В Дубровлаге в 60-е отбывал наказание молодой московский инженер. На вопрос «За что?» ответил, как и многие по зоне коллеги, «За пол-литру». Ничего бы с ним не случилось, если бы у него не возникла девушка, преисполнившаяся желанием его (знала бы!) исправить — через культуру. Она купила билеты в театр, но как-то упустила из виду, что зрелище намечается в день получки. Между выходом с работы и встречей инженер посидел в пивном баре гостиницы «Украина».

Поднялся занавес: в кремлёвский кабинет вбежал Ленин и стал суетиться у телетайпа. К нему присоединились Свердлов со Сталиным, и все они стали спорить. Минут пять спустя мой герой встал с места и заорал: «Утром включаю радио, всё про вас рассказывают. Еду с работы, по всем улицам ваши хари на меня зыркают. Пришёл в театр, вы и здесь тут как тут…» Владимир Ильич и тов. Сталин замерли как от удара молнии, занавес опустился, а молодой москвич поехал вскоре по этапу исправляться не культурой, а трудом.

Последние месяцы, что читаю интернет, что слушаю «Эхо» или смотрю «Вести», подвергаюсь такой же агитпропной агрессии, как в те  годы — но этот агитпроп производится не передовым отрядом рабочего класса, а трёмя шалавами, их защитниками, их недругами и прочими, мнящими себя беспристрастными, толкователями этого события. Снятое в храме рвотное видео оказалось далеко не безрезультатным!

 Бесталанное действо загнало и часть церковной иерархии, и часть депутатского корпуса, и часть образованного слоя в положение, когда ленинских «двух шагов назад» уже не сделать и остаётся ждать только 20 июля, когда районный суд задумается над коряво выдуманным, переполненным дикой терминологией и стилевой эклектикой обвинительным заключением. Судебное заседание 20 июля будет портить моё настроение ещё долго, потому что хорошего исхода нет и быть не может.

Дорогие читатели, помогите решить квадратуру порочного круга: поиск наименьшего зла здесь столь же труден, как прекращение фатального скольжения после неуклюжего шага на льду.

Высокий районный суд может влепить юным мамам по семерику строгого режима. Может быть, суд ограничится двумя годами общественно-полезных работ (будь я судьей, назначил бы им зубной щёткой оттирать лестницу к Христу Спасителю)? Или условным сроком? Или освобождением из зала суда по отбытии наказания? Или оправдательный приговор?

Каждая из этих альтернатив подлежит кассационному опротестованию и/или обжалованию. Вряд ли я упустил какие-то варианты. Запретив себе при этом думать, что текст приговора окажется отпечатанным в пяти экземплярах числа 16-го и Его чести с заседателями останется удалиться на совещание, выпить кофе и, прилично выждав время, подписать бумагу. Но ведь ни одно из этих решений и близко не гуляло от наименьшего зла!

Они окажутся в зоне — это значит, что они мученицы за секулярность, против поповщины и неправедной власти страны. Шумная клиентура для ЕСПЧ.

Коли отпустят, спокойствия ради — страдалицы за честные выборы и чистоту православия, по освобождении из-под стражи отдохнут и пойдут в театр Марата Гельмана, с декорациями из клизм, ежевечерне такое петь и показывать, что, прости Господи, кощунственный капустник на солее покажется районной самодеятельностью. (На месте неономенклатурщиков, корпящих сейчас над редакцией будущего приговора, я бы туда внедрил десятилетний запрет на прилюдное пение, пляску, сочинение новых молитв и вообще всякое творчество. В УК, увы, этого не прописано.)

Получается, что наименьшего зла не сыскать. Разве что маловероятная эмиграция. Но «девушек» этих и в захудалое парижское кабарэ не пустят сплясать канкан даже в массовке.

Постараемся сами себя утешить: в «лихие девяностые» (как мне отвратительно это пренебрежительное словосочетание!) мы были так счастливы, что ничтоже сумняшеся решили – вот оно светлое будущее: коммунистическое иго свергнуто, марксистская религия посрамлена, Россия, избавившись от груза колоний, станет правовым государством либерально-социальной рыночной экономики, а Церковь перестанет быть, как её десятилетиями называли на Западе, «Церковью молчания» (l’Eglise du silence), вернувшиеся свободы помогут людям быстро очистить души и головы от 80-летней многопоколенческой отравы.

Не тут-то было: безнаказанный, мощный неосталинизм, аж с иконами т.Сталина и Распутина. Возрождаюшаяся пионерия. Окаменелая топонимика, с именами Войкова и проч. Религия светлого будущего подменена культом славного прошлого, и только что — законы о клевете и «иностранных агентах»,а у Церкви — политизированный конкордат при сильной составляющей филетизма (в том числе поклонение этносу, осуждённое ещё в XIX веке Константинопольским патриархатом) и корявые геополитические выкладки её тяжеловесного связного с общественностью. Как не по себе, как грустно и досадно читать, что нынешние раздоры и нестроения проистекают от "самовлюблённых интеллигентов", побрезговавших серьезным политическим и гражданским действием — цитата не буквальная, но по смыслу близка к систематически  проговариваемому представителями аппарата Церкви, которые любят язвить интеллигенцию. А я-то думал по простоте, что зло исходило от Отдела агитации и пропаганды ЦК КПСС, Комитета государственной безопасности при Совете министров СССР и их младенца, Комитета по делам религии при том же Совете министров… Ан нет, выходит образованная прослойка — автор всех бед.

Нас заставляли всегда смотреть вперёд в светлое будущее, а теперь повернули обожать и молиться на славное прошлое!

И в то же время: мыслящая яркая интеллигенция, деятельные и добрые люди, стремящиеся к справедливой и лучшей жизни, и молодёжь, не умеющая ответить на вопрос «Кем был Ленин?», но вместе с тем активно познающая мир, и гражданское осознание свободы выбора, и блестящие художественные достижения, и правдивая историография, и живая приходская жизнь, и религиозные сайты с огромной аудиторией — всё это доказательства того, что православие есть религия свободы.

Поводов удручаться — океан. Не поддаюсь им: воспринимаю, если говорить словам советской эпохи, как «временные трудности» и «отдельные недостатки». Рецидивы малярии вполне излечимы, а мавзолей по-прежнему в списке на выселение. Не нам, озарённым нечаянной радостью 21 августа 1991 года, поддаваться сиюминутной конъюнктуре.

 Фотографии РИА Новости