Премьер-министр Италии Сильвио Берлускони ушел в отставку. Это вызвало восторг итальянских и европейских левых либералов, справедливо считающих Сильвио Берлускони символом деградации итальянской политики.

Проблема заключается в том, что за Сильвио Берлускони регулярно голосовало большинство итальянских избирателей. Мы в России можем сказать, что вот у нас выборов нет и Путина никто не выбирал. Но ведь про Берлускони этого сказать нельзя. Если он так плох, зачем вы его выбирали? А если его выбрали итальянские избиратели, то дело, стало быть, не в нем, а в итальянских избирателях?

Неприятная правда заключается в том, что итальянская политика устроена ужасно. Что после краха Муссолини идеи и обстоятельства, породившие итальянский фашизм — а именно, всеобщее избирательное право и идея социальных гарантий, — никуда не делись. Их исповедовали как итальянские коммунисты, получавшие деньги от СССР, так и христианские демократы, получавшие деньги от ЦРУ.  Из всех трех итальянских крупных партий меньше всего получали денег из-за границы социалисты, поэтому они больше всех воровали из бюджета. А практика, запрещавшая пожертвования на избирательную кампанию от частных лиц, привела к тому, что из бюджета воровали все три партии.

В результате непрерывного роста системы социальных гарантий итальянская экономика мутировала в двух направлениях — непрерывного роста социальных выплат в угоду избирателям и профсоюзам и непрерывной девальвации лиры с целью поддержания конкурентоспособности итальянской промышленности.

После краха СССР и исчезновения угрозы коммунизма этот непрерывный рост выплат попытались обуздать, отдав Италию под внешнее финансовое управление Германии — то есть ввели евро. После этого итальянская экономика быстро стала терять конкурентоспособность.

Одновременно гигантские выплаты Югу (а фактически, если называть вещи своими именами, Рим платил мафии деньги, чтобы она заставляла своих избирателей голосовать против коммунистов) привели к тому, что части итальянского Юга, в первую очередь Калабрия и отчасти Сицилия, превратились во что-то вроде Палестины. При этом ту отрицательную роль,  которую на юге играет мафия, на севере играют профсоюзы: экономика предельно зарегулирована, предприниматель не имеет права уволить даже сезонного работника (на следующий год он обязан предложить работу в первую очередь ему).

При всем при этом Италия остается одной из крупнейших экономик мира и третьим по величине экспортером машиностроительной продукции в мире. За счет чего? Ответ — за счет мелких, до 200-300 работников, фирм, как правило, семейных. (Выход на IPO губителен для большинства этих фирм, существующих в тени.) Вот эти люди и стали первыми избирателями Берлускони.

Берлускони — фигура совершенно американского типа, не характерная для итальянской политики. Это предприниматель, который сделал себя сам. Первым бизнесом Берлускони был девелопмент, отсюда и обвинения в связях с мафией, потому что там, где девелопмент — в Италии всегда мафия.

Вторым бизнесом было телевидение. Общеитальянское телевидение до Берлускони было только государственным и показывало скучнейшие программы, сделавшие бы честь если не Северной Корее, то уж брежневскому СССР точно. Частные телекомпании не могли вещать на всю страну. Берлускони обошел этот запрет, скупив мелкие региональные компании и построив из них сеть, и первый показал итальянцам современное качественное развлекательное телевидение.

Когда правительство сообразило, что именно сделал Берлускони, его телеканал просто отключили. В результате избиратели чуть не подняли бунт, все включили обратно, а сам Берлускони понял, как в свое время Козимо Медичи, что в Италии быть богатым и быть вне политики — невозможно.

Придя к власти, Берлускони первым делом попытался провести пенсионную реформу, которая вытащила бы Италию из финансовой дыры, но тут же в результате потерял власть и семь лет просидел в оппозиции. После этого Берлускони утратил иллюзии. Он понял, что политик в государстве всеобщего благосостояния может делать только одно — обещать то, что хочет толпа. Это как с телевидением: телевидение показывает то, что хотят зрители. Владелец телеканала не может показывать то, что зрители не хотят. Точно так же владелец премьерского кресла не может делать то, чего не хотят избиратели.

Оказалось, что народ стерпит все — вечеринки бунга-бунга, друга Володю и друга Муаммара — все, кроме социальных реформ и реальной перестройки все серьезнее хворающей системы. И стареющий дон Жуан, перенесший вдобавок операцию простаты, занялся всем тем, против чего не возражал народ.

 У меня есть итальянский приятель — процветающий бизнесмен, владелец 21 бизнеса. Познакомились мы потому, что 20 его бизнесов зарабатывают деньги, а 21-й заключается в том, что он для души издает Пико делла Мирандолу, Эзру Паунда и прочие интеллектуальные книги. Когда я однажды спросила этого человека, зачем ему двадцать компаний — почему бы ему, как в США, не продать девятнадцать и не сосредоточиться на одном, самом прибыльном, — он ответил: «Для страховки. Мы, итальянцы, никогда не знаем, что с нами сделает государство». Когда я спросила: «А почему бы вам не попытаться изменить государство», он засмеялся и сказал: «Государство нельзя изменить. К государству можно только приспособиться».

Вот это и есть проблема Италии: что при системе всеобщего избирательного права людей, которые имеют 21 бизнес, а для души издают Эзру Паунда, всегда будет мало, а людей, которые хотят от государства, чтобы оно их содержало, всегда будет гораздо больше.

В Италии нет проблемы Сильвио Берлускони. В Италии, как в Греции, есть проблема всеобщего избирательного права.

Фотография РИА Новости