Подходит к концу процесс по делу об убийстве Станислава Маркелова и Анастасии Бабуровой 19 января 2009 года. Слушания закончились, несмотря на то, что подсудимые — Никита Тихонов, которому инкриминируют убийство Маркелова и Бабуровой, а вслед за ним и Евгения Хасис, обвиняемая в соучастии в убийстве — попытались покончить с собой (впрочем, эксперты и адвокаты потерпевших сходятся в том, что в обоих случаях то была лишь симуляция суицида с целью затянуть процесс). Присяжным предстоит вынести вердикт. Тихонов и Хасис отрицают причастность к убийствам. В ходе процесса появлялись сообщения о том, что присяжные один за другим выходят из состава коллегии, что на них оказывается давление. От российских судов справедливости в последнее время ждать, мягко скажем, сложно. По просьбе «Ежедневного журнала» процесс комментирует активистка Молодежного правозащитного движения и корреспондент «Граней.Ру» Юлия Башинова, присутствовавшая на большей части заседаний по делу Тихонова и Хасис.

— Первый и главный вопрос — ваше общее впечатление от процесса: достигается ли состязательность сторон, есть ли предвзятость в действиях судьи, если да, то насколько сильно она заметна?

— Поначалу впечатление было странным: не верилось, что обыск и задержание были проведены в соответствии с законом. На это напирали адвокаты защиты и подсудимые — мол, нужно исключить из материалов дела протоколы обыска жилища и задержания. Но все сомнения были развеяны адвокатом потерпевших со стороны Станислава Маркелова Романом Карпинским, который пояснил: если нарушения были, они не могут рассматриваться в данном процессе, а должны рассматриваться отдельно по жалобе подсудимых или их защиты. К слову, как выяснилось чуть позже, за полтора года с момента задержания защитой не было обжаловано ни одного действия, ни одного документа. Что, на мой взгляд, странно, если нарушения действительно имели место. Вывод: либо нарушений не было, либо защита некомпетентна и деньги «Русского вердикта» (организация под руководством Алексея Барановского, которая занимается защитой русских националистов — обвиняемых и заключенных; активисткой «Русского вердикта» была Евгения Хасис — «Ежедневный журнал») идут неизвестно на что.

В дальнейшем у меня часто возникало ощущение, что я вижу реальную состязательность сторон в процессе. Редкое зрелище, я такого еще не видела, периодически я в судах наблюдаю только иллюзию состязательности сторон, иногда нет и ее. Порой судья, как мне казалось, несправедливо снимал вопрос защиты, но позволял задать аналогичный вопрос обвинению или потерпевшим и их представителям. Однако в целом я видела в действиях судьи большую тщательность — он во всем старался следовать букве закона, на заседаниях не выпускал из рук УПК и довольно часто его цитировал, обосновывая те или иные свои действия.

— Не давил ли судья на подсудимых, на свидетелей, на адвокатов, на присяжных?

— Давления со стороны судьи Александра Замашнюка на подсудимых я не заметила. Иногда в общении с ними он требовал чрезмерной, на мой взгляд, конкретики. Не будучи юристами, они не всегда могли понять, чего от них требуется, говорили не то, что нужно. Часто они делали это специально, действуя на присяжных. Судья делал замечания Хасис, она даже получила несколько предупреждений за несдержанность, все они были обоснованными. Хасис действительно позволяла себе резкие выпады в адрес свидетелей, прокуроров, судьи.

Со свидетелями судья был предельно корректен и конкретен. Он останавливал их, если они говорили не по делу или впадали в эмоции. Примечательно проходил допрос свидетеля защиты Алексея Барановского. Он позволял себе оценочные суждения, которые в случае с другими свидетелями судья обычно пресекал. Барановского судья тоже пытался урезонить, но тот быстро дал понять, что не будет слушать судью, и продолжал вставлять в свои показания специфические обороты. Например, адвоката потерпевших Бабуровых Владимира Жеребенкова он назвал «адвокатом обвинения», были и другие подобные высказывания в адрес участников процесса. Судья перестал останавливать Барановского, но после каждого очередного высказывания говорил присяжным: «Если вы подумаете, зачем это было сказано, то сразу поймете зачем. Делайте выводы, уважаемые присяжные».

Что касается адвокатов защиты, то судья уделял много времени тому, чтобы объяснить им их права и обязанности, разъяснить статьи УПК, закон о присяжных, в которых те путались. Пару раз он пошутил в ответ на их шутки (это бывало уже после удаления присяжных, когда обсуждались технические моменты). В общем, конечно, он им указывал на их некомпетентность — не прямо, но внимательному наблюдателю это было очевидно. Адвоката Александра Васильева он вообще несколько раз останавливал словами: «Снимаю вопрос, ответ на него может ухудшить положение вашего подзащитного».

С присяжными судья был корректен до предела. У меня создалось впечатление, что они — главные участники процесса, все делается для них. Наверное, это так и есть. Судья каждое утро спрашивал, не оказывалось ли на них давление, не было ли в их адрес угроз, попыток контакта с какой-либо стороны. Согласовывал с ними перерывы, чтобы они не уставали. Повторял для них демонстрацию доказательств ровно столько раз, сколько они просили. Бесконечно разъяснял, что они должны учитывать, а что нет (в случае, если в их присутствии неожиданно возникало обсуждение процессуальных вопросов или проскальзывали оценочные характеристики).

Особым, конечно, было отношение судьи к потерпевшим — Ларисе Ивановне и Эдуарду Федоровичу Бабуровым. Он искренне сочувствовал их горю, это было видно. Что не мешало ему, однако, останавливать их, если они говорили не то, что уместно на определенных стадиях процесса, и снимал некорректные вопросы с их стороны.

— Могли бы вы прокомментировать отстранение от процесса адвоката обвиняемых Максима Короткова-Гуляева?

— Адвокат Коротков-Гуляев пытался превратить процесс в цирк. Он гримасничал, громко комментировал действия адвоката потерпевших Жеребенкова, прокурора Бориса Локтионова, судьи Замашнюка. Вел себя просто как «гопник с района», другого сравнения я не нахожу. Все шесть предупреждений, которые он получил, были, на мой взгляд, заслуженными. Он намеренно затягивал процесс. Очевидно, что в этом были заинтересованы и другие адвокаты, но у него это получалось лучше всех.

— Насколько, на ваш взгляд, компетентны адвокаты обвиняемых?

У адвоката Хасис Геннадия Небритова и адвоката Тихонова Александра Васильева вроде бы опыт какой-то есть, но база неважная. Адвокаты Тихонова Анатолий Жучков и Алексей Никулочкин некомпетентны абсолютно.

— А прокуроры?

Прокурор Локтионов произвел впечатление не очень компетентного человека. Прокурор Елена Сухова, напротив, показала себя очень въедливой и подготовленной. Жаль, что при этом оба прокурора периодически вступали в перепалки с адвокатами защиты, это выглядело нелепо и неуместно.

— Насколько можно доверять представленным в суде доказательствам, достаточно их, по вашему мнению, или нет для вынесения вердикта?

На мой взгляд, представленных доказательств достаточно, чтобы сказать: да, это те самые люди, которые были на Пречистенке 19 января 2009 года.

Для меня ключевыми доказательствами стали показания очевидцев Андрея Мурашкина и Ларисы Ермаковой, материалы прослушки разговоров Тихонова и Хасис, видеозапись с Пречистенки, из метро и со следственного эксперимента. Мурашкин и Ермакова опознали Тихонова, сидящего в зале. Среди разговоров, записанных в результате прослушки, на мой взгляд, достаточно таких, которые свидетельствуют о причастности Тихонова и Хасис к убийству. На видео с Пречистенки заметна женщина, действительно очень похожая на Хасис и внешне и по манере двигаться, а видео с камер в метро и видео со следственного эксперимента очевидным образом показали неповторимую хромоту Тихонова и форму ног в виде явной буквы «Х».

Подробный анализ доказательств сделал адвокат потерпевших Михаила Маркелова и Галины Гога (брата и вдовы Станислава Маркелова — «Ежедневный журнал») Роман Карпинский, выступая в прениях. Он четко разложил все сомнения и нестыковки. Упомянул и про оказавшийся у Тихонова браунинг, из которого были застрелены Маркелов и Бабурова — о нем Тихонов сообщил раньше, чем следствие установило, из какого оружия совершены убийства. И про время, когда Хасис узнала об убийстве — раньше самых первых информационных агентств. И про алиби, которое у нее якобы было, и про мотивы.

— Как можно прокомментировать историю с показаниями главы организации «Русский образ» Ильи Горячева, на которых во многом строилось обвинение, и его последующим отказом от них?

— Я думаю, что Горячеву грозило соучастие в убийстве (по крайней мере, он мог этого опасаться), поэтому он решил давать показания против друга. Своя рубашка ближе к телу, так сказать. Когда на кону оказалось его будущее, его свобода, он решил говорить. Это серьезный шаг, предательство, как ни крути. К тому же он всегда хотел быть легальным националистом, ему этот радикализм с убийствами был ни к чему. Видимо, надеясь хоть в какой-то степени сохранить лицо, он затем написал отказ от показаний.

Но поскольку по закону отказаться от показаний можно только в суде, его отказ юридическим документом не считается. А явиться в суд Горячев не решился. Попросил о госзащите, а сам, подумав, понял, видимо, что никакие отказы его не спасут и с его карьерой «легального националиста» в России покончено.

— Что можно сказать о показаниях лидера группировки «Кровь и честь» Сергея Голубева («Опера»)?

— Его появление всех удивило до крайности, особенно, конечно, подсудимых. Человек пришел в суд и слил всех. Предал собственные идеалы, оправдывая себя тем, что Тихонов предал их раньше. Я думаю, его появление в суде было ответом на показания Тихонова, в которых тот вешал на Опера слишком много: радикальные националистические взгляды, готовность убивать. Вот так товарищи по движению слили друг друга поочередно. Вероятно, Опер тоже чего-то опасается, поэтому решил прийти свидетелем со стороны обвинения.

— Что вы можете сказать об откровениях присяжной Анны Добрачевой, которая рассказала журналистам о давлении, которое оказывалось на членов коллегии?

С одной стороны, до тех пор, пока не признано обратное, вроде как надо принимать это за чистую монету.

— С другой стороны, официального заявления от Добрачевой в суде нет, а вся появившаяся информация исходит от адвоката Васильева и журналиста Евгения Левковича, который повел себя довольно странно. Откровения Добрачевой появились в блоге Левковича на сайте «Эха Москвы». Левкович называл себя «независимым журналистом, который пытается разобраться в ситуации». Бесспорно, так и должно быть. Но Левкович при этом неожиданно дал показания в качестве свидетеля защиты, а затем оказался в списках участников слушаний по делу Тихонова-Хасис, организованных «Русским вердиктом» и РОДом (Русским общественным движением). Мне кажется, что в таких условиях независимость уже невозможна. Я уж не говорю о том, что Левкович не раз заявлял о своей антифашистской позиции, но при этом счел возможным принять участие в совместных мероприятиях с этими людьми. Правда, в итоге на слушания он не явился — возможно, пытается дать задний ход.

Стоит напомнить, что история, похожая на нынешнюю, имела место в связи с делом националистической группировки «Белых волков», в котором также принимал участие адвокат Васильев. Тогда тоже произошел скандальный выход присяжного из состава коллегии с точно такими же заявлениями. Троих подсудимых оправдали. Чем не результат? Вероятно, здесь решено было повторить успех, либо воздействуя таким образом на оставшихся присяжных и общественное мнение, либо пытаясь развалить коллегию.

Кроме того, и я, и другие коллеги из разных изданий пытались звонить Добрачевой — безуспешно, телефон был отключен. А в «Московском комсомольце» интервью с ней появилось как-то подозрительно «вовремя» — в день, когда обвиняемые должны были выступить перед присяжными с последним словом. Возможно, все это и совпадения.

— Ну и вот эти попытки суицида — что это? Действительно, всего лишь попытка затянуть процесс?

— Да, безусловно, это отчаянные попытки затянуть процесс, чтобы он не вышел на стадию вынесения приговора до майских праздников. Тогда была бы надежда, что за длинные выходные коллегия развалится — у всех свои дела, весна, дачи… Сейчас присяжных осталось четырнадцать, если бы стало меньше двенадцати, коллегию пришлось бы расформировать и набрать новую. А значит, весь процесс надо было бы начинать сначала. Все ошибки защиты в таком случае можно было бы подправить, всю линию поведения подкорректировать. По тем мелким нарушениям, которые пытались фиксировать в процессе адвокаты защиты (правильно делали в принципе, в уголовных процессах нет мелочей), очевидно, что ничего серьезного у них нет, опровергнуть доказательства обвинения практически нечем. Вот и вскрываются Тихонов и Хасис по очереди, чтобы выиграть немного времени. Хорошо, что не насмерть.

Хочу добавить еще вот что. Возможно, мои слова звучат предвзято. Но я действительно верю в то, что Тихонов и Хасис совершили это преступление. Не знаю, можно ли полагаться в нашей стране на приговор суда, привыкли мы уже как-то больше доверять собственным наблюдениям. Поэтому я и ходила на этот суд, смотрела во все глаза, слушала во все уши. И то, что я увидела и услышала — меня убедило. Возможно, кому-то этого недостаточно, у всех есть право на вопросы и сомнения.

Для меня события 19 января 2009 года стали поворотным моментом в жизни, очень сильным потрясением. И, откровенно говоря, я не думаю, что этот суд что-то может изменить. Стаса не вернешь, Насти больше нет... Но, наверное, это правильно, что люди, убившие их, должны сидеть в тюрьме. И я не хотела бы, чтобы сидели не те. Поэтому надеюсь, что не ошиблась, и что суд не ошибется.

Фотография РИА Новости