Ответ Никите Кривошеину

Статья Никиты Кривошеина под двусмысленным заглавием «Вятско-лондонско-ниццкие страсти» содержит ряд искажений фактов. Не могу судить о достоверности, с которой автор, сам бывший репатриант, описывает судьбы безымянных патриотов-репатриантов, жертв сталинского двуличия. Ему виднее. Но факты, мне известные, относящиеся к недавней истории русского православия в Великобритании и Франции, в статье искажены и представлены в тенденциозном свете.

Так, чистый вымысел, что Русская православная церковь лишила сана Василия Осборна или что у того было намерение передать имущество Сурожской епархии в собственность «Стамбулу» (сам Никита Кривошеин пишет, что, по британскому закону, церковное имущество принадлежит местной общине). Также неправда, что «часть общины, верная вл. Василию Осборну, стала молиться в двух-трёх на весь архипелаг церквушках». На самом деле часть Сурожской епархии, последовавшая за еп. Василием, была преобразована в викариатство, а после того как Василий Осборн сложил с себя сан, в благочиние Русского экзархата Западной Европы. На сегодняшний день благочиние насчитывает 18 священников, 20 приходов и общин, проводит ежегодные конференции, служит в своих или одолженных ей храмах. После долгих лет «Сурожской смуты» приходская жизнь обрела устойчивость и спокойствие. Будущее не обеспечено, но после того как осколки Сурожской епархии, оставшиеся в юрисдикции Московской патриархии, отказались от Сурожского устава (составлявшегося всей епархией на основе положений Всероссийского собора 1917-1918 гг.) и от местной независимости, на которой владыка Антоний настаивал не меньше, чем на верности гонимой церкви, именно Великобританское благочиние является наследником его духа и его дела.

Так же тенденциозно описывается положение во Франции, где в свое время образовалась Митрополия, а затем Архиепископия русских церквей Западной Европы, так называемый Русский экзархат (с 1931 года под омофором Константинопольского патриархата), являющийся до сих пор первой по численности приходов и по историческому значению православной юрисдикцией в стране. В Русском экзархате состоит, в частности, Богословский институт преподобного Сергия в Париже, созданный в 1925 году прот. Сергием Булгаковым с благословения митрополита Евлогия Георгиевского, ставший центром богословской мысли в ХХ веке и вписавший свое имя в историю не только отечественного, но и мирового православия. Наследие его богословов лишь начинает осваиваться Церковью.

В условиях бедности и независимости от государства, которых церковь не знала чуть ли не со времен Константина, создавалась новая церковная культура, вскормившая таких людей, как о. Николай Афанасьев, сестра Иоанна Рейтлингер, о. Александр Шмеман, о. Иоанн Мейендорф, и многих других. Русские эмигранты не только самоотверженно поддерживали церковные здания и создавали новые: в рассеянии с особой интенсивностью расцвела церковная жизнь, подвижничество и святость. Церковный расцвет коснулся и приходов Московской патриархии, пользовавшихся в то время достаточной автономией. К ним примкнули Владимир Лосский, митрополит Антоний Блум и другие, внесшие значительный вклад в развитие именно местного, франкоязычного и англоязычного, православия. Церковная история русской эмиграции запомнится как одна из славных страниц истории всего православия. А наследие ее, пусть не на том уровне, продолжает жить в приходах, общественных и церковных организациях православного рассеяния.

Неправомерно сводить значение эмигрантской церкви к поддержанию храмов, а все ее упование к одному лишь ожиданию освобождения родины от богоборческого режима. Отношение к советской власти было за редкими исключениями непримиримым, но эмиграция сумела избежать ловушки политиканства и бесплодного чувства обиды. Временное становилось постоянным по мере того, как эмигранты убеждались, что им не суждено вернуться на родину, что дети их и внуки будут ассимилированы. Сам Никита Кривошеин, настаивающий на временном характере Русского экзархата, созданного в 1931-м, продолжает проживать во Франции в 2011-м, несмотря на наступление долгожданной смены режима...

Создатель Русского экзархата митрополит Евлогий был русским архиереем, поставленным российским Синодом и получившим назначение от патриарха Тихона. Паства его состояла из перемещенных граждан Российской империи, с нетерпением ожидавших возвращения в свою страну и в свои дома. Сегодня Русский экзархат, являясь преемником митрополии того времени, существует в совершенно иных условиях.  Время не повернуть назад. И если «возвращение на родину» уже давно больше не мечта, а конкретная возможность для всех того желающих, возвращение Экзархата  к административному статусу, который существовал до 1931 года, нереально и бессмысленно. Его приверженцы уже не эмигранты.

Очень трудно согласиться и с другим утверждением Никиты Кривошеина: что иск Российской Федерации к ниццкому приходу, обладавшему храмом в течение 90 лет, «не коробит». Для многих потомков эмигрантов он — проявление не только неблагодарности современной России по отношению к эмиграции, сохранившей православие и русское наследие, но и желания российского государства стереть память об истории той другой России, не принявшей советский режим.

Неправда, что юридически это дело ясное. Суд склонился на сторону аргументов Российской Федерации, но оставил в тени множество нюансов. Так приход, созданный в 1923-м, никогда не являлся стороной арендного договора, подписанного в 1908 году между государем и Санкт-Петербургской епархией, а наоборот, неизменно считался и считал себя владельцем храма. Суд решил, что ссылка на долгосрочную аренду, сделанная приходом при оформлении права собственности в 1923 году, ставит под вопрос право прихода на постоянное владение зданием. Но, думается, возможна иная интерпретация. Или еще: право собственности на Свято-Никольский  собор никогда не признавалось за Советским Союзом, преемницей которого выступает Российская Федерация. И уж совсем цинично утверждение, что разговоры о давлении, оказанном Российской Федерацией на Францию, — «чистые наветы», как пишет Никита Кривошеин. Несерьезно отрицать политическую составляющую конфликта, в котором задействованы интересы двух государств.

Российская сторона даже не скрывает свою заинтересованность в положительном исходе дела и использует все рычаги для достижения цели. Неправда, наконец, и то, что исход суда никак не скажется на положении прихода. В самом деле, владение церковным зданием не наделяет владельца всеми правами. В частности, не российскому государству решать юрисдикционные споры, находящиеся в компетенции канонической власти. Тем не менее, Российская Федерация уже дала знать, что намерена выселить приход, действующий в Свято-Никольском соборе около 90 лет, и заменить его «своей» церковью. Потому, должно быть, российская сторона, якобы заботясь об интересах посетителей, так настаивает на упразднении платы, взимаемой за вход в собор вне часов службы, что обеспечивает собору финансовую независимость и позволяет ему оплачивать сотрудников. Если Российская Федерация добьется своего, собор будет поставлен в непосредственную зависимость от государственной власти, как и «духовный центр», строящийся в Париже на берегу Сены. Центр тяжести русского православия во Франции перемещается в Российское посольство, что противоречит принципу светскости государства как в России, так и во Франции, не говоря уж о каноническом строе православной церкви.

Приход, поддерживаемый Русским экзархатом, посчитал несправедливым решение апелляционного суда и подал на него кассационную жалобу, заявив о своем намерении довести дело до Европейского суда по правам человека, если это потребуется.

Итак, судебное разбирательство продолжается. Никита Кривошеин не может этого не знать, как не может он не знать, что условия, в которых оно проходит, исключительно тяжелы для прихода, вынужденного вести борьбу против сильнейшего противника, поддерживая при этом приходскую жизнь и мир церковный. Не прекращаются провокационные выступления, имеющие своей целью внести в приход разделение и смуту. Российская сторона считает нужным очернять своих оппонентов, выставляя их в виде интриганов, движимых одной жаждой наживы...

Прав Никита Кривошеин только в одном: время сделало свое дело, и белая эмиграция принадлежит прошлому. Но кроме «малого числа 70-80-летних детей первых эмигрантов» осталось не столь малое число их потомков, и с ними все к ним примкнувшие, местные или приезжие, наполняющие сегодня опустевшие было храмы и монастыри, летние лагеря, общественные и церковные организации разных юрисдикций. Французское и западноевропейское православие многослойно и многонационально. Да, оно еще не совсем укрепилось на местах, не уверено в себе, малочисленно. Но ведь сказано: «Довольно для тебя благодати Моей, ибо сила Моя совершается в немощи».

В зарождающемся местном православии со времени его возникновения заложены традиции одного из самых плодотворных периодов русского православия: богословского и духовного возрождения XIX — начала XX века, занесенные сюда русскими эмигрантами. Их потомки в четвертом или пятом поколении в большинстве своем уже не русские. Но достаточный ли это повод для того, чтобы нападать на них в судах, издеваться и очернять на интернет-форумах, пытаться отобрать всеми правдами и неправдами то малое, что досталось им от изгнанных предков? Грустно, что возрождающаяся Россия не способна увидеть и признать эту часть своей истории. Еще грустней, что в неприглядном деле ликвидации памяти и наследия церковного рассеяния ей помогает часть православной церкви и отдельные представители «первой» эмиграции.

В заключение коснусь вятской трагедии, которая, собственно, и подтолкнула Никиту Кривошеина на написание своей статьи. Думаю, подробности дела нам обоим мало известны, но недаром вспоминаются по этого поводу случаи самоубийств священников, связавших свою судьбу со сталинской Россией. В совсем ином контексте вятские события свидетельствуют, помимо личной трагедии, о нестроениях, продолжающихся в российской церкви после 20 лет свободного существования. Российское церковное руководство до сих пор не находит в себе силу окончательно порвать с советским пленением и вернуться к каноническому строю, выработанному Поместным Всероссийским собором 1917-1918 годов. Не стоило бы российской церкви прислушаться к тем ее бывшим частям, оставшимся верными заветам Поместного собора — Американской митрополии и скромному Русскому экзархату, вместо того чтобы пытаться выстроить всю русскую диаспору по одному образцу и навязывать ей надуманную концепцию «Русского мира»?

Фотографии с сайтов www.nne.ru и zarubezhje.narod.ru