День седьмого октября отмечен в календарях черным. Шесть лет назад убили Анну Политковскую. Но здесь — не про смерть, убийство, убийц и расследование. Речь — о живых, о ней и о нас.

Оговорюсь: с Анной Степановной мы всегда были на «вы», и общение это всегда было напряженное. Сталкиваемся как-то в Грозном, у мемориальской приёмной: «Саша! Что вы здесь делаете?» Ну да, это был ее город, ее война и ее Мир...

Споры с Анной Степановной — иногда до крика, до бросания телефонной трубки — не мешали снова звонить. Ей: «Саша, что вы знаете про?..» Или мне: «Вот, такое дело...»

Мы были не просто обречены на продолжение этого разговора: Политковская — едва ли не последний пишущий о Чечне журналист и «Мемориал» — едва ли не последняя работающая там правозащитная организация.

Именно в «Мемориале», у Светланы Ганнушкиной, в августе 1996-го, в самом конце Первой чеченской, Политковская, разговаривая с беженцами, познакомилась с этой темой.

Тогда она работала в «Общей газете», а в «Новой» начала работать в июне 1999-го, накануне Второй чеченской. Война, начавшаяся в августе 1999-го с боев в Дагестане, стала делом ее жизни.

Пожалуй, едва ли не главной для нее темой стали похищения жителей Чечни федеральными «эскадронами смерти» — об этом серия статей «Люди исчезающие». Политковская написала о судьбе молодого чеченца Зелимхана Мурдалова, «исчезнувшего» в январе 2001-го в контролируемом милиционерами из Ханты-Мансийского автономного округа Октябрьском отделе внутренних дел Грозного. После этого ей стали поступать письма с угрозами от некоего «Кадета» — оперативный позывной милиционера Сергея Лапина. Итогом совместных усилий Анны Степановны, адвоката Станислава Маркелова и правозащитницы Натальи Эстемировой из «Мемориала» стало осуждение Лапина весной 2005-го. Он был приговорен к 11 годам колонии строгого режима — единственный осужденный федеральный «силовик» на три тысячи «исчезновений».

Это — лишь один эпизод «общего дела». Анна Степановна воспринимала правозащитников как «своих», с которыми — не только общее поле деятельности, но и общие правила, а, значит, и требования.

А напряжение порождали отнюдь не факты и детали, а разница в подходах, в амплуа, если угодно.

*****

Во-первых, она — журналист, для которого главное «сказать всё, в любом случае и любой ценой!» У нас же — «помочь или хотя бы не причинить вреда тому, кого защищаешь, кто тебе доверился...»

Вот, в начале 2006-го крестьянина из горного села жестоко пытали в Грозном, в Оперативно-розыскном бюро № 2. Почему? На него под пыткой же указал другой задержанный. Что делать? Добивают невиновного — это мы знали достоверно. Писать? А не навредим? Убьют же! Политковская убедила, настояла, написала. Его ещё один раз побили, а больше не трогали. А через полгода освободили, присудив уже отбытое — по нашим меркам, счастье!

Бывало иначе: после вышедшей зимой 2001-го серии статей о беспределе в горных сёлах по этим сёлам проехались добры мОлодцы на БТРах и методично расстреляли всех её собеседников...

Как совместить эти два подхода? Спор об этом продолжался до последней встречи в сентябре 2006-го — да так, кажется, и не был окончен...

*****

Отсюда, во-вторых, вытекало разное понимание власти: объект непримиримого обличения? Адресат обращений?.. Или даже - партнер в переговорах?

«Мемориал» участвовал во всех попытках диалога с властями — и в «Гражданском форуме» осенью 2001-го, и в последовавших до лета 2002-го переговорах правозащитников с руководством «силовиков» в самой Чечне. Политковская была изначально против, предсказывая бессмысленность и даже вред такого «гнилого компромисса». Нам же для того, чтобы убедиться и утверждать, что диалог, по большому счёту, бесполезен, нужно было порою в нём добросовестно поучаствовать!

Убедились... И в июле 2002-го, после ухода «Мемориала» с «переговорной площадки» с «силовиками», последние «зачистили» наш офис в Грозном.

Политковская тогда же написала, между прочим, что и ходить не стоило на эту «площадку» — написала всё, что думает о переговорах и об их участниках.

Пришлось теперь уже звонить и говорить ей все, что думаю. Ведь в Грозном «силовики» были хозяевами только днём, и то не везде: «полиция начинается там, где кончается Беня». Что если и «другая сторона» теперь, почитав газету, наведается к моим коллегам?.. Поговорили. Потом не разговаривали... недели две.

*****

Отсюда, в-третьих, вытекала и разница в описании действительности. Если в каком-то конкретном случае человеку удавалось помочь отдельному человеку, остановить отдельно взятое беззаконие или, более того, такие отдельные эпизоды складывались в систему — мы обязаны об этом говорить и писать. Например, в Мордовском лагере «прессовали» Кодзоева, и обращение в Страсбург, в Европейский суд по правам человека помогло!

Анна Политковская тут же возразила: а сидящего в республике Коми Талхигова после обращения в Страсбург начали «прессовать» ещё больше, "и ваши слова о том, что кому-то стало лучше, помогают скрывать и даже оправдывают это насилие!»

Действительно, что должно гореть на пульте управления? Только красные сигналы? Или — все? Тогда затеряются тревожные сообщения, а люди недобросовестные сделают вывод: «в общем и целом» ситуация неплохая! «Средняя температура по больнице нормальная!» — хотя одни в жару, а другие уже в морге...

Собственно, последние обращенные к автору слова Политковской были: «Саша! Не забывайте Талхигова!..»

*****

Эти разговоры остались, по сути, неоконченными.

И писать о Политковской из «мемориальцев» должна была бы ее по-настоящему близкая подруга — Наташа Эстемирова. У нее Анна Степановна останавливалась, приезжая в Грозный. Трудно подсчитать, сколько статей было написано по материалам их совместных поездок в чеченские села и горы. В тех статьях фамилию Эстемировой вы не встретите — Политковская прекрасно понимала, какая опасность грозит ее Наташе.

В июне 2004-го Политковскую «пригласили» в родовое село Кадырова — якобы побеседовать со сдавшимся боевиком. Однако главным «собеседником» стал Рамзан — об этом написано в статье «Центровой из Центороя». В статье не написано про еще одного человека, который там присутствовал. Эстемирова, заподозрив неладное, отправилась туда вместе с подругой. И когда Кадыров замахнулся на Политковскую, Наташа встала между ними, чтобы закрыть собой Анну... Когда, после всего, они вернулись в Грозный, в «Мемориал», Анна, рыдая, рассказывала об этом...

Но Наташа уже ничего не напишет. Ее убили меньше чем через три года после Анны Политковской.

Теперь все эти разногласия и схождения могут показаться несущественными, «спором славян между собою».

 ...Однажды зимой, спустившись с гор, незаметно ускользнув из Шатоя из-под носа у силовиков, Анна Степановна сидела на мемориальской кухоньке, пила чай, отогреваясь, и озорно приговаривала: «Они-то думают, что я — там! А я-то — здесь!..»

…И для меня этот разговор продолжается.

Фото автора