На прошлой неделе произошло, как сообщает американская печать, беспрецедентное событие. Американский президент сделал заявление для прессы, но не из Белого дома, а непосредственно из Пентагона, из здания министерства обороны США. Верховный главнокомандующий в окружении военачальников обращался к нации. Самое забавное то, что Барак Обама не объявлял войну. Скорее, наоборот. Президент сообщал народу о решительном сокращении военных амбиций Соединенных Штатов. При этом Обама не скрывал причин: «Мы должны восстановить нашу экономическую мощь у себя в стране… И это включает в себя приведение в порядок наших финансов. С этой целью Закон о контроле за бюджетом, принятый Конгрессом в прошлом году – при поддержке как республиканцев, так и демократов, – предусматривает сокращение федеральных расходов, в том числе расходов на оборону.

Вот почему я призвал к проведению всеобъемлющего обзора обороны – для прояснения наших стратегических интересов в быстро меняющемся мире и придания нужного направления нашим оборонным приоритетам и расходам в течение предстоящего десятилетия, – потому что размеры и структура наших военных и оборонных бюджетов будут определяться стратегией, а не наоборот».

Администрация действительно стоит перед серьезным вызовом: за ближайшие десять лет надо сократить военный бюджет на 489 миллиардов долларов, на восемь процентов в год. Замечу, что по иронии судьбы эта сумма ежегодных сокращений американских расходов на оборону немногим меньше всего российского военного бюджета.

И вот последние полгода президент США и его генералы были заняты тем, чтобы сформулировать такие потребности в сфере обороны и безопасности, которые соответствовали бы сократившимся финансовым возможностям самого богатого государства в мире. Итоги десятка совещаний реализовались в 16-страничном Обзоре оборонной стратегии, который и презентовал Обама в первые дни после Нового года.

Надо сказать, что сам документ написан чрезвычайно осторожно: в год президентских выборов Обаме меньше всего нужно, чтобы республиканцы обвинили бы его в ослаблении обороноспособности страны. Посему на каждую фразу о грядущем уменьшении военной активности следует оговорка о том, что эта мера никак не ограничит способности США одержать победу в любой войне в любой точке земного шара. Это, разумеется, позволит кремлевским пропагандистам надергать фраз, доказывающих «агрессивную сущность» новой американской военной доктрины. Не сомневаюсь, что брошенные вскользь слова о намерении развивать противоракетную оборону (и исключительно в контексте противодействия Ирану) превратятся в намерение нанести ущерб российскому ядерному потенциалу.

В действительности же главное в новой стратегии – полный и решительный отказ от подходов администрации Буша, которые предполагали оккупацию «проблемных государств» вроде Ирака или Афганистана с целью их последующей демократизации. Отныне перед вооруженными силами ставится куда более скромная задача «в небольших масштабах и масштабах в течение ограниченного периода времени обеспечить безопасность территории и населения, а также способствовать переходу к устойчивому управлению за счет существующих вооруженных сил». Если же потребуется присутствие более длительное, то будут уже задействованы национальная гвардия и резерв вооруженных сил. Фактически Вашингтон отказался от безумных попыток привнести на штыках демократию другим народам. Любопытно, что как раз сейчас Москва пытается обеспечить свое право на вмешательство в потенциальные внутренние конфликты в государствах Средней Азии. Надо сказать, что у нее нет иного выхода: после того как войска США и НАТО уйдут из Афганистана, Россия останется один на один с талибами. Но вместо того, чтобы требовать от Вашингтона сохранения американского военного присутствия, Москва старательно демонстрирует свое нежелание, чтобы вооруженные силы США остались в регионе. Именно так следует трактовать итоги недавнего заседания руководителей государств Организации Договора коллективной безопасности (ОДКБ). На саммите было решено, что базы третьих стран на территории государств-участниц ОДКБ могут появиться только с общего согласия. Это решение должно предотвратить появление американских баз в Центральной Азии. Если взглянуть на новую американскую стратегию, которая прямо требует сокращения постоянного военного присутствия, то московские стратеги действуют, как будто бы они получили задание «вашингтонского обкома». И, подозреваю, вот здесь-то Москва своего точно добьется. И ей придется в одиночку противостоять талибам, вдохновленным победой в Афганистане…   

Второе важнейшее положение новой американской военной стратегии – это решительная переориентация вооруженных сил на «стратегическую дугу», которая тянется от Восточной Азии до Ближнего Востока и Индийского океана. Таким образом, американских стратегов, с одной стороны, волнует Китай и Северная Корея, а с другой – Иран с его безумными правителями, которые все ближе подходят к обладанию ракетно-ядерным оружием, а также подъем того, что именуют «агрессивным исламом» («Аль-Каеда», талибы и т.д.). Надо сказать, что только эти страны и силы фигурируют в новой американской стратегии в качестве возможных источников военной угрозы.

При этом документ очень вежливо, но твердо констатирует, что европейские государства под натовским зонтиком уже превратились из «потребителей безопасности» в «производителей безопасности». Т.е. в обеспечении обороны европейские государства в помощи Соединенных Штатов уже не нуждаются. Наоборот, это они должны больше вкладывать, дабы создать «умную оборону» 21-го века. Для «старых» европейцев вроде Франции и Германии сие означает, что Вашингтон отстанет от них, наконец, со своими геополитическими прожектами, вроде превращения Ирака в ближневосточную «витрину демократии». Гораздо болезненнее это воспримут так называемые «новые европейцы», вроде Польши и государств Балтии. Свою политику они строят на том, что являются передовой линией обороны Запада от России. И вдруг выясняется, что всесильный «вашингтонский обком» вовсе не считает, что в Европе существует военная опасность. И, разумеется, не считает таковой угрозой Россию. Надо сказать, что нашей стране в новой стратегии посвящено аккурат одно предложение: «Наше сотрудничество с Россией по-прежнему важно, и мы будем продолжать строить более тесные отношения в областях, представляющих взаимный интерес, и призываем ее увеличивать свой вклад по широкому кругу вопросов». Опять-таки чрезвычайно вежливая констатация существующей ситуации: Москва – уже никакой не враг, она недосоюзник. Ее помощь вполне существенна, но и обойтись можно.

Весь затеянный Кремлем скандал вокруг американской системы ПРО (скандал, который длится, по меньшей мере, последние пять лет) остался вовсе незамеченным американскими стратегами. Равно как и бессмысленные угрозы, содержавшиеся в заявлении Дмитрия Медведева. Вопреки этим угрозам администрация Обамы планирует дальнейшее сокращение ядерных вооружений (что, впрочем, вряд ли допустят республиканцы).

Итак, США и Россия демонстрируют две принципиально разные модели реформирования сферы обороны. Американцы исходят из того, сколько денег отпущено на оборону. Положив эту сумму в основу анализа, они выбирают приоритеты в области обороны и формулируют принципы ее организации. Довольно скоро мы узнаем, как эти принципы реализуются. Пока, например, известно, что численность сухопутных сил США уменьшится с нынешних 570 тысяч до 490 тысяч. Кроме того, будет сокращен сверхдорогостоящий проект по производству истребителей пятого поколения F-35. Думаю, что дальнейшие сокращения не заставят себя ждать.

Для России директивные документы не имеют совершенно никакого отношения к реальности. В реальной жизни происходит самая кардинальная за последние пятьдесят лет военная реформа. Источник этой реформы – точно тот же, что у американцев. А именно: ресурсов, как финансовых, так и демографических, недостаточно для удовлетворения милитаристских амбиций руководителей страны, которые вполне искренне полагают, что статус великой державы поддерживается миллионной численностью Вооруженных сил и количеством ядерных боеголовок. Поэтому параллельно, и вроде бы никак не соприкасаясь, осуществляются две абсолютно разные политики. Одна, совершенно рациональная, исходящая из возможностей страны. В соответствии с ней в Сухопутных войсках в 2012 году будет всего 46 общевойсковых бригад плюс около 70 бригад ракетных, артиллерийских, инженерных и других родов войск. Этого достаточно, чтобы одержать победу в локальном конфликте, на который, собственно говоря, и ориентируют обычные Вооруженные силы России. Но военная доктрина предлагает список «военных опасностей» от буквы а («стремление наделить силовой потенциал Организации Североатлантического договора (НАТО) глобальными функциями, реализуемыми в нарушение норм международного права, приблизить военную инфраструктуру стран – членов НАТО к границам Российской Федерации, в том числе путем расширения блока») аж до буквы л («возникновение очагов межнациональной (межконфессиональной) напряженности, деятельность международных вооруженных радикальных группировок в районах, прилегающих к государственной границе Российской Федерации и границам ее союзников, а также наличие территориальных противоречий, рост сепаратизма и насильственного (религиозного) экстремизма в отдельных регионах мира»).

Очевидно, что у российской армии нет возможностей, чтобы ответить на все эти вызовы. Однако непомерные претензии в области безопасности и обороны необходимы для поддержания иллюзии «великодержавности» (вопрос в том, кому нужна эта иллюзия – то ли российскому народу, то ли российским начальникам). При этом было бы ошибкой думать, что безумная милитаристская концепция не мешает реализовывать рациональную военную политику. И дело не только в том, что выдуманное противостояние с Америкой по вопросам противоракетной обороны отнимает гигантское количество средств. Куда опаснее, на мой взгляд, попытка сделать вид, что страна может содержать миллионное войско. Уже сейчас численность не превышает 800 тысяч военнослужащих. В действительности, милитаристская декларация обернется тем, что даже немногие оставшиеся соединения будут иметь недостаточное количество военнослужащих. То есть не будут соответствовать установленной численности – единственному параметру боеготовности, который российские военачальники сами для себя установили.

То есть хороша доктрина или нет, но в одном, американском случае она служит ориентиром для выработки конкретной политики. В другом – российском – она такой выработке мешает.