Последняя неделя работы Государственной думы показала, что в политике власть на сегодняшний момент может все. Может принять дискриминационный закон об НКО. Может вернуть в УК клевету, которую только в прошлом году из него исключили. И это не предел—если бы Кремль решил принять еще более жесткие меры, то они прошли бы через парламент, в котором действует единороссовская «машина голосования».

Дело в том, что народ безмолвствует. Лишь явное меньшинство россиян имеют какое-либо отношение к НКО или публикуются в прессе или Сети. Для остальных это понятия весьма абстрактные, от которых нижарко ни холодно. Так что либералов, выступающих с протестами, население не слушает. Равно как, кстати, и коммунистов с патриотами и «эсерами», избравших своей мишенью договор о вступлении в ВТО — организации, которая для большинства россиян ничем не отличается от ФАО или ЮНИДО.

Российское общество, вопреки бывающим еще представлениям о его коллективистском (или, как было модно говорить в 90-е годы, соборном) характере, крайне индивидуалистично. Люди преимущественно действуют по принципу «каждый за себя». Это не порождение «лихих 90-х», на которые принято списывать многие, если не все проблемы, стоящие перед обществом. Еще в брежневские годы официальные идеологи безуспешно обличали мещанство и вещизм, мечтая при этом вырваться в «капстрану» и вернуться оттуда с магнитофоном, в шубе или дубленке с распродажи и с «паркером» в качестве презента для начальства. 90-е годы только упразднили официальную идеологию, и обнажилось всем хорошо известное «двойное дно» системы.

При этом современный российский индивидуализм носит грубый характер — он не уравновешен, не «облагорожен» развитым гражданским обществом. Волонтерское движение (прекрасно проявившее себя в Крымске), сборы средств на лечение больных детей или другие благородные цели, другие яркие примеры гражданского действия — это значимые, но только первые «ростки» нового общества, для становления которого требуется время.

Проблема в том, что если сейчас индивидуализм россиян выгоден властям, то в обозримой перспективе ситуация может измениться. Оборотная сторона социальной пассивности — жесткое отстаивание своих прав, пусть даже они нарушены властью, за которую обиженный вчера голосовал. Индивидуалист не склонен к минимальным жертвам, не то что к «поту, крови и слезам». В начале 90-х годов он оказался в состоянии психологического шока и нередко на грани выживания одновременно — и поэтому властям удалось провести рыночные реформы. Людям, метавшимся от одной работы к другой или вообще опустившим руки, было не до борьбы. Да и самая активная часть общества, способная проявить лидерские качества и повестиза собой других, занялась самореализацией, используя массу новых возможностей (в бизнесе, искусстве, политике и пр.) — и против власти особо ничего не имела. Кроме того, существовали надежды на чудо, на то, что жизнь в скором будущем вернется в «нормальное русло». Сейчас ситуация иная — наиболее ресурсные общественные группы все более расходятся с властью, и общество вряд ли постигнет шок, лишающий его способности к действию. И на чудо россияне уже не рассчитывают.

Сегодня «простой россиянин» охотно соглашается с тем, что НКО, получающие западные гранты, угрожают государственной безопасности и их надо заклеймить как «иностранных агентов». Но завтра этого же самого россиянина лишают причитающегося ему пособия, и он бежит искать общественников, которые помогли бы ему написать заявление в Страсбургский суд, так как у суверенной российской юстиции он правды не нашел. При этом его совершенно не интересует, на чьи деньги куплен компьютер, на котором будет написано его заявление, или принтер, на котором его распечатают — западного фонда или самого Госдепа.

А если «обиженными» станут миллионы? Уже сейчас ясно, что снято неофициальное табу на непопулярные социальные меры, действовавшее во время парламентской и президентской избирательных кампаний. Повышаются тарифы. В Думу внесен законопроект об оплате собственниками многоквартирных домов капитального ремонта. Кстати, принятие этого закона пришлось отложить до осени, так как единороссы не хотят голосовать за него перед региональными выборами (они хорошо чувствуют пределы возможного и принципиальное отличие «политических» законов от «социальных»). К тому же хотят его подработать, чтобы придать ему более приемлемый для избирателей вид. Проблема, однако, в том, что население не доверяет власти, когда речь идет о любых новых поборах, пусть даже и имеющих свою логику (нормально, когда собственник сам оплачивает ремонт). Сколько ему ни говори о прозрачных схемах, оно все равно подозревает, что его обманут, а деньги украдут.

А дальше на повестку дня встает пенсионная реформа — нельзя же ее откладывать до бесконечности с учетом нынешнего состояния и особенно перспектив Пенсионного фонда. Сейчас обсуждаются различные способы ужесточения пенсионного законодательства без формального повышения пенсионного возраста. Но любая попытка тронуть привычные блага — будь то увеличение стажа, необходимого для получения полноценной пенсии, или сокращение числа досрочно выходящих на пенсию — будет воспринято обществом весьма бурно. Вспомним монетизацию льгот, когда недовольство удалось «залить» лишь большими денежными вливаниями — но сейчас финансовый ресурс сильно истощился. И сделать подарки пенсионерам уже не удастся.

Все это может сделать общество более восприимчивым к аргументам оппозиции, которая обладает хотя бы тем преимуществом, что не отвечает за проводимую политику и может размашисто критиковать власть. Впрочем, сейчас и у оппозиции нет чудодейственных способов безболезненногорешения социальных проблем. Так что даже если она и окажется у власти, то ей придется проводить политику, расходящуюся с социальными ожиданиями. А кудринская невеселая дилемма «или повышать налоги, или сокращать расходы» может к тому времени превратиться в еще более печальное «и то, и другое сразу». Но это уже другая история.

Так что политические пределы возможного для власти плохо сочетаются с экономической целесообразностью, которая требует принятия решений, способных вызвать сильное недовольство у провластного электората. Конечно, ситуацию может на время подправить бурный рост нефтяных цен, который позволит в очередной раз пересмотреть непопулярные планы и отсрочить реформы. Но, во-первых, такой вариант далеко не гарантирован — скорее наоборот. А во-вторых, это все равно не выход, а дальнейшее подсаживание на иглу, отказ от которой будет тем более болезненным, чем позже он начнется.

Фотографии РИА Новости