Ельцин не был бы Ельциным, если бы смену тысячелетий, к которому долго готовилось все человечество, не использовал в своих целях. Своей досрочной отставкой и своей исторической речью 31 декабря 1999 г. он собственноручно и единолично перевернул страницу истории. Только Ельцин мог создать такой прецедент: впервые в истории России глава государства по собственной воле досрочно ушел в отставку, попросив прощения у сограждан за свои ошибки.

Символический момент смены четырех цифр в номере года, тем не менее, был для политических процессов в России формальной точкой, значимость которой придала только отставка Ельцина. До этого конец 1999 года ознаменовался, во-первых, началом второй чеченской войны. Усталость общества и элит от революции, вернувшееся в связи с этим ощущение ценности государства и надежды на его усиление определили изменение отношения к военным действия в Чечне. Значительное влияние оказали, конечно, и террористические акты в Москве. В результате противники войны оказались в меньшинстве, а политик, который становился военным лидером в этой войне, был обречен на популярность.

Во-вторых, пост председателя правительства занял Путин, которого Ельцин публично представил в качестве своего преемника. Одновременно президент впервые передал премьеру контроль за силовыми структурами при проведении операций в Чечне. Премьер тут же обозначил себя в публичной сфере как решительного военного лидера, яркие, хотя и не всегда корректные высказывания только способствовали росту его популярности. На это же работал контраст по отношению к Ельцину: молодой, энергичный, юрист, свободно говорит по-немецки, да и по-русски весьма живо, ведет здоровый образ жизни. Из малоизвестного чиновника, отмеченного ельцинским благословлением, над которым смеялись в элитах, Путин быстро превратился в самого популярного политика страны.

Путинская популярность, наряду со специфическими пропагандистскими усилиями, впервые в новейшей истории России привела к победе «партию власти». Именно взлет популярности Путина и победа «Единства» на парламентских выборах подтолкнули президента России к решению о досрочной отставке.

В результате с самого начала 2000 года маячила перспектива досрочных президентских выборов с заранее обозначенным победителем, чья победа большинством ожидалась с оптимизмом. Другие в этом были уверены. Неслучайно еще до марта 2000 г. началась работа над программой будущего президентства в Центре стратегических разработок. Параллельно шли неформальные обсуждения стратегии будущего президентства. И то, и другое формировало генетические коды будущего политического режима.

Начнем со второй позиции. Идеология (стратегия) будущего президентства неформально и непублично формулировалась, говоря коротко, следующим образом: «Либеральный рывок в условиях временного ограничения демократии». Более или менее можно понять первую половину этой формулы: была общая убежденность в том, что без совершенствования механизмов рыночной экономики надежного и качественного роста не будет.

Вторая половина формулы появилась как следствие убеждения, широко распространенного среди либералов: «Мы знаем, что надо делать. Главное, чтобы нам не мешали». Этот тезис был тесно связан с уверенностью в том, что наличие влиятельной оппозиции в парламенте является главным препятствием реформ. Сегодняшний взгляд, отстраненный от горячки политической борьбы, вооруженный возможностью сравнения парламента второй половины 90-х годов и нынешнего «парламента», позволяет убедиться в том, что это убеждение не совсем точно.

Бесспорно, что некоторые важные законопроекты не удалось провести в 90-е годы из-за сопротивления коммунистов. Самые яркие примеры — Земельный кодекс и реформа ЖКХ. Но в то же время в 90-е годы было принято великое множество законов, заложивших основы современных правовых, политических и экономических институтов. Это комплекс законов о судебной системе, Гражданский кодекс, комплекс законов в экономической сфере. В противовес этому конституционный закон «О Правительстве», абсолютно реакционный и консервирующий все текущие дефекты исполнительной власти, был предложен реформистским правительством и спокойно принят Думой. С другой стороны, взяв под полный контроль парламент, президентская власть в нулевых годах так и не смогла осуществить кардинальные социальные реформы. И препятствием стали не законодатели, а сама президентская власть, оказавшаяся в рабстве у своего рейтинга.

Я, как и мои друзья-коллеги по работе в Кремле, хорошо помним реплику президента Ельцина в отношении Путина, произнесенную 1 февраля 2003 года, когда мы были у него с поздравлениями по случаю дня рождения. На наш вопрос, как он оценивает работу преемника, он ответил так: «Я не боялся разменивать свой рейтинг на непопулярные реформы. А этот боится. Слабый». Но это так, к слову.

Вернусь к роли оппозиции. Ее наличие в Думе, как теперь стало ясно, имело одну несомненную пользу: высокое качество законов. Это неизбежно, когда парламент является местом для дискуссий и когда критика оппонентов побуждает делать законы более обоснованными и техническими проработанными. В 2000-х годах качество законов упало катастрофически. В этом несложно убедиться, сопоставив число поправок, которые принимались тогда и сейчас к вновь принятым законам. Жесткая критика президентом Путиным законов, которые он сам же и вносил и за которые послушно голосовала Дума (пример — закон, регулирующий миграцию), лишний раз доказывала недостатки подготовительной работы.

Напомню, что в 2000 г. с той же целью установления контроля над принятием законов был «реформирован» Совет Федерации. До того верхняя палата, в которой заседали обладающие собственной легитимностью руководители регионов, была надежным фильтром инициатив нижней палаты. Например, если Дума принимала популистские законопроекты, то Совет Федерации их тормозил, поскольку там понимали, что расплачиваться за нереализуемость таких законов придется руководству регионов. Но в 2000 г. эти руководители послушно проголосовали за собственное изгнание. На их место пришли покупатели теплых мест (стоимость места в Совете Федерации составляла в начале тысячелетия скромную сумму примерно в два миллиона долларов[1]), а также послушные отставники, в том числе такие, чье послушание было обусловлено отказом от уголовного преследования как гарантии послушания. В результате существование Совета Федерации потеряло свой конституционный смысл, что также сказалось на качестве законов.

Итак, ограничение политической конкуренции и уничтожение разделения властей (исполнительная власть по сути подмяла под себя законодательную) не являлись необходимыми условиями либерального рывка.

Теперь обратимся к первой заповеди, которая легла в основу путинского режима. Она стала очевидна мгновенно, как только началась разработка программ будущего президентства. Экспертам, приглашавшимся к участию в разработках, организаторы творческого процесса говорили «Только не надо ничего усложнять!».

Этот энергичный призыв стал следствием общего убеждения новой элиты, афористично выраженного Путиным еще в качестве кандидата в президенты: «А жизнь на самом деле очень простая штука!». Типичное заблуждение людей интеллектуально обделенных или, в лучшем случае, ленивых и необратимо искореженных профессиональной деформацией, часто вызываемой пребыванием в жестких иерархических структурах вроде армии или спецслужб. Им чуждо знание известных истин, например, такой: «Сложность системы управления должна соответствовать сложности объекта управления». Они предпочитают действовать иначе — насильственно упрощать объект управления.

Собственно, именно этому был посвящен весь двухтысячный год. Страна была поделена на семь частей (ровно по объему оперативной памяти человека, чтобы не напрягаться). Повод был абсолютно нелепый — приведение региональных законов в соответствие федеральным, для чего было достаточно активизировать работу прокуратуры. В результате был создан новый отряд чиновников. Он существует до сих пор, ничего не делая и пожирая бюджетные деньги. Как я уже упоминал, был превращен в марионетку Совет Федерации. Для этого был использован другой повод: коррумпированность региональных лидеров. Впоследствии ни один из них не был обвинен персонально, а отправленные позднее в отставку президенты или губернаторы нашли теплые места в Совете Федерации или в посольствах России.

В Государственной думе сначала была проведена массированная операция по расширению фракции «Единство», поддержанная богатым арсеналом средств убеждения. А вслед за этим была создана единая фракция (а потом и партия), объединившая бюрократов из обеих партий власти — «Единства» и «Отечества». В результате в Думе было сформировано решающее большинство, жестко управляемое напрямую из Кремля. С конституционной автономией законодательной власти в России было покончено. Давление осуществлялось и на большой бизнес, которому посулили «равноудаленность» в обмен на его невмешательство в политику.

Но это было только начало, первый акт. Власть действовала осторожно, прощупывая почву перед каждым следующим шагом. Новая элита была уверена, что пришла надолго, если не навсегда, а потому позволяла себе не торопиться. Сворачивание демократии, уничтожение любой опасной автономии, заняло более пяти лет.

Новая стратегия президентства делала субъектом реформ бюрократию. Этот выбор не мог быть удачным, поскольку к концу 90-х гигантский отряд российского чиновничества успел лишиться самых энергичных своих представителей, ушедших в бизнес или политику. Среди оставшихся высокая доля была коррумпирована.

Кроме того, в 2000 году началось великое переселение чекистов в гражданские ведомства. Тем самым было разрушено существовавшее ранее разделение бюрократии на гражданскую и силовую, которое стало основой системы внутреннего контроля. Чекисты, ранее отстраненные от финансовых потоков, дорвавшись до них, мгновенно лишились моральной девственности и начали стремительно коррумпироваться. Какой там контроль!

О последующей эволюции режима говорил еще один выразительный знак. Всем экспертам, непосредственно участвовавшим в подготовке программы будущего президентства, запрещали разглашать содержание их работы. Так с самого начала проявилась генетическая болезнь режима: секретность. Что бы ни делала новая власть, получалась спецоперация. К чему это привело, мы увидим в дальнейшем.

А летом 2000 года патологическая закрытость и страх перед привычным стратегическим противником — Западом — проявились в позорной реакции власти на трагедию подводной лодки «Курск». Ложь, фанаберия, безответственность власти погубили моряков. Путин же впервые продемонстрировал свою полную неспособность принимать адекватные решения в критических ситуациях и отсутствие навыков общения с людьми за пределами тепличных условий журналистских поддавков. Независимые СМИ не щадили Путина. Бюрократической клике, возведшей его на трон, стало ясно, что удачный поначалу PR-проект «Путин» может провалиться, если не взять под полный контроль СМИ и в первую очередь — телевидение. Но это уже будет в новом тысячелетии.

Оно приближалось. В качестве новогоднего подарка «Российская газета» опубликовала новый закон о государственном гимне, возвращавший старую советскую музыку Александрова. Постреволюционный период вступал в свои права. Новое российское государство усиливалось, подбирая для этого кирпичи с развалин старого. Этот же год ознаменовался вводом в оборот двух идеологем: «управляемая демократия» в качестве эвфемизма, маскирующего управляемое сворачивание этой самой демократии, и «вертикаль власти» в качестве символа самого примитивного из возможных устройств системы управления, в качестве мечты новой властной клики. Это была разведка боем: готово ли общество к планируемому отказу от демократии? Общество молчало.

Продолжение следует



Автор - Президент Фонда ИНДЕМ

Фотографии РИА Новости