Света из Иваново поделила общество на две части. Одни стебаются над ее ограниченностью и вульгарностью, другие защищают ее искренность и непосредственность. Но и те, и другие воспринимают ее как типичную провинциалку — что совершенно неверно.
За последний год я немало поездил по российским регионам. Был в Кирове, Иркутске, Барнауле, Пензе, а совсем недавно — в Черкесске. А еще в маленьком городе Егорьевске недалеко от Москвы, но совсем с другой, совершенно немосковской субкультурой. И ни разу мне не приходилось встречать никого похожего на Свету — в том виде, в каком эта девушка стала героиней Сети, а затем и журналисткой НТВ.
Разумеется, представления о более честной, совестливой, духовной провинции не более чем миф. В провинции хватает всякого — и хорошего и дурного — точно так же, как и в мегаполисах. Провинциал по определению более консервативен, чем москвич. Он руководствуется старым принципом — семь раз отмерь, один отрежь. Он осторожен, прагматичен и не склонен эмоционально следовать за авторитетами, будь то провластные или оппозиционные. Он весьма сдержанно и скептично относится к власти, склонен ее поругать, но не спешит ниспровергать, так как подозревает, что следующие начальники будут хуже тех, к которым вроде привыкли. К восторгам по поводу очередных славных свершений не склонен, но нужно очень сильно «достать» людей — как сейчас в Крымске, — чтобы они начали громко возмущаться, требуя прогнать начальство (и власть уже начинает сдавать средних начальников, думается, рассчитывая, что на этом все закончится — что не факт, кстати).
В многоукладном российском государстве провинция — это индустриально-аграрный (а где-то уже и «аграрно-деиндустриализированный») уклад, плохо совместимый с «постиндустриальной» Москвой, которая является для жителей регионов одновременно и мечтой, и предметом нескрываемой неприязни. Мечтой для тех, кто не оставил надежды покорить столицу, влившись в сообщество москвичей — и уже их внуки (а может, и дети) будут свысока смотреть на «иногородних». Неприязни — для остающихся в своем регионе, которых, понятно, большинство. Но и тех, и других объединяют определенные представления об этике, о приличном и неприличном, о пределах допустимого. Эти представления со временем меняются, как меняется и общество, становясь из ригористичного более релятивистским. Но некие основы все равно остаются, переживая революции, войны и иные потрясения.
Конечно, как и в Москве, в провинции есть люди, стремящиеся во что бы то ни стало пробиться наверх — любыми средствами. Но в провинции, где все и всё на виду, у них еще меньше шансов реализовать свои амбиции, чем в столице. В истории со Светой для меня самым интересным стало ее признание в том, что от нее отвернулись друзья — причем не после известия о будущей журналистской карьере (тогда это можно было бы объяснить элементарной завистью), а по итогам ее невольной Интернет-презентации. Поддержку она нашла только среди единомышленников в штабе «Наших», что совсем неудивительно.
В провинции гордятся знатными земляками, продвинувшимися в Москве — особенно если те не забывают про свои корни. Но в провинции не любят тех, кто ради желания вырваться из нищеты славит начальственные достижения и готов бить в барабан столько, сколько нужно, чтобы тебя заметили. Провинция отторгает тех, кто ради карьеры в Москве готов говорить пошлости и вести себя предельно глупо, полагая, что так и надо для исполнения своей мечты. А Москва, в свою очередь, смеется над бедной Светой, которая, похоже, и впрямь поверила, что настало ее время, что она впишется в новый тренд на политическую реакцию (не догадываясь, что никакой реакции не нужны персонажи, вызывающие не страх, не возмущение, а смех). Высокие (прямо-таки заоблачные) рейтинги первой программы с ее участием не должны вводить в заблуждение — речь идет об экзотике, на которую можно посмотреть в лучшем случае пару раз, причем в межсезонье, чтобы разбавить впечатления от обычного и привычного телевизионного продукта. А затем она начнет сильно надоедать, как любой продукт с бесталанным исполнителем.
Впрочем, бедная ли Света? С одной стороны, вроде да — как несчастен человек, «провалившийся» между провинцией и столицей, отплывший от одного берега и не добравшийся до другого. С другой стороны, вроде нет — никто не заставлял ее выбирать тот путь, на котором она оказалась. А за сделанный выбор надо отвечать — и по гамбургскому счету.

Автор - первый вице-президент Центра политических технологий