Расколотое общество захлестывают эмоции: от негодования и тоскливой безысходности с одной стороны до победительного злорадства и страха за свое положение и накопления — с другой. В истекшем году наибольший резонанс внутри страны и за рубежом вызвали процесс над Pussy Riot  и «антимагнитский» (антисиротский) закон. Картину дополняют серия репрессивных законов, медленно, но неуклонно сжимающиеся клещи политических преследований, возобновляющиеся «антикоррупционные» скандалы и разоблачения, законодательные потуги вернуть зарубежные активы чиновников и депутатов в страну.

Оставим в стороне вопросы морали, гуманизма, ответственности за страну, права, конституционности — на похоронах повешенного не говорят о веревке. Сейчас нас интересует общая логика поведения режима, вероятные последствия его действий, а также практические выводы для оппозиции и протестного движения.

В этом плане позиции аналитиков разделились: одни усматривают в акциях нового-старого путинского режима прогрессирующую неадекватность, которая ведет к коллапсу, причем с ускорением, другие видят хладнокровный расчет и умелое управление повесткой дня.

Владимир Пастухов считает, что «у руководителей России случилось «газовое затмение». Они полагают, что находящиеся под их контролем ресурсы позволяют им диктовать свои условия любому собеседнику как внутри страны, так и за рубежом, пренебрегая общепризнанными нормами морали. Они считают, возможно, не без оснований, что наличие ядерного оружия в сочетании с выручкой от продажи сырья позволяют безнаказанно называть белое черным и наоборот. И случай Магнитского является частным, лишь отражающим общую тенденцию».

Илья Мильштейн также пишет о губительной неадекватности, даже «маразме» властей, говорит о разрушительности начавшегося раскола элит: «Уходящий год подарил нам серьезную надежду на перемену участи, ибо маразм уже дошел до края. Гражданское общество полностью отделилось от власти, и о том, что такое Путин и законодатели в обеих палатах, догадались самые недогадливые. Даже правительство разделилось на нелюдей и тех, кого заметно потряс закон Ирода. А это означает, что в элитах начинается брожение и дом, разделившийся в себе по признаку человечности, шатается самостоятельно, без внешних толчков с Болотной площади или из Вашингтона».

Георгий Сатаров также рассчитывает на рост недовольства элит, прежде всего ориентированных на Запад: «Падение рейтинга Путина перейдет на другую траекторию: с плавного снижения на пикирование. В ближайшей перспективе он окончательно и бесповоротно потеряет свои качества, столь ценимые вертикалью. Он перестанет быть нужным для нее как защитник, использующий свой талант вербовщика и примитивное обаяние переодетого мелкого хулигана. Он вынужденно переходит на другие способы удержания власти, которые могут оказаться неприемлемыми для одной части элиты, а, с точки зрения другой части, он окажется вполне заменим как репрессивный диктатор».

Андрей Пионтковский в своей манере радикально драматизирует ту же тему недовольства элит: «Находящееся сегодня на посту президента России физическое лицо не способно более выполнять свою сакральную миссию — обеспечение безопасности авуаров российской клептократии в стране и за рубежом. Как и в 1999 году, режим остро нуждается в идеологическом и кадровом ребрендинге. Судорожное барахтанье бульдогов под кремлевским ковром означает одно — начался кастинг проекта "Наследник 2". Ничего личного, Владимир Владимирович. Только бизнес. Они ищут Другого Парня. Вы для них уже не функциональны».

Рассмотрим теперь аргументацию в пользу не «безумия-неадекватности», а напротив — трезвой расчетливости правящей группы.

В той же статье Сатаров фиксирует «плюсы» подписания скандального «антимагнитского» закона: «Путин повязан кровью больных детей с депутатами и сенаторами. Они вместе перешли грань, за которой они без колебаний могут принимать любые репрессивные законы, как бы абсурдны они ни были и как бы они ни противоречили нашей Конституции и ратифицированным нами международным договорам […] Путин демонстрирует, что он контролирует ситуацию, что его вертикаль может быть спокойна: он на посту и продолжает защищать подельников. Правда, поменялись методы: если раньше он защищал своим рейтингом, то сейчас намерен защищать с помощью репрессий, жертвуя чем угодно, а уж детьми-то — без проблем! Путин на некоторое время обеспечивает себе лояльность некоторой части своей вертикали, преимущественно силовой».

Владимир Надеин обращает внимание на глубокую политико-экономическую подоплеку происходящего: «Путин не смог бы отобрать у народа власть, если бы предварительно не отобрал у народа деньги. Путин не сохранит своей абсолютной власти, если утратит свой абсолютный контроль над единственным источником обильных поступлений — над выручкой от продажи за рубеж нефти и газа России. Циничный путинский гамбит по-своему логичен. Чтобы сохранить тайну гибели С. Магнитского, не жаль пожертвовать детьми. Чтобы прищемить слишком длинный нос Билла Браудера, не жаль пожертвовать самим юристом. Чтобы сохранить тайну сокровищ Газпрома, не жаль принести в жертву самого Браудера и весь инвестиционный климат. Один баррель сырой нефти марки «лайт», возможно, не стоит слезинки ребенка. Но миллионы, сотни миллионов баррелей — ничего, пусть дитя поплачет во благо государственной безопасности».

«Независимая газета» отмечает, что как раз наиболее возмутительными акциями власть умудряется сохранять инициативу, формировать повестку дня и удерживать протестное движение в достаточно узкой нише части образованного класса крупнейших городов: «Тема детей вызывает у этой аудитории больший отклик, чем лозунги «Россия будет свободной!», «Россия без Путина!» и даже «Свободу политзаключенным!». […] Власть такая ситуация, в общем, устраивает. Вольно или невольно и в то же время регулярно она подбрасывает оппозиции темы, способные вызвать кластерное недовольство и замкнуть его на себе. Это «болотное дело», законопроекты, касающиеся НКО, процесс Pussy Riot, арест Леонида Развозжаева, обыски, а теперь и ответ на «Акт Магнитского». (Теперь сюда можно добавить еще и получение Жераром Депардье российского гражданства, вызвавшее в Сети такую бурю ехидства, что все прежние волны негодования как бы приугасли.)

Отложим пока сложный вопрос о том, приведут ли действия режима к его укреплению или ослаблению и распаду. Посмотрим, какой вырисовывается общий образ сознательно или бессознательно принятых стратегий режима.

Первый момент — ставка на новый принцип легитимации власти. Теперь Россия утверждается не как европейская страна, а как «страна-цивилизация» со своим особым «кодом» и «духовными скрепами». Место «коммунизма» заняло «православие», причем в государственническом, репрессивном и откровенно антизападном изводе с крайностями агрессивного фундаментализма. Процесс по делу Pussy Riot, навязчивое противопоставление «исконных духовных традиций» всевозможным иноземным пагубам, где наряду с либерализмом, свободами и правами человека особенно часто упоминаются гомосексуализм и педофилия, — это наиболее показательные, но далеко не единственные проявления данной стратегии.

Второй момент — направление на изоляционизм, на возведение пусть не «железного», но достаточно плотного занавеса между Россией и мировым сообществом. Внешняя репутация режима давно испорчена, тут и жертвовать особо нечем. Зато возмущение зарубежных лидеров и общественности очень удобно и выигрышно представлять для широких масс как исконную ненависть «бездуховного Запада» к  «Святой Руси», а также расправляться с протестующими как с предателями и «пятой колонной». Поэтому не следует удивляться тому, с какой бесшабашностью путинский режим своими действиями роняет себя в глазах мировой общественности. Исламские фундаменталисты делают это еще более откровенно, но извлекают из этого те же, вполне ощутимые, выгоды в своей внутренней репрессивной политике.

Третий момент — курс на дисциплинирование элит, точнее, устрашающее принуждение их к лояльности режиму и правящей группе. Успешная кампания по обеспечению беспрецедентно послушного голосования в Думе и Совете Федерации за «антимагнитский закон» является самым ярким и очевидным проявлением этой стратегии. Возобновляющиеся попытки заставить государевых людей вывести все активы из-за границы в Россию, вплоть до запрета детям депутатов чиновников учиться за границей — другая сторона той же политики. Всем известно, что собственность, особенно крупная, в России «подвешена», а значит, рычаги контроля над элитой, лишенной «запасных аэродромов» за рубежом, становятся гораздо мощнее. Эти попытки усиления контроля наталкиваются на глухое подспудное сопротивление, но не прекращаются.

Четвертый момент — направленность на раскол, устрашение и подавление протестного движения через точечные репрессии, угрозы огромных «законных» штрафов и фактическую отмену главных гражданских свобод — вполне очевиден, так сказать, дан нам в ощущениях. Нужно заметить здесь только его коренную связь с вышеуказанными стратегиями. «Особость» российской «страны-цивилизации» пытаются использовать для некоей православно-патриотичной легитимации репрессий против приверженцев «чуждых ценностей» (где права человека, либерализм и демократия целенаправленно мараются соседством с педофилией и гомосексуализмом). Изоляционизм блокирует любые попытки  протестующих апеллировать к мировой общественности, поскольку все связи с заграницей теперь при желании квалифицируются как прямое предательство и «угроза безопасности». Сама показательная жесткость репрессий против протестующих служит эффективным средством устрашения, а значит, дисциплинирования элит, принуждения их к лояльности. Мессидж простой: «Ребята, не обольщайтесь своим положением. Ни у кого из вас иммунитета нет. Будете заигрывать с «несогласными» и «раскачивать лодку» — также окажетесь за решеткой».

В целом, конструкция получается вполне логичной, внутренне скоординированной, что свидетельствует в пользу трезвого расчета, а не «безумия» и «неадекватности». Но не будем торопиться.

Давно смолкли разговоры о «вышедших на улицы миллионах, которые сметут режим». Практически все аргументы приверженцев версии «безумия» сводятся к ожиданию неуправляемого и сокрушительного раскола элит, к безнадежности попыток «ребрендинга режима» с помощью нового «преемника». Если известный раскол между «сислибами» (системными либералами, «медведевцами») и «силовиками» («сечинцами») удастся удержать под контролем (как, впрочем, уже не раз удавалось), если даже при уходе Путина элитам удастся гладко поставить  нового более или менее популярного преемника (типа Шойгу), то не останется уже никаких толковых аргументов в пользу «безумия и неадекватности» действий режима в течение последних месяцев.

Получается, что главный обсуждаемый вопрос — «безумие» или «трезвый расчет»? — прямо зависит от оценки вероятности такого масштабного раскола элит, при котором контр-элита приведет своими действиями к крушению режима и свержению власти. Для такой оценки нужны эмпирические данные: результаты опросов, углубленные анонимные интервью, детальный анализ сетевых связей, динамики консолидации групп, разнообразных косвенных признаков назревающей масштабной фронды. Подобных исследований и данных нет, а если и есть что-то подобное о кланах и «орбитах власти», то либо скрывается от общественности, либо не поспевает за динамикой подковерной борьбы.

Нам же остается полагаться на общие рассуждения. При каких условиях контр-элита сформируется и консолидируется в той мере, что позволит ей подорвать силовой монополизм правящей группы, привести к политическому кризису и краху (системной трансформации) режима?

Во-первых, для критической массы представителей элиты угрозы потерь при сохранении лояльности должны быть существенно больше, чем угрозы репрессий (вплоть до потери всех авуаров и тюремного заключения) при провале и раскрытии «заговора».

Во-вторых, должен появиться организационный центр фронды, причем если речь не идет о политическом убийстве и сугубо криминальной узурпации власти, то этот центр должен стать пусть не публичным, но достаточно широко известным в кругах потенциальных фрондеров, при этом не быть до срока разоблаченным и подавленным правящей группой.

В-третьих, настроения среди генералов и офицеров в силовых структурах (прежде всего, в спецслужбах, полиции и армии) должны быть уже в значительной мере нелояльными к режиму и власти, так чтобы в критический момент на сторону фронды перекинулась столь значимая и авторитетная часть силового начальства, что приведет хотя бы к блокированию жестких репрессивных действий в отношении зачинщиков и участников внутриэлитного мятежа.

Надо учесть, что если самые бурные события в периоды политических кризисов, переворотов и революций происходят в считанные дни, то накопление указанных факторов происходит в течение нескольких месяцев, а ведут к ним еще более глубокие и медленные процессы, продолжающиеся годы и десятилетия.

Можно по-разному оценивать на сегодняшний момент соотношение угроз для потенциальных фрондеров, вероятность скрытого созревания авторитетного и дееспособного организационного центра, степень нелояльности режиму и власти в верхушках силовых структур. Действительно,  лазеек для сохранения накоплений осталось предостаточно. Формальные и неформальные главы элитных кланов, в первую очередь силовых, входят в ближние сферы окружения Путина и не замечены в сколько-нибудь ощутимой нелояльности. По всем признакам условия для успешного переворота,  смены власти не сложились, и в течение наступившего 2013 года, вероятно, даже в течение ближайших лет не успеют созреть.

 Если такая оценка верна, то все разговоры о «безумии и неадекватности» власти оказываются не более чем самоутешением, частью духоподъемной революционной риторики глашатаев протеста, тогда как аналитики, усматривающие в действиях власти скорее трезвый и циничный расчет, оказываются правы. Впереди нас ожидают годы реакции.

Стоит только принять такую позицию (отнюдь не бесспорную), то сразу возникает вопрос практического характера: что делать тем, кто решил не уезжать, но не собирается приспосабливаться к «новому-старому» порядку? Но это уже тема отдельного разговора.

Фото ИТАР-ТАСС/ Сергей Карпов