Окопное правосудие
Еще прошлой зимой, на пике белоленточного протеста, когда многие радовались «уступкам» власти в виде объявленной политической реформы, я предупреждал о её мнимом, фальшивом характере. Было ясно, что любой правитель, действительно решивший провести политические реформы, прежде всего освободит политзаключенных и расформирует политическую полицию. Чтобы доказать серьезность своих намерений. Путин же, как мы помним, наличие в России заключенных, осужденных по политическим мотивам, отрицал, а освобождение Сергея Мохнаткина высшей монаршей волей президента Медведева, скорее, имело целью создать видимость гуманизма, не более того.
Еще хуже обстояли дела с политической полицией. Центр по борьбе с экстремизмом, это современное охранное отделение и пятое управление КГБ в одном лице, не только никто не собирался закрывать, но, напротив, его сотрудников всячески выводили из-под огня общественной критики, прикрывали, а самой структуре выделили дополнительное финансирование. Все это неоспоримо свидетельствовало о приближающемся силовом реванше Путина сразу после его переизбрания. И вот этот момент наступил.
«Болотное дело», лишение взбрыкнувшего Гудкова депутатского мандата, отъем денег Собчак, закон об иностранных агентах, закон о клевете для СМИ – всё это разные грани одного явления под названием «реакция».
Нацболам в этом смысле повезло. Верные своей позиции последних лет никогда не соглашаться на условия власти, не искать с ней компромисса, мы отказались идти на Болотную и потому в число обвиняемых по делу о событиях 6 мая не попали. Уверен, окажись там наши люди, их судили бы первыми и сроки бы дали самые большие, как это было в деле по Манежке. Однако власть, похоже, решила врезать всей оппозиции без исключения. Выявив всех буйных и несогласных в разных стратах общества, она пытается к каждому подобрать ключик, найти слабое место и ударить именно в него. А если такого места нет, то его надо придумать.
Именно этой логикой я объясняю иск, поданный против меня сотрудником центра «Э» Алексеем Окопным. Уверен, это не его личная инициатива, оперативный работник Окопный имеет другие задачи. Однако руководство МВД, измотанное постоянной общественной критикой, давно мечтает о реванше, и здесь интересы ведомства и высшей политической власти совпали. Так появился иск о защите «чести и достоинства» Окопного.
Предметом иска стали мои публичные высказывания по поводу избиения, а фактически убийства нацбола Юрия Червочкина в 2007 году и истории с задержанием с подачи Окопного моего шестилетнего тогда сына Вани на Триумфальной площади. А также комментарий о самом иске: «У Окопного нет ни чести, ни достоинства, и защищать ему нечего». По словам Окопного, эти высказывания «причиняют» ему «стыд, неловкость, сердечные и головные боли, бессонницу».
Согласно закону, ответчик, то есть я, должен был в суде подтвердить истинность своих высказываний. И я был рад этому. Угроза получить 250-тысячный штраф, а именно такую сумму требовал с меня Окопный в качестве компенсации ущерба, меркла по сравнению с возможностью поднять, наконец, тему убийства нашего товарища, напомнить обществу о тех трагических событиях.
Я представил суду трех свидетелей, каждый из которых подтвердил факт угроз в адрес Юры со стороны Окопного. Они рассказали, что оперативник обещал Юре в случае продолжения им политической деятельности «переломать ноги», «проломить голову», «избить до такой степени, что даже если он выживет, то навсегда останется инвалидом». Кто не знает, напомню, что Юре именно проломили голову бейсбольными битами, после чего он и умер. За несколько минут до избиения он успел позвонить в редакцию Каспаров.ру и сообщить, что за ним идут четверо, двое из которых коллеги Окопного, которые допрашивали его в этот день.
Отмечу, что в суде доказывалась не причастность Окопного к убийству, а мое право высказывать публично «подозрения» в его адрес. Не более и не менее. Уж что-что, а подозрения при таких фактах вполне обоснованные. О чем я и заявил суду, однако суд со мной не согласился. Эпизод же с задержанием на Триумфальной Вани и его няни – Виктории Кузнецовой – и вовсе остался без рассмотрения. Суд счел невозможным допросить Викторию в связи с ее несовершеннолетием – сейчас ей семнадцать.
Мнение представителей СМИ, которые участвовали в процессе как «третья сторона», о том, что общественная дискуссия по резонансным делам – это нормально и что она должна защищаться свободой слова, впечатления на суд не произвело. Интересно, что в прениях представитель МВД обращался не столько к ответчикам, сколько к представителям СМИ. Было похоже, что именно их он считал виновными в этой истории, ведь это СМИ распространили, растиражировали подозрения в адрес Окопного.
В итоге требования истца были удовлетворены частично. Суд постановил взыскать штрафы в 40 и 50 тысяч рублей (с меня и моего соответчика Павла Шехмана). При этом просьба Окопного о публичном же опровержении «недостоверных» сведений была отклонена. Как говорится, и нашим, и вашим.
Само собой решение суда будет обжаловано, в том числе и в Страсбурге. И я, и юрист «Агоры» Дамир Гайнутдинов продолжим борьбу. Однако становится ясно, что система перешла на новый уровень – комплексных репрессий. Теперь к брутальным формам подавления политической активности – физическому давлению и уголовному преследованию – добавляются более «тонкие» методы – блокирование свободы высказывания посредством судебных решений.
Интересный штрих – аналогичный иск к Окопному, поданный мной несколько месяцев назад, рассматривался судьей Тверского суда Комиссаровым в течение всего лишь трех(!) минут. Стоит ли говорить, что все мои ходатайства, в том числе в вызове свидетелей, были отклонены как не имеющие отношения к делу. В иске отказать, решил Комиссаров.
Похоже, прав был Павел Шехман, на первом же заседании заявивший отвод суду, ссылаясь на латинский принцип nemo judex in causa suum («никто не может быть судьей в своем деле»). Получается, что система судит сама себя. Одна ее часть – суд – выносит решение в отношении поступков другой ее части – сотрудника полиции. Итог в этом случае предрешен.
Фотография из личного архива автора