Последняя неделя оказалась отмечена заметными событиями в российской военно-промышленной политике. Во вторник 10 мая президент РФ Дмитрий Медведев провел в Горках совещание по вопросам развития оборонно-промышленного комплекса (ОПК), в пятницу 13-го вице-премьер Сергей Иванов — председатель Военно-промышленной комиссии (ВПК) при правительстве — выступил в рамках правительственного часа перед депутатами Госдумы с закрытым докладом о ситуации в ОПК, после чего во вторник 17 мая доложил президенту о выполнении поручения об ответственности должностных лиц ОПК и Минобороны.

Совещание в Горках и должно было стать тем самым разбором «полетов с определением ответственных и из промышленности, и из структур государственного управления», обещанным Д. Медведевым еще 18 марта на расширенной коллегии Минобороны. И несмотря на то, что определить их участникам совещания сразу не удалось, следует указать на следующие важные моменты в выступлении президента: во-первых, он заявил, что на принятую в конце прошлого года госпрограмму вооружения бюджетные ассигнования запланированы в четыре раза больше, чем на предыдущую, и, во-вторых, признал, что у нас «по многим направлениям — полная муть».

Следует отметить, что в первом случае оценка президента в определенной мере расходится с оценкой правительства, с легкой руки того же Сергея Иванова утвердившейся в качестве официальной: по информации агентства ПРАЙМ-ТАСС,  на заседании ВПК 8 декабря 2010 г. было заявлено, что на новую программу вооружения предполагается выделить примерно в три раза больше средств по сравнению с предшествующей. Премьер Владимир Путин, ничтоже сумняшеся, повторил эту оценку 21 марта в Воткинске на совещании по вопросам выполнения государственной программы вооружения на 2011—2010 гг. и 20 апреля, выступая с отчетом правительства РФ о результатах его деятельности за 2010 г. в Госдуме. Ясно, что оценка президента гораздо ближе к правде, если заявлен рост ассигнований с 4,9 трлн руб. до 21,5 триллиона. Хотя следует заметить, что в части программы вооружения Минобороны намечается рост почти в пять раз — точнее, в 4,9 раза: с 4 трлн руб. до 19,5 трлн.

Зачем понадобилось правительству на протяжении пяти месяцев фактически заниматься дезинформацией, сказать трудно. Возможно, что на такие мелочи в нашем правительстве просто не принято обращать внимания (Россию, как известно, «аршином общим не измерить») и/или это простая арифметическая ошибка. Но весьма вероятно, что использование подобной «статистики» в определенной мере и обеспечило успешное, с точки зрения российского военно-промышленного комплекса, утверждение госпрограммы вооружения президентом: кто знает, как бы отнесся к новой программе вооружения и лично Владимир Путин с его страхом перед большими числами, знай он о пятикратном росте, а не трехкратном…

В этой связи замеченная президентом Медведевым «полная муть» приобретает особые смысл и значение. Однако если попытаться поискать ответ на вопрос о природе этой мути, то окажется, что она является непосредственным результатом действий российской государственной власти, тех же президента и правительства.

Весьма показательно в этом смысле утверждение Дмитрием Медведевым госпрограммы вооружения на 2011—2020 г. Известно об этом факте стало лишь в конце февраля, когда заместитель министра обороны Владимир Поповкин заявил на встрече с журналистами 24-го числа, что программа утверждена президентом еще 31 декабря прошлого года, что стало совершенной неожиданностью для большинства из них, т.к. их достоверные источники в Минобороны на протяжении всего января утверждали, что этого не произошло.

Что вынуждало российские власти скрывать факт утверждения программы вооружения стоимостью более 20 трлн руб. на протяжении почти двух месяцев, сказать трудно. Ссылка на секретный характер указа представляется малоубедительной, так как существует официальная практика публикации извлечений, изложений и просто сообщений о факте подписания закрытых документов. Вполне возможно, что на самом деле эта программа была подписана в первые дни января задним числом, чтобы не повторять ошибок с подписанием двух предыдущих программ, когда непонятные паузы перед их утверждением достигали 10-12 месяцев, что мешало вовремя заключить контракты о производстве вооружений. В пользу такой версии косвенно свидетельствует заявление члена Комитета Госдумы по обороне Михаила Ненашева, сделанное им на утреннем пленарном заседании российского парламента 14 января 2011 г.: «На днях президентом России утверждена государственная программа вооружения нашей страны до 2020 года и подписано соответствующее постановление правительства России по реализации гособоронзаказа» — если согласиться с тем, что «на днях» это ни в коем случае не «две недели назад».

К сожалению, из-за особенностей российской парламентской журналистики информация Ненашева не пересекла порога зала заседаний и не попала в печать, что и обеспечило сохранение «явной мути» в столь простом вопросе на протяжении почти двух месяцев. Тем не менее, совершенно ясно, что собственно источник этой мути в другом месте.

Опыт предыдущих программ вооружения показал, что попытки за счет оттягивания момента их подписания улучшить качество их разработки ни к чему не приводят — лихорадочно «доработанные» программы все равно не выполняются. Причина этого — в особой природе отечественного программно-целевого планирования, весьма мутной, чего уж тут скрывать. Любой суд, если, конечно, он не Басманный, оправдает разработчиков наших программ вооружения за их невыполнение,  сочтя вину покушением с негодными средствами — российские государственные программы вооружения в принципе невыполнимы.

Этот факт как-то продолжает ускользать от понимания заинтересованной публики, возможно, из-за уникального сочетания десятилетней глубины (или горизонта) планирования с пятилетним периодом, принятым с советских времен для наших программ. Принципиальная неработоспособность этого механизма гораздо понятнее при переходе к меньшему временному периоду, например, к двухгодичной программе, пересматриваемой ежегодно — ясно, что к моменту планировавшегося два года назад завершения первой условной программы она уже год будет замещена другим вариантом, который, в свою очередь, также обречен на невыполнение самой логикой процесса.

И в широкой, и в профессиональной прессе, к сожалению, часто звучит мнение, что новая программа вооружения принята вследствие провала старой, что совершенно неверно — новая программа принимается потому, что пришло время ее принять: в России положено принимать программу вооружения раз в пять лет. А так как разработка новой программы начинается за несколько лет до окончания первой половины предшественницы, то разработчики фактически не имеют возможности учесть  результаты ее исполнения. Как это сказывается на качестве российских программ вооружения, думается, не нужно объяснять — результаты видны невооруженным глазом, несмотря на традиционную завесу государственной тайны. Возможно, это еще одна из причин, почему наши власти сочли целесообразным не привлекать внимание к факту утверждения новой госпрограммы вооружения — в сложившихся условиях это ведь вполне может повредить политическому рейтингу.

В аспекте целесообразности или целеполагания новая программа вооружения, к сожалению, также является достаточно мутной. Как известно, ее основным целевым показателем является доля новой техники в Вооруженных силах, которая к 2016 г. должна составить 30%, а к 2020 г. — 70%. Обоснованность этих показателей, не говоря уже о возможности их достижения, выглядит весьма сомнительно, если учесть слова бывшего тогда заместителем министра обороны Владимира Поповкина, заявившего в интервью «Военно-промышленному курьеру» 2 марта и повторно — «Известиям» 11 марта, что в России «[д]оля современных средств в парке вооружения и военной техники по стратегическим ядерным силам составляет около 20%, а по силам общего назначения не превышает 10%. Для сравнения: в армиях ведущих зарубежных государств эта доля составляет 30—50%».

Если его данные о ситуации в армиях ведущих стран мира верны, то выходит, что уже к 2016 г. Россия должна будет достигнуть их уровня, а к 2020 г. — существенно превзойти его. Судя по всему, ни у кого из разработчиков российской программы вооружения на 2011—2020 гг. и госчиновников, ее проталкивавших или утверждавших, не возник простой вопрос: почему все-таки в ведущих странах мира доля новых вооружений и военной техники не превосходит 50%? И не надорвется ли Россия в своей полубезумной гонке за этими взятыми с потолка 70% к 2020 году?

Тут, кстати, уместно напомнить, что ведомственный орган печати Минобороны еще в декабре прошлого года шел гораздо дальше и утверждал, что усилия министерства «направлены на реализацию поручений президента Российской Федерации по доведению доли современных образцов вооружений к 2015 г. до 30%, а к 2020 г. — до 70—100%», что «позволит Вооруженным силам нейтрализовать любые военные угрозы Российской Федерации и стать реальным государственным инструментом активной политики в зонах ее приоритетных интересов».

Беспрецедентные в новейшей российской истории меры дисциплинарного воздействия в отношении ряда директоров крупнейших предприятий ОПК и военных чиновников Минобороны за срыв реализации гособоронзаказа 2010 г. — назревший шаг в нужном направлении, но совершенно недостаточный. Целиком систему менять надо — мутную на прозрачную.

Автор - сотрудник Института экономической политики имени Е. Гайдара

Фотографии РИА Новости