Недавнее радикальное решение о расширении Москвы почти в два с половиной раза вызвало в стране на удивление вялую реакцию. Десяток-другой информационных сообщений, большей частью нейтральных, но с оттенком некоторого восхищения «истинно русским» размахом задуманных преобразований, несколько едких комментариев на «либеральных» сайтах – вот, пожалуй, и все. Может, тому виной жаркий июль? Или всеобщее неверие в осуществление суперпроекта, слишком уж заметно зависящего от итогов предстоящих президентских выборов? Недаром один из дуумвиров до сих пор публично не высказал по этому вопросу своей позиции.

Слабая реакция общества на перекройку карты столичного региона тем более поразительна, что дело так или иначе касается каждого россиянина. Гигантские инвестиции, по сравнению с которыми даже сочинская олимпиада покажется местной стройкой, стягивание новых и новых миллионов людей в столицу в условиях ее очевидной гипертрофии – это только часть возможных последствий.

Не худо было бы спросить об отношении к реформе экспертов, да и самих жителей Москвы и области. Ведь речь не о продаже «деревенек с холопами» одним барином другому. В демократических странах, тем более в странах с федеративным государственным устройством передел границ между субъектами федерации потребовал бы не только квалифицированного большинства в парламенте (за этим у нас дело не станет), но и одобрения на местных референдумах.

Создание Большого Лондона или реформа административно-территориального деления Парижского региона заняли не месяцы – годы. В Англии вопрос об объединении соседних муниципалитетов с графством Лондон встал еще в 1919 г. Для его детального обсуждения в 1921 г. была созвана специальная Королевская комиссия, члены которой так и не смогли прийти к согласию. В результате ее доклад, обнародованный в 1923 г., не привел к значительным изменениям в жизни города.

Следующая попытка выстроить новую систему управления одной из самых крупных в то время городских агломераций мира была предпринята лишь в 1957 г. с образованием новой Королевской комиссии по вопросам местного самоуправления в Большом Лондоне, получившей известность как Комиссия Херберта. Ей потребовалось провести 114 заседаний и 70 общественных слушаний (!), прежде чем она смогла опубликовать в 1960 г. свой итоговый доклад. Были разработаны, в частности, точные критерии включения поселений в Большой Лондон. Доклад опирался на фундаментальное исследование, выполненное в знаменитой Лондонской Высшей школе экономики. Он подвергся дальнейшему длительному обсуждению, и закон о Большом Лондоне, выработанный на его основе, был принят парламентом только в 1963 г. Его реализация началась еще позже – с 1965 г.

Реформа управления Парижским регионом заняла около 7 лет. Она началась с создания в 1961 г. Парижского округа (District de la région parisienne) в границах трех тогдашних департаментов. Этот шаг вызвал яростное сопротивление многих муниципалитетов и политических деятелей. В результате долгих дебатов в конце 1964 г. был принят закон о создании восьми новых административно-территориальных единиц, охватывающих Парижскую агломерацию – семи департаментов вместо трех, а также собственно Парижа. В отличие от Лондона, его границы, проведенные по кольцевой автодороге, отрезали город intro muros от пригородов. Это, однако, не помешало реализовать годом позже главную задачу реформы – принять Генеральную схему устройства территории и градостроительства Большого Парижа.  Закон 1964 г. полностью вступил в силу лишь с 1 января 1968 г.   

В обеих европейских столицах самой важной проблемой реформ управления были не столько административные границы и создание «вертикали власти», сколько детальное разграничение компетенций между двумя уровнями самоуправления, обеспечение единого городского планирования и участия жителей в деятельности низовых муниципалитетов, устранение различий в обеспеченности разных частей городской агломерации общественными услугами.

Ведь в развитых странах реальные границы городских агломераций как целостных социальных образований учитываются в управлении вовсе не путем перекройки границ и расширения городов по мере их роста, а за счет координации деятельности муниципалитетов, делегирования ими определенных компетенций на более высокий уровень при сохранении самостоятельности в остальных сферах. Во Франции национальное законодательство обязывает сотрудничать коммуны, входящие в городскую агломерацию. Оно регулирует области и институциональную организацию такого сотрудничества. Передел границ – лишь крайняя и редкая мера. Такой подход – не только дань традициям, уважение исторического опыта и своеобразия территориальных сообществ, нередко существующих в течение нескольких столетий, но и отражение тенденций развития современного общества – стремления многих слоев жить в однородной социальной среде, отвечающей их специфическим запросам. Административная фрагментация городской ткани дает возможность муниципалитетам привлекать нужные им функции и регулировать в определенных пределах использование территории, а предпринимателям – выбирать те коммуны, в которых условия кажутся им наиболее подходящими. Но для этого нужно демократическое, плюралистическое общество. Сотрудничество между центром и периферией агломерации не может зависеть от личных отношений между мэром и губернатором, как это было совсем недавно в  Москве.

Наконец, есть давняя заповедь, хорошо известная экспертам: если есть возможность не менять административные границы, лучше их не трогать. «Семь раз отмерь, один раз отрежь!» –  так в конечном итоге лучше для всех.

Какие же аргументы в пользу драматического расширения границ нашей столицы мы до сих пор услышали? Помимо единства проблем города и области, их, в сущности, два.

1). МКАД – «удавка» для столицы. Никакая это не удавка: Москва, как и другие крупные города, естественным путем давно выплескивается за свои границы. Жилья уже давно больше строится в пригородах, чем в самом городе, а теперь там быстрее растет оборот розничной торговли на душу населения. Как видно на примере многих стран, несоответствие между административными границами центрального города и его агломерации – совершенно нормальное явление, само по себе не мешающее эффективному решению общих проблем. Административные границы не должны мешать экономике, превращаясь в разделительные линии, как между феодальными княжествами, каждое из которых живет своей жизнью. Что же, так и будем одним росчерком пера каждые 20 или 30 лет все дальше отодвигать рубежи города, как в советское время? Старая российская традиция единоначалия и стремления решать все проблемы централизацией власти исключительно живуча. Но в современных условиях это работает все хуже – слишком сложно устроены такие гигантские социальные системы, как столичная агломерация, слишком важны для успешного развития разнообразие и автономия их элементов.

2). Транспортный коллапс и другие проблемы Москвы – следствие ее моноцентрической организации. Нужно создать за пределами МКАД альтернативные центры, специализированные на разных функциях – правительственный, финансовый и др.

Действительно, полицентризм считается одним из наиболее прогрессивных принципов территориальной организации общества. В ЕС он стал основополагающим в территориальном планировании на всех уровнях – от общеевропейского до городского. Рациональная идея создания субцентров для разгрузки кварталов внутри Садового кольца вошла еще в Генплан 1971 г. После 1991 г. территории с важными деловыми функциями постепенно начали спонтанно формироваться вокруг крупных транспортных узлов и значимых объектов (например, около ВВЦ и телецентра в Останкино), вдоль основных магистралей. Этот процесс, однако, идет медленно, и центр столицы по-прежнему сосредоточивает во много раз больше рабочих мест по сравнению с его долей в территории и населении.    

Полицентрическими принято называть городские системы, включающие по меньшей мере три и более сравнительно близко расположенных, самостоятельных и сравнимых по численности населения и экономическому потенциалу города, между которыми сложились или потенциально могут сложиться интенсивные связи, способствующие их специализации, взаимодополняемости функций, согласованной стратегии развития и сотрудничеству. Полицентризм противоположен моноцентризму, при котором доминирующий центр обеспечивает всеми типами услуг ареал своего влияния. Полицентризм несовместим также с урбанизацией по типу «масляного пятна» - городской застройкой, функции в которой распределены неравномерно и хаотически.

Вопрос, следовательно, в том, удастся ли построить рядом со «старой» Москвой два или хотя бы один новый город - если не равнозначный ей, то, во всяком случае, способный стать с ней сопоставимым. Иными словами, можно ли в короткие сроки сломать складывавшуюся веками радиально-концентрическую структуру города?

В истории крупных городов мира было всего несколько случаев их тотального переустройства. Французский урбанист Филипп Эринже назвал этот феномен refondation, т.е. «основание заново». Он приводит примеры исчезнувшего с лица Земли Шанхая, каким его знали предшествующие поколения, и Тегерана, новая часть которого заняла высокое плато над городом, ранее считавшееся неудобным для застройки.  

Что касается Москвы, ответ представляется очевидным. Подтверждение – опыт Большого Парижа, в котором только теперь, через сорок с лишним лет после принятия первой Генеральной схемы, начинают формироваться ежедневные «хордовые» перемещения людей к местам приложения труда между пригородами, в какой-то мере сравнимые с центростремительными потоками. Это и понятно: историческую культурную среду центра, насыщенного архитектурными памятниками и музеями, театрами и выставочными залами, заменить невозможно, какими бы радикально инновационными ни были представительские и офисные здания в субцентрах за пределами МКАД. Бизнес-гетто в окружении хорошо охраняемых коттеджных поселков для топ-менеджеров или высших чиновников вряд ли покажутся достаточно разнообразной и привлекательной средой даже для значительной части их обитателей. Да и уйти из Кремля, главного представительского объекта и великодержавного символа России, власти будет нелегко. Быстро вывести из центра за МКАД всю «президентскую рать», министерства, агентства, парламентские структуры невозможно – разве что «второстепенные» социальные ведомства, и то без руководящего состава. О «цене вопроса» лучше не вспоминать.  

Стало быть, существующие центростремительные и транзитные потоки в новой части Москвы сохранятся. К ним прибавятся новые: служащие государственных учреждений, обслуживающий персонал, строители вряд ли будут жить исключительно поблизости от новых мест работы, а члены семей «переселенцев» будут ездить в «старую» Москву на работу и учебу. На региональном уровне Москва, как Лондон или Париж, останется моноцентрической агломерацией. 

Значит, нужны революционные преобразования в транспортной системе, которая должна обеспечить быстрое и сравнительно дешевое перемещение сотен тысяч людей на расстояния до 120 км и более – например, от границ пришиваемой к Москве с юга «юбки» площадью 144 тыс. га куда-нибудь в Медведково или Мытищи. Пока же коммуникации в столичном регионе находятся в том же состоянии, что и 50 лет назад. Несмотря на многократное увеличение числа автомобилей, новых дорог за последние 20 лет не построено (за исключением реконструкции давно перегруженной МКАД и отрезка Киевского шоссе). Нужна не только кардинальная реконструкция вылетных магистралей, но и строительство множества хордовых, внутрисекторальных трасс, новых пересечений с МКАД, многоуровневых развязок. Между тем, только на реконструкцию Ленинградского шоссе, не законченную и поныне, потребовалось около пяти лет, и эта стройка была одной из самых дорогих для бюджета города. Электрички мало изменились по комфорту, заполненности и скорости с начала 1950-х гг. – по-прежнему с трудом преодолевают за час всего 40-45 км. Они и не могут двигаться быстрее. Еще в советских пятилетних планах значилось строительство третьих и четвертых путей на подходах к Москве, но этого так и не было сделано. Продление большинства линий метро за МКАД невозможно, так как они уже теперь работают на пределе пропускной способности. Систему транспорта, отвечающую потребностям расширенной Москвы, по сути, нужно создавать заново, что потребует длительного времени и многомиллиардных вложений. Неизбежен отток средств из бюджета «старой» Москвы, у которой своих забот хватает.

Новые стройки потребуют массового притока рабочих рук, резерва которых в столице нет. Люди потянутся в Москву изо всех окрестных областей, что приведет к обезлюдению не только малых и средних, но и многих крупных городов. Этого, однако, явно недостаточно: столице предстоит принять тысячи мигрантов из Кавказа и Средней Азии со всеми вытекающими проблемами их расселения, адаптации, социально-территориальной поляризации.

Московская область потеряет десятки тысяч гектаров самых продуктивных земель. Известно, что эффективность сельского хозяйства в нашей стране тем выше, чем ближе к городу. Закроются многие сельскохозяйственные предприятия, ибо выгоднее будет продать землю, чем что-то выращивать на ней. От лесопаркового защитного пояса Москвы (ЛПЗП), выполнявшего важные экологические и рекреационные функции, останутся только фрагменты. Яркий контраст с так называемым зеленым сердцем Ранстада – расположенной по дуге вдоль побережья Нидерландов третьей в Европе городской агломерации, включающей самые крупные города страны (Амстердам, Гаагу, Роттердам, Утрехт и др.). Голландцам в течение десятилетий (!) удается сдерживать застройку самых лакомых кусков земли между главными городами. Впрочем, на ЛПЗП, сохранение которого предусматривалось еще первым социалистическим генпланом города (1935), давно уже махнули рукой, не в силах остановить экспансию коттеджных и дачных поселков. Однако теперь садовые товарищества, расположенные вблизи удобных дорог или в экологически привлекательных местах оказываются под угрозой сноса.

«Основывая заново» российскую столицу, власти усугубляют старую проблему  гипертрофии Москвы. Обычно затевая столь дорогостоящее дело, как перенос столицы, центральное правительство преследует определенные политические и экономические цели – переместить руководство страны в новый город, равноудаленный от старых «центров силы» – специфических по этническому составу населения районов или подальше от границ, способствовать подъему районов нового освоения и т.п. Но о создании фактически новой столицы рядом с уже перегруженной старой мир услышал впервые.  

На столицу и так уже приходится более 20% суммарного ВРП всех регионов, 25- 30% объема платных услуг и торговли, 80-90% банковского капитала. Покупательная способность москвичей втрое выше, чем в среднем по стране, что делает Москву самым привлекательным направлением трудовых миграций на большей части постсоветского пространства. Высокая концентрация финансовых ресурсов и непрекращающийся приток мигрантов определяют спекулятивный характер московского рынка недвижимости и  резкую социальную поляризацию.

Остается надеяться, что создание «русского Бразилиа» рядом с исторической Москвой затянется, и в ближайшей перспективе дело ограничится строительством за МКАД новых кварталов массовой застройки, коттеджных поселков, офисных комплексов  и – дай Бог! – новых дорог.

Автор - доктор географических наук, профессор

Фотографии РИА Новости