Куда ведет кризис культуры. Эмиль Паин

Действительно ли в России, в отличие от остальных стран Европы, традиционное архаическое общество? И объятия традиционализма так сильны, что препятствуют любым попыткам провести либеральные реформы? С этим довольно распространенным мнением категорически не согласен участник семинара «Куда ведет кризис культуры» Эмиль Паин, который полагает, что Россия всего лишь одна из стран, в которой сегодня очень активна так называемая обратная волна. То есть наличествует ситуация временного возвращения консервативных тенденций, при том что общий тренд на модернизацию остается неизменным.

Казалось бы, Эмиль Паин пытается плевать против ветра — ведь любому, кто следит за изменившейся в путинскую эпоху ситуацией с различными социальными тенденциями, очевидно, что за возврат к русским традициям и к особому пути России сегодня ратуют не только пенсионеры, что понятно ввиду их советского прошлого, но и молодые люди, в том числе родившиеся после перестройки. А ведь обычно молодые люди чаще, чем пожилые, голосуют за перемены и модернизацию общества. Однако, утверждает Паин,  во время «срыва», во время «обратной волны», именно молодые люди очень часто становятся яростными сторонниками возвращения к традиционным ценностям.

Правда, вслед за Эриком Хобсбаумом, введшим термин «изобретенные традиции», исследователь уточняет, что те, кто ратует за возвращение к традициям, на самом деле призывают вернуться к традициям, которые являются новоделом. Это не настоящие традиции, а смесь из выдуманного и изобретенного вместе с осколками реального прошлого. Изобретение или конструирование традиций необходимо для того, чтобы традиции представали в виде, наиболее привлекательном и якобы похожем на реальность, при том что реальностью они не являются. Таков, в частности, исламский фундаментализм, который с реальным традиционным исламом имеет мало общего, и является категоричным отрицанием настоящего. Исследователь ссылается на Пьера Нора, который называл это «воображаемым прошлым», точно так же как Бенедикт Андерсон называл нации «воображаемыми сообществами».

Паин подробно останавливается на феномене «исламской экономики», которая обрела популярность вместе с первой волной исламского фундаментализма. Это особая экономика, в которой запрещены, в частности, банковские проценты, инвестиции в игорный бизнес и так далее. Одно время «исламская экономика» была популярна в Иране, Пакистане и Судане. Более того, когда эти экономические веяния возникли, многие западные банки стали предлагать услуги по обслуживанию клиентов «в соответствии с исламом». Но очень быстро оказалось, что «исламская экономика» неконкурентоспособна, даже во время кризиса 2008-2009 годов, когда, казалось бы, отказ от рискованных инвестиций должен был помочь уберечься от кризиса, выяснилось, что исламская экономика точно так же просела, как все остальные. И сегодня ее сторонники остались только в Судане, стране, занимающей 186-е место по уровню развития.

Примерно такая же ситуация с «суверенной демократией» в России. Она вроде бы отражает национальные устои и традиции, а на самом деле является попыткой доказать подвластному населению, что ситуация, когда воля обладающих властью лиц выше закона, это и есть отражение культурных традиций России. Точно так же, как «особый путь» России — это путь из воображаемого прошлого в не менее воображаемое будущее. Только его на самом деле совершает не воображаемое сообщество под названием нация, а вполне реальные налогоплательщики, которых убеждают, что их инвестиции в «суверенную демократию» наиболее выгодные. Налогоплательщикам постоянно внушается мысль, что сравнение России с гнилым Западом неправильно и антипатриотично, так как у России своя культура, свой цивилизационный путь, и мы не позволим сбить нас с панталыку.

При этом Паин разделяет способы оправдания изоляционизма цивилизационными особенностями России на три отчетливые группы. Первая — это охранители, по большей части представляющие силовой блок власти; именно им особенно нравится утверждать, что культура — это судьба, так как это дает им возможность подверстать к судьбе наращивание власти политической бюрократии.

Вторая группа обозначена автором как упадническая. Ее составляют определенные круги вполне либеральной, на первый взгляд, интеллигенции, которые признают преимущества западного пути развития, но при этом со вздохами и охами уверяют, что Россия, увы, страна рабов, поэтому исторически и опять же цивилизационно она просто не готова к тому, чтобы вписаться в западную цивилизацию. Понятно, что такая радзиховщина вполне устраивает власть, ибо ее устраивают любые попытки легитимировать имеющееся статус-кво.

В третью группу автор включает агрессивных цивилизационных националистов, хотя на самом деле им куда больше подошло бы имя имперских державников. Здесь особый путь России сводится к необходимости воссоздания русской империи во главе, понятное дело, с русским народом.

Однако самое важное: всеми этими группами движет прежде всего воображаемый традиционализм, то есть попытка придуманным прошлым легитимировать вполне конкретное и удобное для кого-то настоящее. Понятно, что традиционализм стал наиболее востребованным, начиная с путинской эпохи 2000-х годов, когда непоследовательные и противоречивые, часто далекие от справедливости реформы сменились стремлением просто и грубо удерживать власть. Именно тогда в России, по мнению Паина, началась «обратная волна», и до этого интересный только маргинальным группам русских националистов типа общества «Память» особый путь России был отмыт от нафталина. Хотя на самом деле в ход пошло очередное переизобретение прошлого.

Утверждение, что России не подходит либерально-демократический путь, который просто не соответствует ее национальным и традиционным устоям, не находит, как утверждает Эмиль Паин, никакого подтверждения в многочисленных отечественных и зарубежных исследованиях, проводившихся в разное, в том числе последнее, время. Эти исследования показали, что Россия страдает не от избытка различных традиционных устремлений, а наоборот, от очень опасного разрушения традиционных норм как социальной культуры, так и традиционной (общечеловеческой) нравственности. То есть традиционность российского общества — это миф, точно такой же, как миф о коллективистском характере русского человека. Сегодня российское общество — наиболее атомизированное, индивидуалистическое, безучастное, социально разделенное, противостоящее обыкновенной человеческой солидарности. В России чрезвычайно низок уровень доверия между людьми. И один из самых низких в Европе уровень законопослушания, то есть уверенности, что закон не враждебен и помогает, а не мешает человеку.

Можно ли согласиться с Эмилем Паином в его определении кризиса культуры? Ведь он уверен, что «обратная волна», накрывшая Россию, является лишь частью общемирового культурного тренда. Увы, с этим согласятся далеко не все. Конечно, «обратная волна» коснулась не только России, но почему она далеко не так катастрофически сказалась на политическом пути наших бывших соседей по социалистическому лагерю? Почему у восточноевропейских и прибалтийских стран все складывается по-другому и куда более удачно? Значит, историческое прошлое России все-таки сказалось и сказывается самым что ни есть пагубным образом на попытках России войти в цивилизованную Европу. А что важнее, яйцо или курица, национальные отличия или глобальный тренд, вопрос из числа неразрешимых.

Фотография РИА Новости