Дело лишь в слабом кучере?
Александр II вошел в историю как Освободитель. Этот почетный титул он получил после того, как царским Манифестом от 19 февраля 1861 года отменил крепостное право, сделав основное население страны – российских крестьян – свободным.
К слову, Александр II еще освободил ссыльных декабристов и болгар от турецкого ига. Именно начало его правления ознаменовалось падением «железного занавеса» (если в 1856 году выезжавших заграницу было 6 тысяч, то в 1859 – уже 26 тысяч человек), Федор Тютчев назвал этот период «оттепелью», именно тогда впервые в ходу появились слова «перестройка» и «гласность», которыми потом реформаторы будут оперировать в эпоху Горбачева. Но, возможно, вслед за Борисом Годуновым именно Александр II стал и символом неудачника, а трагические судьбы реформаторов и их реформ в России стали нарицательными.
Василий Ключевским подвел общий неутешительный итог реформам Александра II: «Все его великие реформы, непростительно запоздалые, были великодушно задуманы, спешно разработаны и недобросовестно исполнены, кроме, разве, судебной и городской». Стержневой же в системе поистине революционных по мысли для России преобразований стала крестьянская реформа – отмена многовекового крепостного рабства.
В 1856 году Александр II неожиданно для всех высказался в том плане, что он не против отмены крепостного права, что лучше это сделать сверху, чем дождаться бунта снизу. Это выступление стало сигналом к подготовке грандиозной крестьянской реформы. Надо заметить, что к ней подступались и Александр I, и Николай I, но им не удалось довести начатое до конца. Пять лет от памятного выступления Александра Николаевича до подписания Манифеста об освобождении крестьян тоже прошли очень непросто, в серьезном противоборстве. Тем не менее, в конечном итоге временный союз просвещенной бюрократии и либеральной интеллигенции принес свои плоды.
Как обычно, сначала создали Секретный комитет, как и при батюшке, Николае I. Но потом началось, что называется, «всенародное» обсуждение, так как были созданы дворянские губернские комитеты на местах, затем Редакционные комиссии во главе с Яковом Ростовцевым, потом проект передали в Главный комитет, оттуда, по настоянию царя, особо не задерживаясь, в Госсовет, и 19 февраля 1861 года был подписан Манифест об освобождении крестьян. Что характерно, подписан он был в феврале, но обнародован 5 марта, в Прощеное воскресенье. Одновременно с принятием беспрецедентных мер безопасности. Никто не знал, как отреагируют на этот Манифест в обществе.
Александр сам зачитал Манифест перед толпой народа, но народ, по привычке или благоговейно, безмолвствовал.
Общая же реакция в стране действительно была острая и разная. И, как ни странно, господствовала не столько эйфория, сколько растерянность и критика. Крестьяне были уверены, что царь дал им и свободу, и землю, о которой не сказали помещики. Либералы, что реформа непоследовательная и куцая, а консерваторы, что отмена крепостного права – ошибка.
Как верно заметил историк Алексей Ляшенко, многочисленные противники реформы делились (к слову, как и сейчас) на «пошехонье», то есть тех, кто всегда выступает против любых нововведений, тех, чьи интересы эти реформы ущемляют и кто желает сохранить свои привилегии, и тех, кто видит в подобных реформах угрозу национальной самобытности и испытывает страх перед чуждым влиянием. Хотя уже на первом же заседании комиссий Яков Ростовцев заявил: «Никто из людей мыслящих, просвещённых и отечество своё любящих, не может быть против освобождения крестьян. Человек человеку принадлежать не должен. Человек не должен быть вещью». Сказал это как само собой разумеющееся, но почему-то, еще до смерти Николая I, до 1855 года, это мало кто «разумел», во всяком случае, вслух. Поэтому при всем том, что, казалось, кардинальные изменения назрели, для большинства это было полной неожиданностью.
Реформы круто сломали уже устоявшиеся, привычные отношения и, по признанию одного из их творцов Николая Милютина, привели к тому, что «по всем частям государственного организма ощущался полный хаос». Реформаторы полагали, что причиной этого были не сами реформы, а их «недоконченность» и «отсутствие общего плана». Их оппоненты, напротив, утверждали, что это — прежде всего следствие самих реформ. Полярность оценок и столкновения противоположностей — таков удел всех преобразователей, и Александр находился в этих сложных условиях. С одной стороны, реформы – плод компромиссов, с другой – давление и недовольство с обеих сторон: и противников, и сторонников преобразований. Чтобы совладать с ситуацией, нужно было занять принципиальную позицию, а не колебаться вместе с возникающими трудностями, нервно реагируя на них. И с этой точки зрения, Александру II как великому реформатору не хватало собственной уверенности в правоте дела, последовательности и воли.
Историк Сергей Соловьев, оценивая шансы реформ, высказался наиболее жестко среди своих коллег: «Преобразования производятся успешно Петрами Великими, но беда, если за них принимаются Людовики XVI-е и Александры II-е. Преобразователь, вроде Петра Великого, при самом крутом спуске держит лошадей в сильной руке – и экипаж безопасен; но преобразователи второго рода пустят лошадей во всю прыть с горы, а силы сдерживать их не имеют, и потому экипажу предстоит гибель».
Сама крестьянская реформа состояла из четырех основных пунктов: личное освобождение крестьян без выкупа, право крестьян выкупать землю, на которой стоял их дом, право выкупать земельный надел для использования в сельском хозяйстве, но по договоренности с помещиком, а купленная земля переходила не в собственность крестьянину, а принадлежала общине без права отчуждения.
Таким образом, 22 миллиона крестьян (из 74 миллионов населения России на 1858 год) освобождались от крепостной зависимости, но землю в частную собственность не получали и, получая свободу от помещика, оказывались в новой зависимости — от общины.
Итак, свобода без собственности. Может ли быть человек свободен без собственности?.. И что было важнее российскому крестьянину – формальная свобода или все же земля? Характерно, что реформа имела двухлетний переходный период, но даже через двадцать лет лишь 16% крестьян выкупили землю. Остальные ждали, что получат ее бесплатно. Недовольство и неуверенность вызывал и малый размер надела, которого явно не хватало, чтобы прокормиться. С другой стороны, 130 тысяч дворянских семейств, получив огромные средства за выкуп, растратили их на развлечения, даже не попытавшись организовать современного производства на своих землях.
Пушкин как-то заметил, что в России было рабство, но не было рабов. Как бы в доказательство этого после отмены крепостного рабства вспыхнули массовые восстания и бунты крестьян. Крестьяне хотели подлинную волю, а не свободу на бумаге. Но, выступая перед крестьянскими старостами, спустя полгода, после подписания Манифеста об освобождении, Александр II, отвечая на определенные ожидания в этом направлении, заявил без обиняков: «Никакой другой воли не будет, как та, которую я вам дал». Александр сделал максимум того, что мог, что позволяла его натура, воспитание и понимание им самодержавия. Николай I хотел воспитать в сыне «военного в душе». Считается, что ему это удалось.
Ограниченность и непоследовательность Александра II отмечали многие. Очень точно и едко подметил это обиженный на царя за невостребованность князь Петр Долгоруков: «Ему страстно хочется, чтобы о его либерализме писали, кричали, а самодержавной власти из рук выпускать не хочет. Он желает, чтобы в журналах и книгах его расхваливали, а между тем боится гласности и об отмене цензуры слышать не хочет. Желает, чтобы повторяли, что он второй Петр I, а между тем умных людей не только не отыскивает, подобно Петру I, но еще не любит их и боится: ему с умными людьми неловко».
Думаю, эта своего рода «традиция» русских правителей бережно сохраняется до сих пор.
…Пройдет еще почти полвека, прежде чем крестьяне получат подлинную свободу и право на землю. И произойдет это через тридцать лет после убийства Александра II. Отцом-реформатором выступит на этот раз премьер-министр Петр Столыпин. Но по жуткому, мистическому совпадению в сентябре 1911 года, когда проходило празднование пятидесятилетия отмены крепостного права и в Киеве открывали памятник Александру II Освободителю, во время торжеств в оперном театре Столыпина – человека, решившегося разрушить общину и окончательно отпустить крестьян на волю, постигнет участь реформатора-предшественника – его тоже убьют.