Я надеялся выступить на митинге 24 декабря, но не получилось. Условную квоту организаторов я и Надежда Митюшкина, подававшие уведомление на митинг, предпочли использовать, разбавив перечень политических и культурных ВИПов доктором наук Б.Гельфандом (на фото) и представителем рядовых участковых наблюдателей А.Крапухиным. Я признателен VIP-оргкомитету и в частности Б.Немцову и В.Рыжкову за то, что это наше предложение было услышано и реализовано.

В своем выступлении я хотел сказать несколько слов о попытках разрушить единство протестного движения и о том, что нам необходимо не ограничиваться редкими выходами на площадь, а искать формы борьбы в период между этими событиями. В каком-то смысле то, что я не выступал, хорошо, поскольку за прошедшее время те соображения, которые я хотел высказать, существенно конкретизировались и наполнились содержанием.

Очевидно, что власть, испугавшись, пытается расколоть единство протеста. Эти попытки идут, как минимум, по двум направлениям. Первое – идеологическое. Представляется, что в этом смысле базовой позицией должна быть приверженность общим бесспорным требованиям протеста. Вне единства себя ставят те, кто навязывает всем свою узкую идеологическую линию или фактическими действиями противопоставляет себя остальным участникам протеста. Слава Богу, в этом отношении коллизии возникают только с крайне правыми ксенофобами, поведение которых на последнем митинге вышло за всякие разумные рамки, и не привело к массовой драке только благодаря выдержке участников волонтерской дружины.

Гораздо более опасной является попытка разделения по линии «политики»-«граждане». Причем, инициаторами такого противопоставления оказываются представители «неполитической» сферы. Этот потенциальный разлад способен нанести движению протеста роковой удар.

Аргументы в пользу отторжения условных «политиков» звучат разные. Часто говорят, что протест, который вывел на улицу десятки тысяч людей, является по своей сути моральным, гражданским, эстетическим и еще каким-то, но не политическим. Такое чувство у некоторых (по-моему ощущению, уже не у большинства) участников протеста есть. Но следует ли руководствоваться этим чувством? Да, первоначальный эмоциональный мотив многих — это именно моральное неприятие наглого обмана и воровства на выборах. Но это первая неотрефлексированная реакция. А что дальше? Разве вопрос о составе Государственной Думы — это не вопрос о власти, т.е. не политический вопрос? А вопрос о политической реформе, изменении законов о партиях и выборах не политический? А публичный отказ в доверии Путину и его камарилье, еще пугавший 10 декабря и зазвучавший во всю силу 24-го, не относится к власти и политике? Разумеется, политика может и, более того, должна базироваться на твердых моральных принципах, она не может не быть связана с гражданской позицией, но между этими категориями нет противоречия.

Редкий случай доведения противопоставления морального и политического до логического (и вполне абсурдного) конца — Ксения Собчак. Выступая на митинге, она заявила о том, что надо бороться не за власть, а за влияние на нее. Очевидно, что для того чтобы мочь влиять на власть, необходимо иметь достаточное количество конкурирующих за эту власть субъектов. Именно в выборе, кого из этих субъектов поддержать, и состоит основной демократический механизм влияния на власть. Если вы требуете честных выборов, то кого на этих выборах выбирать? Наверное, все же, политиков.

Звучат возгласы «Не дадим политикам воспользоваться нашим праведным протестом!». Такой реактивный подход больше всего напоминает классическое «назло маме отморожу уши». Все, что мы делаем, кому-то оказывается выгодным, но, стоит, вероятно, решить, чего больше хочешь: добиться выполнения требований протеста или ни за что, даже невольно, не поддержать проклятых политиков. Впрочем, от противоречия тут не уйти, поскольку, выбрав второе, фактически поддержишь Путина и «ЕР».

Вообще, отвращение к политике и политикам — это то, что последовательно насаждалось властью все прошлое десятилетие. Для власти критически важно, чтобы граждане считали участие в политике чем-то зазорным, неприличным, держались от нее в стороне. Часть российского общества преодолела этот выгодный власти штамп, но вербальный стереотип оказывается сильнее, и называть свое участие в политике политикой многие пока не готовы. Схожий психологический механизм проявлялся, мне кажется, в перестроечное время, когда, содержательно изменив свои убеждения на правые по сути, под гнетом наследия десятилетий советской пропаганды многие еще некоторое время держались за слова, называя себя «левыми» и пугаясь самого термина «правый», как черт ладана. Разумеется, это скоро прошло. Пройдет и сегодняшняя наведенная терминологическая путаница, отпугивающая от слова «политика»

Разумеется, любой конкретный политик может не нравиться: своей позицией, биографией, манерой поведения и чем угодно еще, но речь не о конкретных людях, а о сфере деятельности, связанной с борьбой за власть. И то, что люди, которые еще вчера принципиально воротили нос от всего связанного с политикой, в категорию «политиков» чохом относят всех, кто осознал и проявил свою активную гражданскую позицию на полгода, год или три раньше, чем они сами, не имеет под собой никакого разумного обоснования. А взамен конкретных неприятных по каким-то причинам людей можно и нужно выдвигать новых, становиться политиками самим. Перед этим выбором неминуемо встанут, уже фактически встали те лидеры протеста, которые позиционируют пока себя как не политики. И если речь не идет о том, что они претендуют на монополию политического лидерства, наши митинги, общественные обсуждения, дискуссионные площадки должны дать возможность заявить о себе новым лицам, которые неминуемо будут появляться в ситуации общественного подъема.

Нельзя не сказать несколько слов и о претензиях к существующим политическим и гражданским группам, звучащих из уст неофитов. Говорят о том, что их неэффективность и маргинальность не дали протесту случиться раньше, что люди вышли на площадь не благодаря, а вопреки им. Это и так, и не так. Изменение общественного сознания – процесс детерминированный множеством объективных факторов. Хотя некоторые представители несистемной оппозиции и исповедуют своеобразный бланкизм, предполагающий, что именно они своими усилиями способны оказать решающее влияние на общественную ситуацию, оснований всерьез рассматривать такой подход я не вижу. Конечно, меньшинство, чуть-чуть опередившее процессы в массе общества, неизбежно воспринимается (да и является) маргинальным. Но все это не отменяет огромной роли этого меньшинства в поддержании того маленького огонька, который при изменении ситуации разгорается в пожар. Годы активности нацболов, «Солидарности», Левого фронта, ОГФ не были потеряны. Именно из этой искры возгорелось пламя, даже если кому-то теперь кажется, что оно возникло из ничего.

Фотографии ЕЖ