Решено. 400-метровая башня «Охта-центра» не будет возвышаться над Петербургом. Российское гражданское общество и ЮНЕСКО могут чувствовать себя победителями. Но градостроительное решение имеет свои основания, далеко выходящие за урбанистические рамки, – речь идет о вопросах не только политических, но и, шире, ментальных.

Элиту города на Неве можно условно разделить на две части – петербуржцы и ленинградцы. Для первых Питер – это, прежде всего, самый европейский из российских городов, культурная столица, город Пушкина и «серебряного века», императорских балов и декаданса. Петр для них – правитель, прорубивший окно в Европу, модернизатор и реформатор. Для вторых Ленинград – город-герой и труженик, мощный промышленный центр (хотя они, разумеется, и не отрицают необходимости реставрации памятников архитектуры). Петр для ленинградца, скорее, военный вождь, победитель шведов (как Александр Невский одолел ливонских рыцарей, а Кутузов – французов). Различно и восприятие значимых в истории города событий и явлений. Петербуржец, например, задумается, увидев шемякинского Петра (хотя и далеко не всегда одобрит), ленинградец сразу же возмутится «карикатурой» на вождя. Характерно, что инициатива установить мемориальную доску бывшему ленинградскому первому секретарю Романову, внесшему немалый вклад в развитие городского ВПК и жилищное строительство, столкнулась с резким эмоциональным неприятием гуманитарной интеллигенции. Она прекрасно помнит его презрительное отношение к «питерскому» духу, гонения на деятелей петербургской культуры.

В начале 90-х годов в городе восторжествовали петербуржцы – на фоне дискредитации «ленинградской» идеи, как и всего, связанного с советской традицией. Еще за несколько лет до краха СССР мобилизующим фактором для них была защита исторической гостиницы «Англетер» от сноса – тогда петербуржцы показали способность к сплоченным действиям. Хотя в данном конкретном случае и не добились успеха, но ленинградская власть потерпела сильнейшее моральное поражение. В 90 году город возглавил профессор Собчак, инициировавший важнейший символический акт, – возвращение Петербургу его имени. Характерно, впрочем, что «человеком номер два» в его команде был Путин, человек с ярко выраженным «ленинградским» менталитетом (однако это неудивительно – петербургский профессор нуждался в опоре на прагматичного и жесткого управленца, пусть и с совершенно иным мышлением). В 96 году в условиях разочарования в демократах-петербуржцах, ленинградцы взяли реванш, и с тех пор именно они находятся у руля «Северной столицы», вне зависимости от политических перипетий. «Охта-центр» — ярко выраженный «ленинградский» технократический проект, появление которого стало возможно в условиях, когда у власти возникло ощущение, что мнением общества можно пренебречь.

История с «Охта-центром» показала ограниченность возможностей ленинградцев. Очень важно, что у петербуржцев сохранился моральный капитал, нравственный авторитет, наиболее известные из них (Пиотровский, Басилашвили, Шевчук – при всем индивидуальном их различии) остались лидерами общественного мнения. Не случайно, что даже строители «Охта-центра», почувствовав угрозу своему проекту, обратились за помощью к отдельным фигурам с «петербургской» репутацией – в поддержку проекта выступили Гергиев и Боярский. Но уже на Стругацком сторонники небоскреба «споткнулись» – он решительно дезавуировал приписывавшиеся ему слова.

В борьбе вокруг «Охта-центра» петербуржцы смогли получить поддержку горожан. По данным опроса ВЦИОМ, проведенного в октябре прошлого года, каждый второй житель Петербурга не одобрял строительство и лишь 23% относились к нему положительно. На жителей слабо действовали уверения в том, что строительство небоскреба и сопутствовавших ему объектов даст импульс развитию периферийного района Петербурга. Разгадка проста – даже далекие от архитектуры люди воспринимали «Охта-центр» как вызывающий символ нефтегазового благополучия, которое к тому же приближается к своему концу (об этом говорят уже не только участники экспертных тусовок, но и «простые люди»). В условиях отсталой медицины, деградирующей системы ЖКХ и растущих цен даже многих людей «ленинградского» типа было невозможно убедить в целесообразности строительства небоскреба. Гигантский строительный проект оказался уязвим не только с культурной, но и с моральной точки зрения.

Характерно, что Владимир Путин, которого многие считали сторонником строительства «Охта-центра», так и не взял на себя ответственность за это имиджево невыигрышное начинание. Даже на знаменитой майской встрече с деятелями культуры, после диалога с Шевчуком, отвечая уже на вопрос Басилашвили, он лишь привел аргументы в поддержку «Охта-центра», но не солидаризировался с ними. В то же время Дмитрий Медведев вначале осторожно, а затем все более активно выражал свое неприятие строительства. И не только потому, что по менталитету он скорее петербуржец. Для Медведева важно выстраивать отношения с обществом, демонстрировать свою самостоятельность, способность принимать собственные решения по общественно значимым вопросам. Хотя официально от строительства центра на Охте отказалась Валентина Матвиенко (в течение долгого времени – активная сторонница проекта), нет оснований сомневаться в том, что реальное решение было принято в Кремле.

Решение о переносе строительства «Охта-центра» – победа не только петербуржцев, но и гражданского общества в целом. Появилось ощущение, что в противостоянии с амбициозными, но сомнительными (с точки зрения культуры, экологии и др.) проектами можно добиться успеха, что стена равнодушия, которую пытались пробить общественники, не столь крепка. Интересна в связи с этим вчерашняя информация о том, что новые московские власти отказались от идеи строительства в пределах столицы новых мусоросжигательных заводов и высказались за постепенный демонтаж уже существующих – напомним, что этого давно добивались экологи. Предаваться эйфории не стоит, чтобы не было тяжелых разочарований. Например, еще более известная проблема Химкинского леса может быть уже в ближайшее время решена не в пользу общественников (там дело с вырубкой деревьев для трассы зашло слишком далеко). Но важнее другое – появились «окна возможностей», которые можно использовать, причем еще на этапе подготовки проектов, когда еще остается возможность обратного хода.

Автор — первый вице-президент Центра политических технологий

Фотография РИА Новости