Как обещал в последней "Ловушке для Золушки", перехожу от критики к воспеванию. Делаю это вполне искренне; уж точно не менее искренне, чем раньше критиковал. Ведь отчетливо видны различия двух волн протеста - нынешней и двадцатилетней давности - по стилю и способам действия. Конечно, мне ностальгически мила романтика дел, помыслов и настроений того времени. Но я не могу не отдать должное нынешней волне.

Первое, что бросается в глаза - высокий уровень организации всякий раз, когда организация требуется, и равнодушие к ней, когда в том нет необходимости. Раньше тоже были примеры хорошей организации; весьма толково, к примеру, демократы (их тогда не стеснялись так называть, а они не стеснялись, что их так называют) организовывали митинги. Этот опыт востребован до сих пор. Но за организованностью часто гнались как за вторичными половыми признаками, свидетельствами взрослости. Видимо, сказывались пионерское детство, комсомольская юность и годы в КПСС или просто в советских трудовых коллективах (был такой забавный термин). Излишнее стремление к организованности плодило иерархии и дутых лидеров там, где в этом не было необходимости, стесняло массу людей и вносило раскол. Нынче организованность возникает только под конкретные задачи, и это правильно.

Кроме того, отчетливо виден организационный профессионализм. Это неудивительно, ведь за двадцать лет выросло поколение людей, имеющих опыт современного менеджмента, навыки которого находят теперь применение в общественной сфере. Грамотный менеджер не станет долго искать решение лучше хорошего, а предпочтет выигрыш во времени, а потом, в силу этого, в результативности. Раньше спорили до хрипоты в поисках идеала, не находили, ссорились и теряли время. Я и сейчас вижу этот синдром в своих коллегах-современниках. И скорблю. Грамотный менеджер считает решение задачи важнее победы своей точки зрения и не будет ее навязывать, если это чревато потерей темпа, а принятие чужой точки зрения не вредит качеству решения задачи. У моих сверстников победа их точки зрения нередко считается главным результатом. Опять скорблю. Могу перечислять и другие различия, но думаю, что читатель, втянувшись в мои сравнения, дальше может и сам.

Надо сказать, что этот организационно-общественный профессионализм ковался довольно давно. Первые его проблески я видел в середине нулевых, когда начались массовые надувательства со стороны застройщиков жилых домов бизнес-класса. Имено тогда я видел в деле средний класс, организовывающийся для защиты своих интересов. Кстати, уже тогда ИНТЕРНЕТ стал средой самоорганизации. И все последующие годы бизнес-мены, PR-мены и прочие мены и дамы оттачивали свой профессионализм самоорганизации всякий раз, когда государство создавало им проблемы, задевая их интересы.

Последние года два-три навык самоорганизации средний класс начал переносить с решения своих проблем на решение общих проблем, будь то тушение пожаров или поиск пропавших людей, что перестало делать государство по мере своей деградации. До политической самоорганизации оставалось пол-шага, и власть заботливо подтолкнула к нему.

Следующая похвала. Граждане СССР за редчайшими исключениями были государственными служащими и, тем самым, зависимыми от государства, не только платившего им зарплату, но и определявшему практически все сферы жизни, вплоть до интимных (любимое дело профсоюзных или партийных собраний - копаться в адюльтерах). Были отдельные представители "свободных профессий", но и они жестко контролировались государством через творческие союзы, к которым должны были принадлежать (и старались принадлежать) все за единичными исключениями. Это накладывало отпечаток на все. Порождало страх, боязнь порвать пуповину; в коллективных действиях подталкивало предъявлять требования к государству в решении проблем, которые вполне решаемы самостоятельно; способствовало пассивности, порожденной патерналистскими ожиданиями; бросало людей в бездну разочарования, когда государство и новые лидеры оказывались несоответствующими романтическим ожиданиям.

Сейчас иначе. Требования к государству иные и формулируются примерно так: не ври, не воруй, делай, что положено. Обратите внимание: минимальный набор требований морального толка, который каждый мог бы предъявить коллеге по работе, непосредственному начальнику или подчиненным. Это необходимый набор, без которого невозможно социальное совместное бытие. Тут нет и тени прежнего патернализма. Раньше требования подразумевали вертикальную систему отношений феодального толка. Сейчас требования стали "горизонтальными".

Это свидетельство кардинальных изменений в мировоззрении людей, объединенных протестом, изменений фундаментальных основ, определяющих отношения между людьми, между людьми и институтами власти. Позволю себе высказать крамольную мысль: эти изменения важнее самого факта протеста. Они необратимы; никакая пропаганда и никакое запугивание это не изменит. Протест может уменьшаться и возрастать, но новый культурный код и новая социальные доминанты непреодолимы. Они будут распространяться в процессе обыденной коммуникации и передаваться детям, студентам, подчиненным. Можно прижать протест в Москве, но зараза уже пошла, и против этой социокультурной эпидемии лекарств нет. Она обеспечит общий тренд нарастания протеста пока люди не добьются ожидаемого результата.

Последняя похвала (чтобы не загордились) - это настроение протеста. Сначала об общем. И двадцать лет назад, и сейчас, протестные акции демократов были удивительно лишены агрессии по отношению к окружающему городу и людям (простите за применение архаичной терминологии, но она адекватна). Никаких разбитых витрин или машин, никаких атак на милицию и т.п. Это резко отличало демократов от левых или националистов, чей протест был густо замешан на отчаянном ресентименте.

Важное отличие: ирония по отношению к себе и смех по отношению к власти. Протест начала 90-х был весьма серьезен и преисполнен самоуважения. Были, конечно редкие исключения. В дни августовского путча 1991-го года в рядах защитников Белого дома был популярен следующий лозунг, слегка искажающий Лермонтова: "Забью заряд я в тушку Пуго". (Речь идет о министре внутренних дел и члене ГКЧП). Довольно кровожадно, тем более что после провала путча министр застрелился, не дожидаясь ареста.

Нынешний протест пронизан юмором, от незлобливого, вроде белого воздушного шарика с надписью "Меня надули!", до несколько мстительного, реализующегося, к примеру, через тему презервативов. Смех - страшное оружие. Обратите внимание, власть пытается красть и, повторяя, обесценивать технологии протеста: шествия, автопробеги и т.п. Но она не может заимствовать наш смех. Это невозможно не только в силу отсутствия талантов, подобных Быкову и Ефремову, смеющихся вдохновенно. Для заразительного смеха нужна искренность. А это им неподвластно. Наш смех у них превращается в злобную истерику. Смех привлекает, злобная истерика отвращает людей с нормальной психикой, а их большинство. И вот что важно: смех помогает очищаться нам самим, вытесняя цинизм, который нам навязывался властью двенадцать лет.

Мои сограждане, смеясь, делают историю страны. Спасибо им.