Второй митинг против нечестных парламентских выборов в России собрал намного больше народу, чем первый, а главное — пришли люди из другой социальной среды.

Если на Болотной площади, по мнению самих организаторов, собралось около 80 тысяч человек, то, по их же оценкам, на проспект Сахарова — не менее 100 тысяч. Поскольку больше десяти лет массовых выступлений в Москве не было, методика подсчета демонстрантов была утеряна, и сегодня в СМИ и на блогах счетоводы развернули целые баталии. Общественное внимание сосредоточилось на сложных математических формулах, учитывающих рельеф местности, плотность толпы и даже текучесть людей во время четырехчасового митинга.

Сложнее оценить состав пришедших, настолько разнородной была публика. В глаза прежде всего бросались хорошо организованные политические группы, вооружившиеся флагами и партийной символикой, занявшие места ближе к сцене. Они представляли практически всю оппозицию в России: от коммунистов, анархистов и националистов до членов партий олигарха Прохорова или сторонников бывшего премьера Касьянова.

10 ноября было много интеллигенции и представителей столичного среднего класса.  24 ноября они снова пришли: первых можно было идентифицировать  по лицам, вторых — по   одежде. Многие со стильными плакатами, распечатанными из интернета: мультипликационный герой Чебурашка против нечестных выборов, глава Центризбиркома Чуров в виде волшебника, манипулирующего бюллетенями. Но вскоре они растворились в новой волне прибывающих: мужчин 40-50 лет, одетых в темные куртки и вязаные шапочки. Они приходили поодиночке, держались обособленно, не вступая в разговоры и не реагируя на шутки соседей, и внимательно слушали выступающих. В России, где в любых общественных местах — от церкви до театра — традиционно преобладают женщины, это смотрелось непривычно. По опросам Левада-Центра, 60% митингующих составляли мужчины, 62% — люди с высшим образованием.

Оказавшись перед лицом этих десятков тысяч недовольных, оппозиция и власть попытались выдвинуть конкретные предложения, что же им делать в ближайшее время. Вариантов пока предложено немного.

Политическая наивность и недоверчивость среднего класса и интеллигенции привела к тому, что традиционные оппозиционные СМИ, такие как «Новая газета» и «Нью-Таймс», оказались выключены из процесса. Их площадки не стали главными ресурсами информирования и мобилизации активистов, их журналисты не вошли в оргкомитет митинга 24 декабря. Также в стороне остались крупнейшие правозащитные организации: «Мемориал», «За права человека» или «Московская Хельсинкская группа» (правда, одно из заседаний оркгомитета митинга прошло в помещении Центра им. Сахарова).

Их место заняли городские издания, ориентированные на средний класс: новости о  будущем митинге транслировались на сайте столичного журнала «Большой город», а постановку звука и экранов взял на себя развлекательный журнал «Афиша». Роль радиостанции «Эхо Москвы», одного из главных организаторов протестов в 1991 и 1993 гг., свелась к простому освещению событий.

В результате после митинга ни эти издания, ни НГО не предоставили   дискуссионных площадок для проснувшихся граждан, где они могли бы обсудить, что же делать дальше.

В свою очередь оргкомитет, в котором ведущую роль играли не политики, а творческая интеллигенция, несмотря на большую популярность онлайн-трансляций своих заседаний, не стал объединяющей все силы площадкой для обсуждения стратегий будущих действий.

 Никакой постоянно действующей структуры на его месте создано не было, хотя звучали идеи о формировании «теневого правительства» или Комитета национального спасения. Лидеры оппозиции согласились играть по правилам оргкомитета, побоявшись потерять внезапно обретенную новую многотысячную аудиторию.

Facebook сыграл свою роль в организации митинга — там регистрировались участники, шла дискуссия и проводились голосования кандидатур для выступления. Однако после митинга никакой постоянно действующей протестной группы в Facebook создано не было, и обсуждение вновь распалось «по друзьям».

Фактически все, что смогла предложить группа организаторов митинга 24 декабря его участникам, — это стать наблюдателями на президентских выборах в марте, а в ближайшей перспективе — выйти на уличные акции против ареста лидера Левого фронта Сергея Удальцова. Этой же стратегии придерживается самый популярный оппозиционер Алексей Навальный, у которого за спиной никаких политических организаций, кроме тех, что могут предложить его сторонники-националисты.

Одновременно городские журналы и сайты начали призывать активных граждан заняться малыми делами — собирать вещи для заключенных, помогать инвалидам и сиротам. Однако вряд ли такая деятельность, получившая популярность среди обеспеченных москвичей около трех лет назад, когда отсутствовали всякие надежды на политические перемены, удовлетворит проснувшийся средний класс сегодня.

В свою очередь, Кремль сделал свои предложения активным гражданам, которых главный идеолог путинского режима Владислав Сурков назвал «элитой».

Президент Дмитрий Медведев пообещал реформы в области регистрации партий и возвращение выборов губернаторов. Его помощник Аркадий Дворкович дал понять, что Кремль готов к разговору о социальных проблемах, а Владимир Путин предложил обсудить технологии обеспечения прозрачности выборов в Интернете.

Предложения Медведева может быть осуществятся, но лишь через некоторое время, и поэтому не способны снять политическую напряженность. Проблема с инициативами Дворковича и Путина состоит в том, что у Кремля нет никаких структур, где активные граждане могли бы заявить о себе. Созданная якобы для этой цели несколько лет назад Общественная палата никак не проявила себя во время протестов, а других структур у Кремля нет.

Даже КПСС с началом перестройки санкционировала создание демократических клубов, где начались карьеры очень многих российских политиков 90-х. Ничего подобного в Москве 2011 года нет.

В этих условиях процесс появления политиков из народа и создания новых партий может занять несколько лет.