Путин стал старше и опытнее. Его первая за последние четыре года пресс-конференция прошла в свободном, явно не расписанном заранее общении с сотнями журналистов. Среди них были представители ведущих отечественных и российских СМИ, зарубежные корреспонденты, гости, преимущественно женщины, из достаточно удаленных мест России.  

Было очевидно, что нет таких вопросов, которых бы Путин боялся. Двенадцать лет повседневного ручного управления огромной страной позволяют ему без напряжения отвечать на вопросы огромного тематического диапазона. Шла ли речь о Северном морском пути, о любительской рыбалке в Астрахани, о животноводстве в Калмыкии или новейших электоральных проблемах Дагестана, Путин неизменно показывал достаточно глубокое знание предмета — по крайней мере, в той степени, которая определяется жанром пресс-конференции.

Трансляция, которую три государственных телеканала вели из Дома международного сотрудничества на Красной Пресне, началась с сюрприза: Путин не опоздал ни на секунду. Он начал с цифр, которые должны были подтвердить, что правление его проходит для России очень успешно. Опытному оку был заметен легкий статистический мухляж: одни данные довались за два года, другие за четыре, третьи за весь 12-летний период и даже в сравнении с началом 90-х. Все вместе они создавали картину неуклонного процветания. 

Потом начались вопросы, и к славным цифрам уже не возвращался даже сам Путин. Если не считать нескольких отчетливо глупых провинциальных дамочек, все еще помешанных на непреодолимой путинской гиперсексуальности, то настроение журналистов было не только достаточно профессиональным, но и вполне безбоязненным. Тон задали Ксения Соколова, представлявшая интернет-журнала «Сноб», и корреспондент «Аргументов и фактов» Александр Колесниченко. Не смягчая выражений, даже не пытаясь понравиться Путину понятливостью и любезностью, они назвали готовящийся «Закон Димы Яковлева» чудовищным и людоедским, прямо обвинив Думу в том, что не просто малые дети, но самые несчастные и беспомощные из них стали жертвами в политической борьбе.

Путин подготовился к таким вопросам. Его ничуть не смутили жесткие слова.  Он тут же выбросил свои заготовки. Вот его доводы. Первый: опросы общественного мнения показали, что подавляющее большинство россиян «негативно относятся» к зарубежному усыновлению наших детей. Второй: в Америке многие наши дети страдают и гибнут, но «американская Фемида совершенно не реагирует на преступления против российских детей, то есть в судах их считают детьми второго сорта. Третье: «нас (имеются в виду представители посольства РФ в США. — В.Н.) не пускают в суды не только в качестве участников процесса, но и в качестве наблюдателей».
Отвечая Соколовой, которая первой взяла в руки микрофон, Путин был достаточно категоричен и агрессивен. Реакцию Госдумы на принятый в США «Закон Магнитского» он назвал вполне оправданной. Про Белый дом сказал, что «они пытаются остаться в прошлом» и что нападки их ничем с нашей стороны не спровоцированы. Не пожалел гнева, говоря о секретных тюрьмах в Гуантанамо и других местах. При этом с огромным возмущением отозвался об узниках, которых там американцы без суда и следствия содержат в наручниках и кандалах. И все это закончил на высокой ноте: «Если бы у нас хоть что-нибудь такое было! Сожрали бы с потрохами! И они нам еще указывают!».

Казалось бы, все ясно. Но Александр Колесниченко, задававший второй вопрос, вновь вернулся к «Закону Димы Яковлева». И вновь в тоне предельно требовательном. Тут Путин чуть подправил акценты. Американских усыновителей он уже не честил, но благодарил за гуманность и отзывчивость.  Рассказал, и очень благостно, «о моем друге и бывшем коллеге», некогда канцлере ФРГ г-не Шредере, который усыновил двух детей из России. О судьбе же самого законопроекта, который накануне «на ура» прошел в Думе второе чтение, Путин высказался чуть осторожнее. В том смысле, что там еще «много нюансов», но в целом претензий быть не может.
Потом к этой теме Путина возвращали еще не раз. И с каждым новым вопросом он находил новые красивые детали. Так, выяснилось, что собственно текста готовящегося закона, который грозит взорвать американо-российские отношения, наш президент просто еще не читал. А откуда про него узнал? Помощники растолковали на пальцах? «Единая Россия» пересказала по телефону? Это осталось за бортом.

Но и это не всё. Путин рассказал, что на пути у «закона Димы» есть серьезные препятствия. У нас есть международные обязательства. До сих пор действует российско-американское соглашение о порядке усыновления, и расторгнуто оно может быть не раньше, чем через год. И «с экспертами в нашем МИД» надо посоветоваться. Почему Госдума,  где имеется специальный комитет по иностранным делам, сначала принимает закон, а потом советуется — тоже осталось непроясненным.

Но в целом Путин не оставил сомнений в том, что закон будет им подписан. Туманные намеки на вероятность каких-то гуманных вмешательств перемежались репликами в ярком стиле молодого Путина: «Если (американцы) плюнули — надо отвечать!», «Это не наш выбор, они нас спровоцировали!», «Они сами по уши в одной консистенции, а на нас переваливают!» и т.п.
Что Путин прибегает к сознательным искажениям фактов и цифр легко и охотно, признают даже те, кто искренне считает его гигантом мысли. Как бы, когда бы и кому бы Путин ни лгал на голубом глазу — все это считается ложью во спасение. И не вообще, а конкретно: во спасение Отечества от  врагов внутренних и внешних.

Враньем чуток попахивало во всех ответах. Но если выделить ложь с большой буквы, то можно вычленить три момента в пресс-конференции. Это когда речь шла о больных детях в России. Когда приводились доводы типа: а у них что — не воруют? Когда доказывалось, что домашний арест подруги бывшего военного министра в 13-комнатной квартире со священником и домработницей — это точно та же безупречная юридическая справедливость, что и содержание в тюрьме за молчаливое присутствие «спиной» на пленке неведомого содержания.
И особенно: когда Путин доказывал, что он «четыре года не был во главе государства» и потому не мог оказать ни малейшего воздействия на суды при второй посадке Михаила Ходорковского. Путин завершил эту свою речь репликой просто блистательной: «Придет время, и Михаил Борисович выйдет из тюрьмы. Тут (в суде над МБХ. — В.Н.) нет политики. Он что, был депутатом? А когда выйдет, так дай бог ему здоровья и счастья!».   

Если отмести банальности, которыми изобилуют пресс-конференции едва ли не каждого значительного лица, то внимания заслуживают следующие информационные моменты.
Первое. Французский актер и «мой друг» Депардье может получить паспорт российского гражданина «в тот день, когда захочет».

Второе. Российская позиция по Ливии (при президенте Медведеве) была ошибкой.
Третье. Скандальный фильм про бывшего грузинского депутата, ставший предлогом для ареста многих оппозиционеров, был снят не ФСБ и не усилиями провокаторов-агентов, но «совершенно случайно». 

Четвертое. «Рано или поздно я оставлю этот пост (президента РФ) так же, как я оставил его четыре года тому назад».
Пятое. Сам Путин, представьте, до сих пор «не знает подробностей» того, что произошло с  убитым в Бутырской тюрьме юристом Сергеем Магнитским.  Не было времени полюбопытствовать.
Пятое. Путин — тот наш президент, который сам никогда не уйдет.
Уже к исходу второго часа на лице Путина появились следы усталости, но тут кто-то задал робкий вопрос о здоровье, и Путин, взбодрившись, ответил привычным «Не дождетесь». Он действительно уверенно держал себя в руках еще два часа, хотя становился все лаконичнее и умиротвореннее. Ничего странного: человеку 60, а ему еще править и править.
Если вам попадется на глаза текст этого интервью, вы легко обнаружите места притаившейся лжи. Там рядом такие пометки:  «Скажу вам откровенно». Или: «Мне тут незачем врать». Или: «Честно говоря». Их не много и не мало. Для данного лидера — в меру.