КОММЕНТАРИИ
В обществе

В обществеСтолыпин, Путин, Михалков. Часть первая. Идеальный силовик

РИА Новости


Петр Аркадьевич Столыпин был умён, трудолюбив, образован, бесстрашен и Родину нашу, Россию, любил самозабвенно. Отчего же так много русских при жизни его относились к нему скверно?

От дня его появления на свет минуло ровно полтора столетия, но эта дата важна для юбилея. Практический отсчет лучше вести от вершины его деятельности, которая совпала с его мученической гибелью. К сентябрю 1911-го года Столыпин достиг зенита славы. Это сегодня В. Путин призывает своих министров скинуться на монумент предшественнику и, вроде, без особых успехов. Тогда же граждане России без всяких понуканий свыше быстро собрали нужную сумму на памятник в Киеве на месте гибели. Мировая пресса откликнулась не без укоров покойному. А царь спокойно вздохнул.

О последнем русском монархе сказана и написана масса вздора. Клевета и благоглупости слежались до полной окаменелости. Мифы и вранье сплелись клубком. Но тут, кажется, полное совпадение свидетельств. Царь повел себя странно. То есть и с пенсией семье, и с посмертными почестями Николай сделал всё, как надо. Но в госпитале умирающего не навестил, на похоронах отсутствовал. И общество решило, что злодейское убийство просто избавило царя от неприятных процедур, связанных с уже заложенной в уме отставкой популярного премьера.

С тех пор миновал век – и какой век! В экономике и в политике, в нравственности и в бытовой повседневности «плохо» и «хорошо» по нескольку раз менялись местами. Время сместило и исказило многие понятия, сравнения и пропорции. Не только беглый пересказ тех событий, но и прямые цитаты часто уводят в сторону от истины. Никто не отрицает, что Столыпин был человеком чести, но как это сегодня понимать? Часто ли он врал? Валил ли вину на предшественников? Вмешивался ли тайно в работу судов? Разбогател ли на своем посту? Велел ли мухлевать при подсчете голосов в Думу?

Расплылось и сместилось понятие чести, но ровно то же случилось и с бесчестьем. Назовите сановника последних десятилетий, который поставил бы достоинство выше должности. Путин постоянно притаптывает своих соратников, порою как бы любуясь их покорностью. Сергей Ларов, едва лишь став министром иностранных дел, сказал про связи с Японией нечто вполне обыкновенное, чтобы не сказать — банальное. И тут же получил от Путина показательную публичную затрещину. На ровном месте, просто так. Чтобы впредь знал место. Возмутился ли Лавров, как некогда Столыпин, не получивший от царя обещанной поддержки? Подал ли немедленно (тоже Столыпин) прошение об отставке?

Не так давно Путин в Волгограде три часа витийствовал про сельское хозяйство. При этом министр сельского хозяйства сидела тут же, в зале, и с обожанием внимала эрудиции шефа. Порою премьер легким движением перста поднимал министра для мелких уточнений: почем, мол, нынче фунт солярки среди березок средней полосы? Министр вскакивала, как отличница в белом переднике. В каждую свою фразу она вставляла почтительное «Владимир Владимирович». Но звучало это, как «Ваше Величество».

Трудно придумать более циничное надругательство над сутью разделения ответственности в правительстве. Если премьер разбирается в отрасли лучше отраслевого министра – для чего министр? Ему надобно бы поскорее застрелиться или, если совсем уж жизнелюб, срочно подать в отставку. Третьего не дано.

Вы, наверное, догадываетесь, что Елена Борисовна Скрынник, министр сельского хозяйства Российской Федерации, не застрелилась. Но и в отставку не подала. Иные времена – иные нравы. Бесчестье благу не помеха. И не только у министров. Так оно повелось от самых верхов и до самых низов. В царских тюрьмах достоинством дорожили даже узники. Но известен ли хоть один случай, когда советский заключенный повесился бы только от того, что начальник тюрьмы ударил его перчаткой по щеке? И в каком, вообще, порядке располагаются на шкале наших жизненных ценностей справедливость, репутация, выгода?

Было ли лучше, стало хуже – много чего можно сказать. Но одно ясно: всё не так, как было.

Изменилось восприятие качества, но иным стало и восприятие количества. Былые цифры уже не ранят сердца. Вослед за «плохо» и «хорошо» поменялись местами «много» и «мало». Военно-полевые суды, введенные Столыпиным, за три года по всей Империи (то есть СССР плюс Польша и Финляндия) подвергли расстрелам и повешению около шести тысяч человек. После советских оргий смерти, когда на одной лишь тайной даче лишали жизни по 400 душ в ночь, столыпинские зверства выглядят скромным статистическим казусом. Мы стали закалённее. Смерть многих стала привычной для очень многих.

Но тогда, при Столыпине, Россия окоченела от ужаса. И рассказ Леонида Андреева о семи (всего лишь семи!) повешенных отзывался кошмарами в воображении русской интеллигенции, которая уже тогда, как нынче научно установлено, была говном.

Мерками наших дней трудно мерить те события. Александр Солженицын пробудил общественное восхищение Столыпиным, ставя ему в укор разве то, что временами миндальничал и не до конца извел безмерно расплодившихся ниспровергателей и террористов.

Иной была позиция Льва Толстого, современника Столыпина. Толстой проклял новации жестокого премьера. И не так даже за бессердечие, как за безнравственность. Вот строки из его знаменитой статьи «Не могу молчать!»: «Ужаснее же всего в этом то, что все эти бесчеловечные насилия и убийства, кроме того прямого зла, которое они причиняют жертвам насилий и их семьям, причиняют еще большее, величайшее зло всему народу, разнося быстро распространяющееся, как пожар по сухой соломе, развращение всех сословий русского народа. Распространяется же это развращение особенно быстро среди простого, рабочего народа потому, что все эти преступления, превышающие в сотни раз всё то, что делалось и делается простыми ворами и разбойниками и всеми революционерами вместе, совершаются под видом чего-то нужного, хорошего, необходимого, не только оправдываемого, но поддерживаемого разными, нераздельными в понятиях народа с справедливостью и даже святостью учреждениями: сенат, синод, дума, церковь, царь».

Между двумя классиками пролегло роковое столетие. Их жизненные пути несопоставимы. Один прошел ад Гулага, другой оценивал мир из буколической неги Ясной Поляны. Но только ли из этой разности бытовых условий проистекают резко расходящиеся оценки Столыпина и его воздействия на будущее России? По Солженицыну, он спасал страну от гангрены коммунизма, отсекая зараженные члены. А беда — что не успел. По Толстому, Столыпин-то и есть тот, кто накликал революции, поскольку развратил народ внушениями, будто насилие есть безотказное лекарство от всех бед.

Ну, а нашему современнику — ему-то куда податься? Заодно с А.И. Солженицыным быть никак не зазорно, но Л.Н. Толстой в жизни кое-что понимал. Хоть по телевидению голосуй. Впрочем, о телевидении — чуть позже.

Столыпину посвящена масса литературы. Его хвалят, ругают, ему молятся, его проклинают. Споры вокруг политического наследия этого незаурядного человека вздымаются волнами, то прилив, то отлив. Впрочем, индекс его цитирования, говоря современным языком, остается неизменно высоким. Особенно возрос интерес к Столыпину в правление В.В. Путина. Сейчас как раз собирается нечто, похожее на девятый вал общественного внимания. Определив, почему именно сейчас и кто гонит волну, мы кое-что интересное узнаем и про себя.

Проще всего сослаться на юбилейную дату. Второго апреля исполнилось 150-летие со дня рождения Петра Аркадьевича. Вероятно, из-за выборной суеты празднества решено отложить на осень. О самих торжествах тоже попозже, а пока отметим, что минувшее путинское 12-летие вместило в себя несколько юбилеев схожего толка — и без всяких народных торжеств.

Бесследно прошло 370-летие Василия Васильевича Голицына, блестящего дипломата и «премьер-министра» времен царевны Софьи. В.В. Голицын заложил основы сбалансированных добрососедских отношений с «ближним зарубежьем» — наука, не до конца освоенная и по сей день. Прошли «круглые даты» генерала А.А. Аракчеева, сыгравшего важную роль в восстановлении страны после нашествия Наполеона; канцлера А.М. Горчакова, наложившего свой отсвет на европейскую политику второй половины XIX века. Приближаются юбилеи В.Н. Коковцова, достойного преемника П.А. Столыпина по посту председателя совета министров России. Во все те годы, когда Столыпин возглавлял правительство, Владимир Николаевич был министром финансов страны, а по гибели премьера стал ему вполне достойным восприемником на посту председателя правительства.

И еще чуть о Коковцове. Если признать, что в 1906-1914 гг. в России свершилось экономическое чудо, то творцом его в первую голову надлежит признать этого спокойного, не склонного к публичным жестам, однако последовательного и твердого в своих взглядах чиновника.

Миновал без упоминаний в широкой печати круглый юбилей М.М. Сперанского, который был, возможно, и не самым удачливым, а все же предтечей запоздавшей еще на полвека отмены крепостного права. Публике мало известен блестящий военачальник и автор первой русской Конституции Михаил Тариэлович Лорис-Меликов. Проект Лорис-Меликова был принят благожелательно, но тут раздался роковой взрыв, унесший жизнь лучшего из русских царей.

Ну и, наконец, Витте. Граф Сергей Юльевич Витте родился 29 июня 1849 года. В 1999 году (150-летие) никаких торжеств не назначали. Возможно, ввиду премьерской чехарды было не до того. Однако в 2009-м, уже при Путине-Медведеве, очень кстати пришлись бы и знаки памяти, и открытие монументов, и научно-практические конференции. В истории мало людей, которым Россия была обязана так, как этому путейскому инженеру. Здесь не место судить, насколько оправданными были его упреки, адресованные А.П. Столыпину. Витте, в частности, утверждал, что именно он был автором и зачинателем обеих идей, навечно связанных с именем Петра Аркадьевича. Это, во-первых, масштабная земельная реформа, призванная экономически завершить отмену крепостного права. Это, во-вторых, новое освоение сибирских пространств. Впрочем, и того, что совершил Витте, сам и без претензий на соавторство с чьей-либо стороны, вполне достаточно, чтобы дела и имя его были окружены почетом до тех пор, пока стоит Россия.

Вот уже 12 лет мы живем при Путине. К радости его приближенных, он живо интересуется историей. Он пенял полякам за бестактное отношение к немцам и чехам накануне Второй мировой войны. Он вызвал восхищение престарелого Г. Киссинджера своим пониманием «вельтполитик». Что же до отечественной истории, то наши высшие образовательные инстанции, приоткрыв от нетерпения рты, ждут его исторических откровений, чтобы немедленно воплотить их в учебные программы и пособия.

 Тогда отчего же все эти годы лишь имя П. А. Столыпина произносится с особым уважительным придыханием? Почему памятник ему (а больше никому!) заложен лично В. Путиным? Заложен в Москве, где Столыпин не жил и не работал, хотя и бывал наездами. И не на какой-нибудь из пустующих видных площадей, не на месте любого, на выбор, коммунистического истукана, а при самом въезде в правительственный комплекс, что на Краснохолмской набережной.

Если отбросить частности, то в причины можно выделить два решающих обстоятельства. Первое: Столыпин — идеальное воплощение государственника и силовика. То есть он всячески мил сердцам того издавна господствующего сословия, которым и по сию пору густо обсижена верхушка российской власти. Оно ведь скучно: Чуров, ОМОН, распил — распил, ОМОН, Чуров. Хочется славы и доблести. Хочется выйти на трибуну (подиум, авансцену). Хочется гордо бросить в зал: «Вам нужны великие потрясения, нам нужна великая Россия». А завершить классический пассаж родной пацаньей отсебятинкой «Не дождетесь!».

Второе обстоятельство, которое влечет к себе нашу гэбэшную элиту, состоит в том, что П.А. Столыпин — силовик успешный. Его курс принес России небывалое процветание. Во всяком случае, так гласит распространенная молва. А его личное бесстрашие и мученическая кончина лишь добавляют лучей в его победоносный нимб.

Что Петр Аркадьевич, прежде всего, силовик — это бесспорно. Первая и главная должность его была — министр внутренних дел. Вторая и подсобная — председатель Совета министров.

Исторически это объяснимо. В отличие от министров, которые обладали властью — обширной и реальной, роль председателя правительства была координационной и, еще чаще, протокольной. Вспомним, что в 1903 году император Николай, рассердившись на Витте, отставил его с ключевого поста министра финансов и отправил в почетную ссылку. Куда? В председатели кабинета министров. При Горемыкине, предшественнике Столыпина, «кабинет» переименовали в «совет», а председателю чуть добавили власти. Но и сам Петр Аркадьевич, человек жесткий и энергичный, знал пределы своих прав. В ХХ веке поучать и одергивать министров не позволял себе даже царь. Отражением чувств монарха могла быть поощрительная его улыбка или, напротив, хмурое чело во время всеподданнейшего доклада. Ну и, конечно, отставка. Хотя любая министерская отставка всегда была сродни скандалу в благородном семействе.

Да, и своими полномочиями, и кругом основных своих обязанностей Столыпин был, прежде всего, силовиком. Министром внутренних дел — во-первых. Премьером — во-вторых. Но и силовик — был ли он успешным? Вот в чем вопрос вопросов. История России кишит державными висельниками, за которыми дымятся победные пепелища. Но Столыпин — не такой. Да, вешал. Но как? Будто танками на площади Тяньаньмэнь. Как Дэн Сяопин, как Пиночет. Жестоко, но дальновидно. Во благо страны. Ради светлого будущего. Вешал, но и поднимал с колен. Вешал, но и давал стране ВВП. Вся Британия по утрам вмазывала в свои сэндвичи наше сибирское масло. Рубль тяжелел золотом. Экспорт зерна возрос в разы.

А что он требовал взамен? «Дайте государству 20 лет покоя внутреннего и внешнего, и вы не узнаете нынешней России». То есть вы только дайте, а там всё вам будет — и пенсии, и хоккей, и демократия. Только не лезьте вы в управление страною. Недолго, каких-нибудь жалких 20 лет.

И еще он любил выступать перед Государственной Думой. История сохранила образцы его красноречия. У нынешних так не получается. Но это по форме. По сути же все они хотят одного и того же. Дайте мне двадцать лет! Дайте восемь, дайте двенадцать, дайте двадцать! И вы не узнаете!

Все идеологические потуги нынешнего режима провалились. Суверенная демократия, управляемая модернизация, четыре «и», просвещенный консерватизм. Стабильность по-столыпински призвана стать дежурным блюдом новейшего кремлевского меню. «Единая Россия», верная наследница чего прикажут, уже готова начертать на своем измаранном стяге вещие слова: «Планы П.А. Столыпина выполним досрочно!».

Владимир Владимирович очень многого ждет от юбилейной сакрализации Петра Аркадьевича. Чего он ждет и чего дождется — об этом во второй части нашего повествования.

Фотография РИА Новости

Версия для печати