Обе крайности порочны: полностью пасовать перед властью
 и полностью отвергать всю власть как нелегитимную

Сложившаяся сейчас в российской политике тупиковая ситуация — то самое время, когда точные понятия и хорошая теория становятся особенно нужны и актуальны. Название статьи я позаимствовал у одного из моих учителей — Иммануила Валлерстайна, так что без социологической теории уже никак не обойтись.

Первые же дни после митингов ознаменовались валом предложений по стратегии дальнейших действий протестного движения. Требования к власти высказывают очень многие, перечни сильно пересекаются, а вот способы достижения целей разнятся весьма сильно.

Для простоты расположим их на линии между «крайним соглашательством» и «крайним радикализмом». (При этом «самый крайний радикализм», который тоже присутствует и выражается в готовности к захвату административных зданий, революционному насилию, рассматривать не будем как недопустимый вообще и неприемлемый для подавляющего большинства участников протеста в частности.)

На полюсе «соглашательства» находятся,  скажем, призыв «светской львицы» Ксении Собчак «не бороться за власть, а влиять на власть», а также призыв моего высокоученого коллеги Сергеея Циреля смириться с неизбежностью победы В. Путина: «Давайте сойдемся на том, что новая демократическая и  либеральная Россия, к сожалению, не светит нам завтра, что нам нужны годы для восстановления утрамбованного и заасфальтированного политического поля, что, как это ни печально, но до марта 2012 года Путину не найдется достойной замены. Но при этом великолепную игру в формирование гражданского общества необходимо продолжить».

Смириться с возвращением В. Путина в Кремль, пытаясь потом, в условиях неизбежного укрепления авторитаризма и вероятных репрессий против оппозиции, продолжать «формирование гражданского общества», строить новые партии для «городских рассерженных» — мягко говоря, невеселая перспектива. К тому же она неприятно напоминает убалтывающие речи Л. Радзиховского, продолжающего убеждать то ли искренне, то ли по заказу, что «волна откатилась и трофеев не будет».

На полюсе радикализма располагается новая «стратегия Навального»: «Требования законны, разумны и поддерживаются всеми. Если они не начнут выполняться, то мы должны наращивать мирный протест: вывести в феврале на улицы Москвы и России миллион человек. Потом два миллиона […] То, что произойдёт 4 марта — не выборы, а процедура престолонаследия. Мы должны использовать эту процедуру для мощнейшей агитационной кампании против кандидата от Партии Жуликов и Воров — Вэ. Вэ. Путина».

Рассмотрим внимательно получивший немалый резонанс манифест Андрея Илларионова («Декабрьские тезисы»), который в отрицании легитимности власти оказывается еще более радикальным: «Поскольку и голосования во время предыдущих спецопераций 2 декабря 2007 г. и 2 марта 2008 г. были грубо сфальсифицированы, то все органы сегодняшней государственной власти России вот уже в течение, как минимум, четырех лет являются нелегитимными». В позитивной части своей программы Илларионов предлагает организовать «Общегражданское движение» с жесткой целью «ликвидации нынешнего политического режима»: «Режиму политической и уголовной шпаны не должно быть места на российской земле. Важнейшими задачами Общегражданского движения являются отставки В. Путина и Д. Медведева».

Фактически, полностью отказав нынешнему режиму в легитимности, А. Илларионов предлагает создавать альтернативную власть: выборы некоего Круглого стола членами Движения, подготовка этим Круглым столом Учредительного собрания, которое примет новую Конституцию.

Неясными остаются главные моменты: насколько большим и представительным (особенно в региональном отношении) должно быть это Общегражданское движение, чтобы сообщить какую-либо легитимность Круглому столу и его решениям, на каком основании Круглый стол и созванное им Учредительное собрание должны признаваться всеми теми гражданами России, кто не входит в Движение, а, например, остается лояльным нынешнему режиму, его институтам власти и лидерам (согласно опросу Левада-Центра, сегодня готовы проголосовать за Путина 36% граждан, а еще 22% не определились).

Сразу оговорюсь, что у меня нет расхождений с Илларионовым в критике режима, в общей направленности на его кардинальное преобразование, смену лидеров, изменение Конституции, переход к реальному федерализму и парламентской республике. Обо всем этом я писал еще полтора года назад в «Апрельских тезисах 2.0», которые оказались практически незамеченными (была другая обстановка в стране, причем, как ни странно, они и сейчас отнюдь не устарели). Моя дальнейшая критика сосредоточена не на общем пафосе и целях «Декабрьских тезисов», а на политической стратегии достижения этих целей.

Ясно, что правящая группа и режим будут яростно препятствовать попыткам создания любых альтернативных центров власти, не останавливаясь и перед силой. Однако, если в связи с уходом В. Суркова «управление» внутренней политикой со стороны Администрации президента не полностью обвалится в интеллектуальном плане, то главный упор Старая площадь будет делать не на прямые репрессии, а на дискредитации этих альтернативных центров как раз по критерию легитимности.

Что получаем?

Один лагерь — вполне еще консолидированное государство с армией, МВД, ФСБ, послушными прокуратурой и судами, подчиненными главными каналами телевидения, полностью зависимыми от Кремля региональными элитами.

И другой лагерь, поддержанный участниками столичных митингов, несколькими оппозиционными сайтами и столичными же изданиями, многими пользователями Интернета в нескольких крупных городах.

Каждый лагерь начинает обвинять другой в нелегитимности, каждый лагерь в меру сил (а сил у режима пока на порядки больше) дискредитирует или даже срывает действия другого лагеря, прежде всего, организацию выборов, которые и должны явиться основанием той самой легитимности. Скажем прямо, такая перспектива так же безрадостна, более того, этот политический тупик (ступор, клинч) чреват рецидивами и даже эскалацией насилия. Что делать?

Вначале надо бы понять, что вообще происходит. В этом пункте вдруг оказывается востребованной наука.

Разберемся вначале с «легитимностью», поскольку без насилия и гражданской войны (а мы все надеемся этого избежать) мирное разрешение политического конфликта непременно упирается в вопрос о легитимности как тех, кто во власти, так и тех, кто претендует на власть.

Наиболее общий смысл легитимности — это признание законности власти, признание ее права управлять: устанавливать законы, собирать налоги и сборы, судить, принуждать, наказывать. Вопрос в том, кто признает или не признает и на каком основании. Кроме того, необходимо учитывать изменчивость разных типов легитимности, их взаимовлияние и переходы из одного типа в другой.

В упрощенной схеме следует разделять по признаку «кто признает власть» следующие компоненты:

• популярная (рейтинговая) легитимность — признание со стороны населения (в долях или процентах);
• силовая легитимность — признание со стороны аппарата принуждения, организованных вооруженных отрядов, в той или иной мере готовых применять насилие в пользу держателей власти или претендентов на власть;
• авторитетная легитимность — признание со стороны главных высокостатусных институтов, задающих основные правила в данном обществе; таковыми бывают либо церковь (например, в лице папы, патриарха, имама, далай-ламы и т.д.), либо высшая судебная инстанция (например, Конституционный суд);
• международная легитимность — признание ведущими державами и международными организациями, как региональными (например, Советом Европы), так и глобальными (прежде всего ООН).

По признаку оснований выделяются иные типы:

• правовая легитимность de jure (легальность) — признание правомерности нахождения во власти лиц и групп на основе соответствия процедур их вхождения во власть правовым принципам и принятым в обществе законам;
• легитимность de facto — фактическое признание нахождения во власти лиц и групп, поскольку они достаточно продолжительное время осуществляют управление на территории (без постоянных мятежей, войн, геноцида). Так, в частности, международное сообщество смиряется с существованием непризнанных государств.

Типологии не записаны на небесах и не бывают вечными. В сложившейся в России ситуации правовую легитимность (легальность) следует разделить на два подтипа:

• общеправовая легитимность — признание правомерности нахождения во власти лиц и групп на основе соответствия процедур их вхождения во власть абстрактным правовым принципам (честность, справедливость, равенство перед законом и т.д.), а также духу Конституции и законов страны;
• формально-нормативная легитимность — признание правомерности нахождения во власти лиц и групп на основе соответствия процедур их вхождения во власть букве законов и других нормативных актов, принятых в данный период в данном обществе.

Не следует думать, что общеправовая легитимность является лишь отвлеченной идеей. Нюрнбергский процесс, как раз столкнувшийся с недостаточностью формально-нормативного принципа (нацисты ведь выполняли приказы, подчиняясь дисциплине в полном соответствии с присягой), ввел категорию «преступления против человечности», трактуя человечность (гуманность) именно как воплощение общеправового принципа.

Вернемся, однако, к нашим противоборствующим лагерям, которые уже активно начали обвинять друг друга в нелегитимности. На стороне правящего режима в России сегодня в большей мере или полностью следующие компоненты и типы легитимности:

• популярная легитимность, лишь отчасти сократившаяся в результате возмущения фальсификациями на думских выборах и последующих протестных митингов в Москве; 
• силовая легитимность — в целом милиция-полиция, ОМОН, ФСБ, армия лояльны режиму, готовы его защищать, несмотря на известное недовольство (преимущественно молчаливый протест) некоторого числа офицеров;
• авторитетная легитимность — Конституционный суд, Верховный суд фактически назначены правящей группой, поэтому не проявляют особых признаков самостоятельности и нелояльности этой группе и режиму;
• международная легитимность — несмотря на явный рост критических настроений и высказываний по отношению к внутренней политике Кремля, особенно в парламентских структурах США и Евросоюза, признание сохраняется; по многим причинам практически невероятно реальное воплощение спорадических угроз делегитимации правящей группы в России со стороны ведущих западных держав и международных институтов.

Режим и правящая группа, безусловно, обладают все полнотой легитимности de facto. В реальности никаких других структур управления в России попросту не существует.

Наконец, в аспекте легальности можно пытаться оспаривать формально-нормативную легитимность только нового состава Госдумы, но и эти попытки обречены на провал, поскольку протесты со стороны «системной» оппозиции оказались лишь пустой риторикой, а послушные суды не удовлетворяют подавляющее большинство исков о фальсификациях, даже в самых очевидных случаях. Все остальные структуры власти (от президента РФ, правительства, Совета Федерации и Конституционного суда до региональных администраций) с формально-юридической точки зрения вполне легитимны; кажется, никто этого не оспаривает.

Что же остается на долю оппозиции и протестного движения? Увы, только часть популярной легитимности в столице и крупных городах (участники митингов и им сочувствующие), некая моральная поддержка со стороны западных политиков и СМИ, а также справедливое возмущение жульничеством  властей на выборах, соответственно, вполне оправданная претензия на позицию общеправовой легитимности.

Значит, обвинения режима и власти в нелегитимности со стороны А. Илларионова и многих других имеют именно общеправовой характер и никакой другой. При этом отнюдь не очевидно, что общеправовая легитимность автоматически перейдет от граждан, справедливо протестующих против фальсификаций, к каким-либо новосозданным структурам (оргкомитетам, комитетам национального спасения, ассоциациям избирателей, круглым столам и т.д.).

Прямо скажем, ситуация вырисовывается тяжелая. Вполне можно понять капитулянтские настроения сторонников «соглашательства», тогда как огульные обвинения всех органов власти в нелегитимности со стороны радикалов теперь уже смотрятся несерьезным шапкозакидательством.

Что же тогда делать в практическом ключе? Теперь я оставляю позицию «беспристрастного наблюдателя», солидаризуюсь с протестным движением вообще и пафосом манифеста А. Илларионова в частности.

В теоретическом плане стратегия очевидна: опираясь на чувства справедливости, на общие ценности и принципы права конвертировать общеправовую легитимность протестного движения в другие компоненты и типы легитимности, которыми должны обладать как вновь созданные организации, так и обновленные в результате политического давления властные институты.

Самые общие направления действий также понятны:

• в плане достижения большей популярной легитимности, необходимо в информационном плане «приблизить Россию к Москве», прежде всего посредством издания на местах бумажных еженедельников с дайджестами лучшей публицистики столичных оппозиционных сайтов;
• в отношении силовых структур нужна стратегия иммобилизации («обездвиживания») через широкую кампанию против политического насилия; в идеале вооруженные отряды и спецслужбы отказываются от репрессивных действий в отношении оппозиции и мирных граждан (во многом потому, что опасаются «стать крайними» при возможной смене власти); генералы и офицеры должны при этом занять выжидательную позицию: «Вы — политики, договаривайтесь сами и мирно, мы только обеспечиваем порядок, противодействуем насилию и отказываемся выполнять неконституционные приказы — разгонять и арестовывать мирных граждан, преследовать оппозиционеров»);
• в отношении авторитетной легитимности ставку нужно сделать на открытые, широко обсуждаемые запросы и иски в Конституционный суд и Верховный суд по наиболее очевидным нарушениям Конституции и законов (от фальсификаций на выборах до цензуры на телевидении); если эти инстанции в своих решениях покажут пренебрежение ценностями и принципами права, противодействие духу и букве законов, то они сами будут делегитимированы в общеправовом плане; соответственно, нынешний состав судей будет дискредитирован; что в будущем станет важным аргументом для его радикальной замены;
• в плане международной легитимности, разумеется, нужно способствовать наращиванию политического, дипломатического давления со стороны ведущих держав и международных организаций на то, чтобы кремлевские власти прекратили незаконные репрессии и организацию фальсификаций, начали серьезные переговоры с реальной («несистемной») оппозицией, согласились на «честную игру» и кардинальную демократизацию режима; кроме этого, «список Магнитского» показал, насколько эффективны персональные санкции международного сообщества в отношении самых одиозных фигур российской власти и ее обслуги; вслед за «списком Чурова», наверное, должны появляться также «список Суркова и Володина», «список Данилкина и Боровковой», «список Эрнста и Габрелянова» и т.д.

Самой большой и сложной задачей является  наращивание оппозицией, лидерами и структурами протестного движения формально-нормативной легитимности, которой она сейчас, увы, полностью лишена. Хуже того, в России в 2000-х гг. было создано самое настоящее полицейское государство, в котором практически любая реальная оппозиционная и протестная активность оказывается незаконной и может караться в соответствии с принятыми формальными правовыми нормами. Не все это понимают, но почти все чувствуют. Отсюда и разнобой настроений от крикливо-истеричных, шапкозакидательских до растерянных и упаднических.

Отрадно, что среди множества голосов звучит солидное губернаторское слово Никиты Белыха, выверенное как в политическом, так и в правовом отношении: «Поиск компромиссов должен проходить в рамках правового поля. Правовое поле можно менять, что и делается в рамках политической реформы, но нельзя нарушать. Преступая закон, и что самое важное — легитимизируя это, мы становимся на скользкий и опасный путь, когда вместо норм права будут действовать какие-то соображения о целесообразности и необходимости. А эти соображения у каждого свои, и нельзя ими подменять закон». 

Собственно, это и значит «держать руль прямо» — не соскальзывать в соглашательство, но и не ставить себя в заведомо уязвимую в правовом отношении позицию. Демократическая перспектива российской политики пролегает сейчас через переговоры оппозиции с властью. Другое дело, что власть еще нужно усадить за стол переговоров, не для очередного обмана и имитации, а для совместных институциональных решений.

Если же рассмотреть сложившуюся политическую ситуацию в более широком контексте циклической динамики истории России, то соглашательство продолжит фазу «Стагнация и разложение режима», тогда как радикальное отрицание легитимности власти чревато соскальзыванием в фазу «Кризис» с угрозой эскалации насилия и даже последующего «Государственного распада».

Итак, прямо противоположные векторы парадоксальным образом оставляют страну все в той же колее циклов, что, впрочем, неудивительно, поскольку простые пути подчинения и бунта как раз эту историческую колею и торили несколько столетий.

Теперь нужно осваивать новый, нетривиальный путь, одновременно протестный и в моральном, правовом отношении безупречный. Только так можно преодолеть колею и выйти на перевал — к новой, честной и свободной России.

Фотография ЕЖ