев. Я не являюсь ньюсмейкером в деле Сутягина. Сутягин является, а я не являюсь. Я не понимаю, почему ньюсмейкеру Сутягину, вместо того чтобы длинно комментировать Латынину, не ответить на два элементарных вопроса.

Первое. Привести доказательства существования фирмы Alternative Futures и Нади Локк с Шоном Киддом.

Второе. Ответить на вопрос, где он был с 9 июля, когда его обменяли, до 9 августа, когда в The New Times появилось его первое после освобождения интервью Зое Световой. И подать в суд на The Guardian, которая 11 июля написала, что он в это время вместе со Скрипалем «проходит дебрифинг в секретном месте недалеко от Лондона».

Ситуация абсурдна. Почему в течение 11 лет люди с непосредственным доступ к событиям не могут привести доказательств реальности Alternative Futures и физического существования Нади Локк и Шона Кидда — ни адресов, ни телефонов, ни интервью с Локк и Киддом, ни рассказов их друзей, ни отзывов клиентов и экспертов об Alternative Futures, а на любую просьбу сделать это дают ответ «Ты — агент кровавой гэбни». Почему человек, про которого The Guardian пишет, что он находился на дебрифинге, не может назвать адрес отеля, где он все это время жил?

Игорь Сутягин рассказал, как он, раскавычив, цитировал в своих аналитических докладах детектив Корецкого «Основная операция». Это подтверждает мое представление о том, что он нанес России не больше ущерба, чем «десятка клоунов» нанесла Америке.

К сожалению, это опровергает утверждения его адвокатов о том, что «гениальный аналитик» и «выдающийся ученый-физик» Сутягин делал лишь «обзоры прессы по открытым источникам». Когда человек в аналитическом докладе пересказывает детектив, это можно назвать как угодно — интеллектуальное мошенничество, попытку впарить заказчику фуфло под видом эксклюзивной аналитики, — но это точно не является «обзором прессы по открытым источникам», особенно сделанным «гениальным аналитиком».

Я допустила непростительную фактическую ошибку, не заметив, что в августе, после затянувшегося месячного молчания, Сутягин дал интервью не только российским СМИ, но и The Guardian, и The New York Times. Однако эта ошибка мой тезис не только не меняет, а лишь подчеркивает.

Игорь Сутягин так озабочен своим имиджем, что 7 июля 2010 года, за два дня до обмена, его адвокат Анна Ставицкая приходит на «Эхо Москвы», чтобы сообщить, что он не шпион и что для него «просто невозможно жить с такой мыслью». Через месяц после обмена он снова начинает давать интервью, пользуясь любой возможностью засветиться в прессе. Но почему он тогда молчит весь месяц после обмена? Моя гипотеза заключается в том, что он молчал, потому что находился на дебрифинге.

Еще один момент. 8 июля 2010 года,  на следующий день после заявления Анны Ставицкой на «Эхе Москвы», что Сутягина могут поменять на десятерых клоунов, Марка Тонера, представителя Белого дома, журналисты спросили на брифинге: «Считают ли США Сутягина шпионом или отрицают, что он шпион?»

Ответ Тонера: «Мы отрицаем, что он шпион».

А на следующий день, 9 июля, на таком же брифинге, когда стало известно, что на 10 шпионов меняют не только Игоря Сутягина, но и еще троих шпионов, Марку Тонеру задали такой же вопрос: «Марк, вчера ты сказал, что Сутягин не шпион. Теперь, я правильно понимаю, что остальные трое… какова позиция США по ним? Они работали на разведку? США признают, что они агенты?»

Ответ Тонера: «Мы это не признаем».

То есть мое утверждение, что администрация Белого дома никак не выделяет Сутягина из «четырех хороших, обменянных на десять неважнецких», остается верным.