Дом в долине смертной тени
Год назад, 5 марта 2011-го, после долгой и тяжелой болезни ушла Галина Кожевникова.
Невосполнимая утрата — это понимают все, кто осознаёт серьезность неонацистской угрозы в России. В этой области Галя была, наверное, ведущим экспертом — в Информационно-аналитическом центре «СОВА» она занималась русскими радикальными националистами.
Друзья с ней простились. А я свой долг не выполнил. Сегодня, 5 марта 2012-го, этот текст можно счесть неактуальным, несвоевременным: темы дня — прошедшие выборы и грядущие митинги.
На самом деле всё наоборот.
Время двинулось, маятник качнулся.
Сначала в одну сторону. В мае суды вынесли неонацистам приговоры по «громким» делам об убийстве общественных активистов, антифашистов. Сначала в Москве, по делу Тихонова-Хасис, — за убийство 19 января 2009 года адвоката Станислава Маркелова и журналиста Анастасии Бабуровой. Потом в Питере, по делу Боровикова-Воеводина, — за убийство 19 июня 2004 года ученого-этнографа Николая Гиренко.
Только вот значение этих дел не было осознано, а смысл — не понят. Дело Тихонова-Хасис помнят, в основном, благодаря комментариям защиты подсудимых и их симпатизантов. О деле Боровикова-Воеводина спрашивать бесполезно.
А ведь был шанс осознать: под прикрытием легальных, «умеренных» националистических группировок существует и действует террористическое нацистское подполье, странным, но несомненным образом связанное с властью и силовиками.
Страна это не осознала — отчасти потому, что не звучал голос Гали, эксперта, чей вес сравним с авторитетом ученого Гиренко и юриста Маркелова.
Этим в значительной мере можно объяснить стремительное обратное движение маятника.
С декабря 2011 года началось неожиданное вхождение националистов в протестное движение и еще более неожиданное принятие вчерашних «нерукопожимаемых» на трибунах митингов и в созданных временем «советах и комиссиях».
Но речь здесь не об этом — не о бреши, проделанной смертью, а о живом человеке.
*****
Кожевникова — ровесница Маркелова, ей исполнилось бы 38 лет.
Выпускница РГГУ, вчерашнего Истарха, она занялась в центре «Панорама» работой, казалось бы, вполне научной: описанием государственных учреждений, что органично вытекало из ее институтских еще работ по истории военных структур начала XX века. Последняя публикация на эти темы, структурно-биографический справочник «ФСБ России. От Лубянки до Камчатки», вышел в 2003 году в «Панораме».
Тогда же она начала заниматься националистами в «СОВЕ», и быстро стала признанным специалистом. Ход событий очень скоро сделал эту «академическую» деятельность смертельно опасной. Гиренко нацисты убили в 2004-м как раз за экспертную работу. Это ведь, с одной стороны, очевидно, а с другой — очень непросто: положить грань между свободой слова и прямыми призывами к прямому насилию и системной дискриминации. А с другой стороны, именно определение (или отсутствие) такой грани отличает борьбу с неонацистами от попустительства им.
Всего-то и делов — понять и назвать «число зверя»! Но кто-то должен произнести это вслух!
Стаса нацисты расстреляли через пять без малого лет после Николая Ивановича. Еще через год умерла Галя.
Профессиональный риск.
Это как радиация: кого-то сразу, кого-то — годы спустя.
*****
Изучение сего класса политических животных несколько отличается от собирания гербария. Нервная работа.
Вот – ничего не придумано – про одного из Галиных коллег.
…Тебя записывают в «расстрельные списки» на нацистских сайтах и форумах. Тебе домой сначала по телефону, а затем в домофон звонят молодые люди, представляющиеся «антифашистами» — «чиста поговорить». Подъехавшая милиция, группа немедленного реагирования, застаёт копающихся в домофоне молодых людей, но уезжает, даже не проверив у них документы: «Они не были пьяны!» В тот же день известие: расстреляли на улице! — нет, не в Москве, в Вене, бывшего охранника, а ныне противника Рамзана Кадырова. А через шесть дней — Стаса и Настю. А потом ночью ломятся в дверь уже не подъезда, квартиры...
Гале её «подопечные» писали «письма счастья» лично. В блогах и на форумах обсуждали, что именно надлежит с ней сделать.
…А вот — из написанного в начале 2010-го «в стол» текста другой моей коллеги. «Нон-фикшн», как говорится. Оказавшись на стыке двух профессиональных амплуа, она могла сравнить мирную Москву и «горячие точки».
Публикую с ее разрешения этот отрывок:
«…уехать на чужую войну… В глубине души ты уверен: обойдется. Нужно просто не хлопать ушами, доверять инстинктам и быстро принимать решения. Там — до черта мерзости, иногда будет жутковато. Но как нырнул, так и вынырнешь.
…Но что делать, когда война и опасность вошли в твою жизнь как константа? Когда убивают твоих друзей? Когда к тебе подбираются все ближе и ближе? И ты начинаешь оглядываться через плечо, в метро «от греха» не подходишь к краю платформы, отскакиваешь в сторону от любого неожиданного прикосновения…
Заполночь звонит телефон. Сердце выпрыгивает наружу — что-то непоправимое, с кем-то из своих! А это разбуженный кошмаром приятель хочет убедиться, что с тобой все в порядке. Выговариваешь хриплым шепотом: «С ума сошел! Три часа ночи! Напугал до полусмерти! Что со мной будет, прости Господи?..» — и вешаешь трубку.
Но мысли несутся: а что с этим — сутки не проявлялся? — и делаешь то, за что выговаривал. Набираешь номер. Хотя бы отправляешь СМСку. И ждешь ответа.
…Что делать, когда страх стал неотъемлемой частью жизни? Когда подспудно хочешь, чтобы тебя уже поскорее грохнули. Ведь еще одних похорон просто не вынесешь. Кстати, смерть — прекрасное лекарство от страха…
Сидишь, вспоминаешь, как замечательно собирался на войну… Как под обстрелом шел по дороге, забитой техникой… Как бежал, падал в канаву, прикрыв голову руками, как кончалась вода и сигареты, не ловил «спутник», коченели пальцы… Как невыносимо чесалась под коркой грязи голова и все шло наперекосяк… Но всё было прекрасно: потом ты возвращался из войны в мир — домой.
Тогда у тебя был дом. А теперь его больше нет. Дома не остается там, где поселился страх».
Страх? Я назвал бы это мужеством.
*****
Что же сказать о человеке, осознающем эту ежедневную угрозу, от которой, если что, не спастись, — и спокойно живущим с этим осознанием? Лишь одно: внешнее спокойствие, скорее всего, скрывает колоссальное внутреннее напряжение.
Этот абзац желающие могут пропустить, а остальным замечу: повышенная активность нервной системы, то есть большая частота генерации импульсов, означает более интенсивную секрецию нейромедиатора, переносчика возбуждения в межклеточных синаптических щелях. То есть окиси азота NO — свободного радикала. Именно свободные радикалы служат основным каналом воздействия радиации на живые ткани. 99 процентов повреждений макромолекулам наносят не собственно заряженные частицы, не ионизация или нагрев в следах, «треках» частиц, а образующиеся там свободные радикалы. Стресс и ионизирующее излучение действуют сходным образом. А мутагенное и канцерогенное влияние стресса равносильно воздействию мощного радиационного поля. Никакое мужество этого не отменяет.
Итог — страшный диагноз. Смертный приговор, о котором Галя знала за много месяцев до смерти.
Что было делать с ЭТИМ знанием?
Она раздала имущество друзьям.
Общалась с ними, когда от боли не орала благим и неблагим матом.
Отвечала журналистам, последнее своё интервью дала в свои последние сутки.
Участвовала — пока и насколько могла — в подготовке ежегодного доклада Центра «СОВА» о радикальном национализме в России, представленном уже после ее смерти. «Участвовала» — значит, наполовину его реально написала.
То есть жила, невзирая на неизбежность.
Как до того — несмотря на неизвестность.
Вспомним об этом, поминая Галю Кожевникову.
«Не убоюсь я зла, потому что Ты со мной…»
Что может быть важнее между утром и вечером 5 марта 2012-го?
