Нападение на здание парламента Чечни – это еще одна атака с участием смертников после отмены режима контртеррористической операции в апреле 2009 года. Между тем, победные реляции Кадырова и силовиков, видимо, скоро станут единственным ответом на вопрос, почему боевики продолжают проводить такие операции, а спецслужбы реагируют на них лишь постфактум.

На прошлой неделе Комитет Госдумы по безопасности рекомендовал принять во втором чтении поправки к закону о гостайне, предложенные ФСБ.

СМИ и правозащитники долго бились, чтобы выкинуть из законопроекта пункт о секретности сведений о проведенных террористическим атаках. В конце концов, им это удалось, хотя, согласно уже принятым законам, журналист настолько ограничен в сборе информации по терактам (запрет на работу в зоне контртеррористической операции, запрет на цитирование террористов), что единственным источником информации для него остаются люди в самих спецслужбах, официально и неофициально контактирующие с прессой. При этом возможностей независимо проверить предоставленную ими информацию уже практически не осталось.

В то же время пункт, имеющий отношение к распределению денег, — сведения о финансировании антитеррористической деятельности — комитет Госдумы по безопасности поддержал и оставил без изменений.

Между тем аргументация ФСБ за внесение этого пункта в закон о гостайне была не просто слабой — она не соответствовала действительности. В ФСБ утверждали, что эта строчка им понадобилась из-за ведомственной инструкции о выплатах за сведения, позволившие предотвратить теракты, которые и хотят засекретить. Однако любые сведения о характере сотрудничества с агентами и так являются секретными согласно закону «Об оперативно-розыскной деятельности» (статья 12 «Защита сведений об органах, осуществляющих оперативно-розыскную деятельность»).

Очевидно, настоящая цель нового пункта в законе — получить возможность засекречивать любые данные о финансовых потоках, которые идут из бюджета на борьбу с терроризмом. То есть не позволить лицам, не имеющим доступ к государственной тайне (журналистам, экспертному сообществу и депутатам), оценивать, как российские спецслужбы тратят деньги на борьбу с терроризмом.

Вот обычный аргумент государства в этом случае: «не прописан доступ к гостайне лиц, работающих на выборных должностях. Это касается и депутатов. Контролировать такую деятельность должны люди, которые не нанесут вреда» (из ответа главы комитета по безопасности ГД Владимира Васильева на вопрос, почему в России нет парламентского контроля над спецслужбами).

Между тем, когда мы говорим о финансировании борьбы с террором, речь идет не только о покупке секретного оружия и техники для спецподразделений, выплатах агентам и т.п. В России антитерроризм, пусть и в меньшей степени, чем в США, но тоже превращается в индустрию.

Например, в 2008 году Николай Патрушев, будучи еще главой Национального антитеррористического комитета, утвердил Комплексный план борьбы с идеологией терроризма (действует до 2012 года), который включает в себя, в том числе, проведение информационно-пропагандистских мероприятий, причем не только в России, но и за рубежом (вряд ли случайно в качестве одного из исполнителей фигурирует СВР), производство фильмов, создание сайтов, проведение конкурсов на лучшие произведения по антитеррористической тематике, международных конференций и фестивалей и даже выпуск художественной литературы в рамках целевой программы «Культура России».

По этим программам уже работают пиарщики, продюсеры, писатели, сценаристы и т.п. Мне почему-то кажется, что оценить эффективность таких программ в состоянии и эксперты без допуска к гостайне.

Например, очень хотелось бы услышать мнение специалистов об указании «разработать и внедрить в практику работы специализированных медицинских учреждений комплексные психофизиологические методики выявлений групп риска («склонность к террористической деятельности») в целях установления конкретных лиц для проведения адресных профилактических мероприятий» (пункт из Комплексного плана, должен быть реализован до 1 января 2012 года).

Любопытно, какими методиками решили воспользоваться — Ломброзо или чуть посовременней — евгеники, например?

Особенно интересно было бы узнать, какие средства уже потрачены на разработку и внедрение подобных методик.

Также любопытно, что СМИ и правозащитное сообщество почти не обратили внимания на эту строчку в законопроекте. Видимо, проблема в том, что в нашей стране никогда не предпринимались попытки поставить под общественный контроль затраты государства на силовой блок. Это статус-кво, и странно возмущаться тем, что у нас отобрали право, которым никогда не пытались воспользоваться.

Фотография РИА Новости