Политическая реакция, а это именно то, чем обернулся в настоящее время путинский режим, направлена на запугивание общества. И не будем делать вид, что общество не испугалось. Испугалось. В ответ на драконовские законы — ни одной массовой демонстрации. Количество арестованных после шествия и неудавшегося митинга на Болотной растет — адекватного ответа нет. Pussy Riot сидят и, очевидно, получат срок. Навальный ходит на гране ареста. Власть собирается кастрировать гражданское общество, общество в ответ слабо шевелится. Храбрится в отдельных выступлениях, но спускает власти весь решительный крен вправо, в сторону фундаментализма и тоталитаризма, которые не замедлят появиться на наших просторах, потому что просторы к этому готовы.

Среди других симптомов ослабления общества — вновь реанимированная тема неизбежности массовой эмиграции. Мол, будете закручивать гайки — мы уедем. Маша Гессен в The New York Times, Новодворская в блоге на «Эхо Москвы», Латынина на «ЕЖе». Гассен проводит параллель с эмиграцией конца 1970-х, хотя общего здесь мало, кроме окончательного вывода, явно симпатичного власти (для того и закручивали гайки): «Мы живем в фашистской стране. В этих обстоятельствах у каждого есть выбор: пожертвовать жизнью ради борьбы с режимом или уехать. Мы с отцом решили, что лучше потратим свою жизнь на то, чтобы жить». Как сказал бы виртуальный Путин, которого такие угрозы, понятное дело, совершенно не страшат: баба с возу — кобыле легче.

Новодворская пугает тем, что еще немного и Россию мы потеряем (если либералы решительно не дистанцируются от левых и националистов), а Латынина сетует на то, что место русских занимают таджики (но сама в дворники не спешит, предпочитает работать колумнистом и пророком).

В любом случае жупел эмиграции выступает как противовес жестокости власти: если не прекратите давить — мы уедем. При этом молчаливо предполагается, что эмиграция — это вроде как продолжение гражданской борьбы, только другими средствами. Мол, была возможность делать что-то полезное нашей глупой родине, родина не поняла наших прекрасных порывов и мы свалили, потому что больше не было сил терпеть. Теперь будем помогать другой стране, а вы будете кусать локти, что потеряли таких граждан.

Увы, мой опыт знакомства с эмигрантами говорит совсем о другом. Хорошо, если на сто тысяч эмигрантов в Америке или Израиле найдется один, который в совке боролся с режимом. Нет, на сто тысяч — это я переборщил. Это я влево напахал. Это я дурака свалял. На двести, на триста тысяч — один, который хоть чем-то рисковал в Советском Союзе, не был в КПСС, не стучал на друзей, не отвечал за политинформацию в отделе, не был верным ленинцем и сталинцем. Это сегодня они делают вид, что были такие борцы, что аж стекла запотели. А так общее умонастроение советских и постсоветских эмигрантов из России-СССР — жестоковыйный конформизм, который сменился в Америке и Израиле не менее жестоковыйным еврейским национализмом. Место угодливой любви к марксизму-ленинизму занял горячий патриотизм белого и пушистого Израиля. Плюс традиционный комплекс эмигранта — презрение к стране, из которой уехал, и презрение к тем, кто остался.

В качестве примера перепалка-переписка между Дмитрием Быковым и одной особо встревоженной националисткой из наших бывших, напавшей на поэта-писателя за то, что тот позволяет себе легкую критику Израиля и не считает, что этот самый Израиль есть последний форпост европейского гуманизма на горящей земле. Вот как настоящий еврейский эмигрант оценивает ситуацию: «Как экскурсовод, водящий экскурсии по Сан-Франциско, я постоянно встречаюсь с евреями — туристами из России, которые приезжают в Америку доказать себе, что они правильно сделали, что не уехали. Мерзопакостная публика. Быков потому и мучается, что душевно сидит на заборе. Именно вследствие своего чисто еврейского таланта, он видит и блистательно описывает происходящее в России. С другой стороны, задуматься по-настоящему о том, где он живет, и в результате уехать — на это у него не хватило смелости. Как те туристы. Обливая грязью Израиль, он доказывает себе и другим, что он правильно сделал, что не уехал (для этого надо бы было стать евреем)».

Здесь все великолепно, в том смысле, что типично и соответствует атмосфере в эмигрантской среде. И что талант бывает только еврейским. И что вообще есть евреи и все остальные. И что все честные, смелые и умные люди давно уехали, а глупые и бесчестные остались. И если мне кто-то скажет, что Путин намного хуже этой тети-экскурсовода из Сан-Франциско, то я буду долго думать и, скорее всего, не соглашусь. Оба хуже. Или обе хуже. Оба-обе тоталитарны, непримиримы, недоговороспособны. И отвратительны — и как представители рода человеческого, и как симптоматика: они такие не потому, что такими родились, а потому что такими были востребованы своей средой.

Это я к тому, что не надо эмиграцию выставлять в качестве альтернативы и подталкивать людей, пусть невольно, в полемическом запале, к катастрофическому решению. Эмиграция — это открытый перелом. Иногда закрытый. Тщательно скрываемый и даже лелеемый. Но всегда перелом костей. Позвоночника, спинного и головного мозга. Возможно, есть такие, кому эмиграция пошла на пользу, чей нравственный и интеллектуальный облик обновился в лучшую сторону. Наверняка и такие есть. Я знаю нескольких профессоров русской литературы, вполне трудоспособных и культурно вменяемых. Я с ними подчас разговариваю. Ну, и не только с ними. Но эмигрантская среда — это совсем другое. Это когда шило меняется на мыло. Когда вместо советского патриотизма — обыкновенный нацизм. И сначала тягостное, а потом радостное самоощущение винтика в большой и слаженной машине пропаганды.

В любом случае, Путина не испугать воплем «Если не прекратишь завинчивать гайки — пиши пропало, я уеду». Скатертью дорога, скажет наш златоуст. Нас интересует класс чиновников, обслуга нефтяной и газовой трубы и бюджетники, которые электорат. Все остальные свободны. Хотите валить, валите. Хотите плевать через океан бессильными плевками, что непрерывно делают кондовые эмигранты, плюйте на здоровье, только слюны не хватит.

С Путиным, с его корпоративной прослойкой, которая на самом деле куда более жестока, чем сам Путин, надо бороться, не отходя от кассы. Но для этого нужна народная воля. Иначе этот слой постсоветских собственников отвалится от бесплатной кормушки лишь тогда, когда станет гнить основательно, а не как сейчас — чуть-чуть подванивая легкой плесенью французского сыра. Пролить кровь — пустяк, уже проливали и ничего, до сих пор живы. Ведь это все тот же совок, только в глянцевой капиталистической обертке, а так — та же номенклатура и та же идеология эгоистического лицемерия. Это клещ, который перестает сосать кровь только тогда, когда в пузо больше не лезет. Когда пузо лопнет от жадности, тогда и придет конец путинскому режиму. А когда? Когда рак свистнет. 

Фотография РИА Новости