Граждане из разряда 12+ знают, что невинный флирт не обязательно заканчивается бурным романом, как впрочем, и за последним не автоматически следует счастливая семейная жизнь. И, вообще, эта жизнь (не только семейная) устроена сложнее, чем кажется. В силу сего общего обстоятельства предреволюционная ситуация, о которой я писал в предыдущей статье, не обязательно разрешится революцией. Возможны и другие варианты. Однако не следует предаваться отчаянию и полагать, что все совершенно неопределенно. Даже в такой неустойчивой ситуации есть опорные точки с высокой предсказуемостью. Ну, а остальное можно дофантазировать, чтобы не было скучно. Начнем.

Любой режим, приходящий на смену путинскому, для своей символической легитимации должен будет выстраивать контраст по сравнению с опостылевшим предшественником. Есть две логические возможности для такого контраста. Первый — демократический: при Путине был дефицит демократии, а вот у нас будет демократия. Второй — Путин всех распустил, а мы вот наведем полный порядок; это будет настоящая диктатура, скорее всего — военного толка. Но оба указанных варианта будут объединять минимум три общие черты.

Первая — информационная среда; она будет переполнена разоблачениями путинского режима, его героев и самого Путина, в первую очередь. Мне давно довелось об этом писать, но рискну повториться. Пресса путинского периода не была богата на разоблачения времен ельцинской эпохи; отделывались лишь общими междометиями о «ельцинском хаосе» и «лихих девяностых». Тому есть две очевидных причины. Первая: ничто не мешало прессе разоблачать что-либо, включая самого президента, пока Ельцин занимал президентский пост. И потому не было особой доблести заниматься этим позже: что-нибудь новое сказать было трудно, если, конечно, не фантазировать. Вторая причина: попытки писать что-либо правдиво-конкретное о «ельцинском хаосе» были чреваты риском сравнений с путинским режимом, который, конечно, сравнений не хотел.

Иное дело — постпутинский период. Все, что сдерживало журналистов до него, падет, и накопленная ненависть и желчь людей, которым затыкали рот, вырвется наружу. Возникнет не просто мода на разоблачения путинской эпохи, но даже конкуренция. Можно представить себе, сколько, например, напридумывает про Путина Мамонтов, если его допустят где-нибудь до эфира. Леонтьев и Шевченко будут, насупив брови, рассказывать известное только им: Путин — глубоко законспирированный шпион ЦРУ, завербованный еще во время своей бесславной службы в Восточной Германии. Проханов же на «Эхе Москвы» с пеной у рта будет красочно объяснять, что Путин — посланник самого Дьявола на Земле с поручением погубить Россию.

В своем интервью газете Sunday Times, данном в «Лефортове» и перепечатанном «Российской газетой», Сурков расскажет, как он защищал от ФСБ ассоциацию «Голос»; и что главной его миссией в Кремле и правительстве было устроение гражданского общества как фундамента демократии; и что термин «суверенная демократия» он придумал только для того, чтобы сберечь зачатки демократии в России. Не меньшей сенсацией станет и линия защиты Володина при решении вопроса о мере пресечения. Адвокаты будут требовать подписки о невыезде, поскольку Володин занимался экономической деятельностью. На вопрос судьи, почему коррупция должностного лица является экономической деятельностью, будет дан следующий ответ: раз коррупция, согласно международной системе национальных счетов, засчитывается в ВВП, то коррупция является экономической деятельностью, ибо вносит свой вклад в национальное богатство.

Собственно именно широкомасштабная борьба с коррупцией как средство выстраивания контраста станет второй общей чертой и для демократического, и для автократического постпутинских периодов. Естественно, будут некоторые различия. Например, диктатура будет концентрироваться на преследованиях коррупционеров, на изъятии незаконно нажитой собственности, на массовых публичных процессах. Границы будут перекрываться. Успевшие ускользнуть станут объектами требований экстрадиции, а те, кто избегут ее, окажутся жертвами спецопераций. По стране прокатятся волны собраний трудящихся, требующих суровых наказаний коррупционерам. Не останутся в стороне и лучшие представители творческой интеллигенции во главе с Михалковым со своими воззваниями. Этого развлечения хватит населению на два-три года как минимум. И только правозащитники с риском для репутации будут занудно требовать законности при преследовании коррупционеров. За года два общая коррупционная волна будет сбита до мелкой ряби. Потом, если диктатура еще продержится, начнет возрождаться верхушечная коррупция при жесточайшей борьбе против низовой коррупции с участием многочисленных добровольцев-дружинников. (Не удивляйтесь, что я так охотно пишу про диктатуры: они довольно предсказуемы.)

Третья общая черта выстраивания контраста с путинским периодом — мода на скромность и аскезу. Гламур станет подтверждением опасной приверженности растленному путинизму. От гламура останется лишь мода на деловой стиль одежды приглушенных тонов. Подмосковные власти (как впрочем, и власти в других небедных регионах) столкнутся с проблемой огромного количества проданных за бесценок особняков. Владение ими станет не просто опасным саморазоблачением, но и невыгодным вложением из-за огромного налога на роскошь. Правда, расцветет благотворительность, которую демократы стимулируют налоговыми льготами, а диктаторы — тотальной пропагандой и принудиловкой. В последнем случае возникнет мода на скромные отечественные машины, а при демократах произойдет постепенное таяние на автострадах роскошных внедорожников. Изменится стилистка телеканалов. Место мыльных опер из жизни богатеев займут многосерийные экранизации классики и культурно-просветительные программы. Диктатура сделает ставку на массовый спорт и передачи «Умелые руки». Начнут появляться романы и кинофильмы о борцах с гнусным путинским режимом, рисковавших всем в те темные годы. Особенно будут популярны сюжеты «а-ля Штирлиц» про борцов, работавших внутри администрации президента или в правительстве (про депутатов никто не поверит).

Есть еще общие черты разных сценариев, не связанные с проблемой контраста. Например, и демократы, и диктаторы первым делом выпустят из тюрем политзаключенных. Будет долгий праздник, они будут с триумфом выступать в разных общественных местах по всей стране, но достойного места в новой жизни себе не найдут, включая Ходорковского и Лебедева.

Читатель может спросить: а как узнать, что это все вообще действительно начинается? Не очень трудно предугадать. Скорее всего, путинское ощущение надвигающейся катастрофы выразится  в том, что резко участятся его зарубежные поездки с одновременным ростом сроков и числа сопровождающих лиц. Причина очевидна: из России легче удирать, если ты находишься вне ее пределов. Но будут подготовлены пути отхода и на случай нахождения Путина в России, поэтому ему, бесспорно, удастся улизнуть из страны, если вдруг что случится. В его безопасности заинтересованы очень многие, потому будут охотно помогать исчезнуть из страны. Одновременно растворятся в зарубежье путинские олигархи и наиболее близкие сановники. А Медведев не успеет. Просто до него никому не будет дела.

Продолжение следует

Фотография Марии Олендской / ЕЖ