Примирения двух народов, обещанного нам по итогам авиакатастрофы, в которой погиб президент Польши Качиньский, спустя год не получилось. Обнародование отчета МАК обернулось в Польше скандалом, а визит польской делегации в Смоленск в годовщину трагедии начался с недоумения поляков по поводу того, что российские власти  сперли с места авиакатастрофы табличку и заменили ее другой, в которой опущена фраза про «советский геноцид» в Катыни.

Что поляков кинут, стало ясно еще 9 мая прошлого года. Тогда, как мы помним, премьер Путин организовал очередное торжественное празднование Дня победы. Сталин не праздновал 9 мая (потому что, как объяснил Виктор Суворов, для него это была не победа. Для человека, рассчитывавшего завоевать весь мир, это было поражение).  Сталин не праздновал — а Путин празднует, причем так, как будто он выиграл Вторую мировую.  Еще слава богу, что Путин не сражался на Малой земле — а то мы бы и об этом имели мемуары.

Так вот, в то 9 мая (были уже написаны все депеши WikiLeaks про «мафиозное государство» и «альфа-дога») никто практически из сильных мира сего к Путину не приехал. За двумя исключениями — приехал президент Израиля Шимон Перес (у него была просьба, Медведев как раз летел в Сирию), и премьер Польши Дональд Туск (как раз по случаю катынского примирения). И вот этих двоих, приехавших, тут же, не сходя с места, жестоко кинули.

Медведев поехал в Сирию и пообещал там все то, чего не хотел Израиль.  А Туску объявили, что Россия наконец рассекречивает катынское дело, и президент Медведев передал ему лично… ту часть дела, которая рассекречена давно, опубликована бессчетное количество раз и вопросов не вызывает.

Это нельзя объяснить в рамках политики. Это можно объяснить только в рамках психологии. Психологии управдома Ивана Васильевича, дорвавшегося до трона. Никто не приехал, только двое приехали, как просители, наклонились поцеловать управдому ножку — и тут же получили ножкой по зубам.

Отношения России и Польши отличаются особым дружелюбием на протяжении последних четырехсот лет. Дружнее русских с поляками среди двоюродных наций, кажется, только евреи с арабами. Четыре века Россия и Польша соперничали между собой за первенство в славянском мире, и самое удивительное, что как две крайности — минус бесконечность и плюс бесконечность, — обе страны воплощали в себе две диаметрально противоположные модели государственного устройства. Азиатский деспотизм боярской Москвы и безграничная анархия панской Польши. Кто возьмется вывести из этих двух крайностей формулу загадочной славянской души?

Европеизированная Польша первоначально выигрывала по всем статьям — пока не пришел Петр Первый и московское полумонгольское ханство не стало Санкт-Петербургской империей в ходе самой первой и самой успешной в истории азиатских стран модернизации. Если бы не Петр, России бы просто не было: XVIII век уважал только силу, и Польша с Швецией разделили бы между собой Северо-запад.

Но Петр был — и Польша с Швецией выбыли из числа перворазрядных европейских держав, а Польша так и вовсе из числа независимых стран. Вина в том, впрочем, была не только России. В конце концов, перед вторым разделом Польши — сразу после принятия польской конституции 1791 года (совершенно замечательной, не хуже американской, основанной на разделении властей и пр.) — именно Браницкий и Ржевуский  попросили Екатерину вступиться за их, Браницкого и Ржевуского, неотъемлемые привилегии: не надо говорить, что это русские завоевали Польшу. Поляки нам очень помогли.

История четвертого раздела Польши — между СССР и Гитлером — показала, насколько как злодей Сталин был на голову выше фюрера.  Ровно через неделю после подписания пакта Молотова-Риббентропа Гитлер вторгся в Польшу; как дурак, он рассчитывал, что Сталин сделает то же самое. Но Гитлер в ответ получил войну со стороны Англии и Франции, а Сталин вошел в Польшу 17 сентября, не встречая, в отличие от Гитлера, сопротивления, ни ультиматума, ни войны.

В истории катынского расстрела самое страшное — это дата, когда Политбюро приняло решение о массовом убийстве: 5 марта 1941 года.  Дело в том, что все стратегические планы развертывания свидетельствуют о том, что первоначально Сталин намеревался напасть на Гитлера летом 1942-го.

Его планы изменились, вероятно, после 6 апреля 1941 года.  27 марта, напомню, в Югославии произошел военный переворот: новое правительство обратилось к Сталину за поддержкой и с молниеносной скоростью 6 апреля подписало советско-югославский договор. Не успели на нем просохнуть чернила, как гитлеровская авиация бомбила Белград.

Сразу после этой даты политика СССР характеризуется преувеличенной дружбой с Гитлером и лихорадочной подготовкой к гигантской наступательной операции. 24 мая в кабинете Сталина состоялось совещание, на котором новые оперативные планы были доведены до сведения командующих будущих фронтов — и все поляки к этому времени были уже расстреляны.

5 марта и 6 апреля. Один месяц. Если бы неповоротливая сталинская мясорубка не приняла решение 5 марта, то 21 857 польских пленных, скорее всего, остались бы живы.  Буквально через несколько месяцев, пытаясь составить из уцелевших поляков части для войны с Гитлером, Меркулов глухо обронил, что с их товарищами «мы совершили большую ошибку».

Правда о Катыни всегда разделяла поляков и наших лапотных патриотов. Ведь это правда о войне, которую Сталин и Гитлер начали вместе, напав на Польшу. Правда о самом кровавом брачном договоре в истории человечества — пакте Молотова-Риббентропа. А наши патриоты — удивительные люди. Уж если им так надо восхищаться Сталиным, они могли бы восхищаться им как гениальным злодеем. Злодеем, использовавшим мелкотравчатого Гитлера на побегушках, превратившего СССР в машину для завоевания мира и, в общем-то, едва мир не завоевавшего.

Но наши патриоты — странные люди. Они настаивают, что Сталин — гений всех времен и народов, но при этом Гитлеру он верил и войны не ждал.  В Кремле такая позиция разделяется в полной мере, во всяком случае, с приходом бывшего чекиста Владимира Путина в президенты Польша — еще перед Эстонией и Грузией — стала первой страной в зловещем списке под заголовком «Они нас не любят».

При слове «Катынь» российская юстиция с оттяжкой и удовольствием плевала полякам в лицо; Путин публично обещал Польше отмщение за избитых хулиганами детей российских дипломатов (конечно, у нас в России никого хулиганы не бьют и более важных дел у Путина не было), после чего другие, неопознанные, как водится, российские хулиганы, избили двух польских дипломатов и журналиста, а в интернет хлынул поток бот-фашистов, вдруг внезапно и одновременно после слов Путина возненавидевших именно Польшу.

Апофеозом антипольской истерии стало празднование дня 4 ноября,  Дня Изгнания Поляков из Кремля, поименованного, в лучших оруэлловских традициях, днем примирения и согласия. В истории человечества еще, кажется, не было примера, чтобы дату военной победы (вдобавок липовую) начали праздновать через 400 лет после события. Кто победил поляков в Смутное время? Путин. Во всяком случае, отпраздновал именно он.

Поляки — особенно «Право  и справедливость» Качиньского — платили России той же монетой. Ненависть — это такое чувство, которое редко остается без взаимности, и я не случайно говорила о долгой истории наших стран. У нормальных стран нет истории. У нормальных стран есть дипломатические и экономические связи. Никто не вздумает выводить отношения между Англией и Францией из Столетней войны. Гражданин государства Израиль не будет предъявлять современному немцу Освенцим.

Но если на историю постоянно ссылаются политики, если в России XXI века вдруг принимаются праздновать 1612 год, если обе стороны, как евреи и арабы, поминают друг другу все, начиная с Ивана Сусанина, — это значит, что история не закончена, что она сидит, как детская травма, во взрослой нации, вызывая невроз.

Кремлевский невроз отрезало как ножом, когда в Польше обнаружили сланцевый газ. Трудно описать, что такое сланцевый газ для кремлевской петрократии. Это — жупел и проклятие, это оружие Судного дня, уничтожившее все инфантильные планы по газовой оккупации Европы. До сланцевого газа Польша была жалким придатком, который можно возить носом о Катынь. После сланцевого газа оказалось, что Польша, возможно, сама станет экспортером газа.

Политика России мгновенно переменилась. И так как было понятно, что президент Качиньский с его националистически-католической риторикой не переменится никогда, Путин поставил на премьера Туска, как он в Украине поставил на Януковича.

Туск и Путин поехали в Катынь, а президента Качиньского, для которого Катынь была делом всей его жизни, они даже не пригласили с собой.

Дальнейшее известно: полет Качиньского, туман, мат-перемат в диспетчерской — руководитель полетов звонил в Москву и настаивал на том, чтобы запретить посадку, Москва надеялась, что решение примет сам Качиньский, — трагическая ошибка пилотов, снижение со скоростью 8 м/с вместо принятых 4 м/с, кнопка переустановки давления, нечаянно нажатая кем-то из пилотов и переустановившая высоту на 160 м в неправильную сторону.

Путин, ненавидевший Качиньского, обнимающийся с Туском, ненавидевшим Качиньского, над еще не остывшим телом Качиньского — и все это по телевизору под заголовком «Примирение Польши и России», и самое удивительное, что это было отчасти правдой.

Судьба дала нынешним кремлевским начальникам, как это ни цинично звучит, отличный шанс заработать уважение и признательность поляков. Сталин бы такой шанс использовал на все сто. Но Путин не Сталин. Не Люцифер. Нынешние обитатели Кремля — это просто прибандиченные управдомы, торгующие газом и не могущие отказать себя в психологическом удовольствии наподдать любому, кто оказывается от них зависим.

Первое faux pas, как я уже сказала, произошло 9 мая, когда Туску вместо засекреченных документов с великой помпой всучили старье. Потом был доклад МАК, из которого Россия не только убрала мат в диспетчерской, но и опустилась до лжи:  черным по белому написала, что если бы пилот следовал командам диспетчера, то катастрофы можно было избежать. Это было прямое вранье: команда диспетчера прозвучала в 10.40.53,4, а самолет врезался в землю в 10.40.59,3 — через 6 секунд. За 20 секунд до столкновения, когда уже раздавался сигнал TAWS, диспетчер невозмутимо подтверждал: «Фары включите (10.40.32)», «на курсе, глиссаде (10.40.39,9)».

Самое удивительное — я уверена, что никакой Кремль МАКу этот доклад не диктовал. Просто в стране, где высшие чиновники думают только о газе, средние чиновники думают только о собственной заднице. Они думают о том, что если они вставят в доклад слова о частичной ответственности диспетчеров за катастрофу, то им дадут по голове. А о том, что в Польше будет скандал, они не думают.

Они не понимают, что скандал будет обязательно, потому что Польша — это демократия, и даже если бы Туск и Коморовский сидели в кармане у Путина (что ни с какого боку не так) и только бы и мечтали продать ему Польшу — они не смогли бы не реагировать на польское общественное мнение.

Собственно, то же самое произошло и со злосчастной табличкой. Зуб даю, что никто поляков дразнить не собирался. Просто табличку увидел какой-нибудь губернатор или кто-то там и дал указ холую: «Эт-то что такое?!» И холуй, заменяя слова, думал только о губернаторе, а о реакции поляков он даже не задумывался. Он вообще не знал, что есть такие — поляки.

Фотографии РИА Новости