Снесите сарай!

Именно такой возглас – ужаса и боли – раздался из уст петербуржцев, когда с многострадальной второй сцены Мариинского театра – Мариинки-2 – сняли леса. В Интернете мгновенно начался сбор подписей за ее снос. Нехорошие подозрения шевелились давно, но чтоб такое…

Люди, которым небезразлична судьба одного из красивейших городов мира, давно предупреждали, что новое здание убьет один из лучших видов Петербурга – перспективу Крюкова канала. Обойдя Мариинку-2 вокруг, я поняла, что это убийство с особой жестокостью. Слон в посудной лавке – существо живое и симпатичное по очертаниям, а потому контраст его большого тела по сравнению с хрупкой фарфоровой мелочью, если вдуматься, не так ужасен. А вот когда на стройной ветке Крюкова канала, где так естественно выросла неброская листва домов XVIII и XIX века, где уселась райская птица колокольни Никольского собора, где с одной стороны – желтая дымка Никольских рядов, а с другой – пунцовое яблоко Новой Голландии… Когда сюда со всей дури плюхается гигантский угластый сундук, то кружевное пространство неизбежно и непоправимо рвется.

Резвые блогеры сразу же окрестили Мариинку-2 торговым центром, но, честное слово, у многих станций метро можно увидеть торговые центры гораздо дружелюбнее и теплее. На мой взгляд, вторая сцена удачно сочетает в себе черты захолустного универмага советских времен, крематория и телефонной станции, ну, может, еще склада – там, где из бесконечной глухой стены на углу вылезает мятая гармошка блестящей трубы, которую никто даже не потрудился спрятать. Эта стена обрушивается на нежные двухэтажные дома в переулке – с массой пленительных деталей, веселыми наличниками, лепниной – и душит их своей мертвой массой, бездушной плоскостью. Впрочем, каждая из стен монстра душит соседей, а стеклянный мостик, соединяющий старый и новый театры, ломает через колено Крюков канал – куда ни посмотришь, взгляд упирается в грубые металлические трубы.

История убийства Крюкова канала уведет нас далеко. Художественный руководитель Мариинского театра маэстро Гергиев обратился к президенту Ельцину с просьбой построить вторую сцену театра еще в 1997 году. Для осуществления свой мечты он предложил воспользоваться услугами американского архитектора-модерниста Эрика Мосса. К счастью, его проект, за бесформенность сразу же прозванный «мусорным мешком», отвергли и объявили конкурс, победителем которого в 2003 году стал французский архитектор Доминик Перро. Тогда его проект ругали, особенно крышу, напоминавшую мятую золотистую бумажку от конфеты, теперь многие вспоминают его с сожалением. Чтобы осуществить «сказку» Перро, снесли здание 243 школы, Дворец культуры Первой Пятилетки, построенный в 1929-30 годах, и дом на набережной Крюкова канала, лицевой корпус которого – единственный сохранившийся элемент Литовского рынка, построенного в конце XVIII века по проекту Кваренги. Снеся все это, от услуг Перро отказались, объяснив, что проект нельзя реализовать по техническим причинам. Тем не менее, в 2008 году началось строительство, отчего соседние здания пошли трещинами, и уже на фоне скандальной стройки через год объявили новый архитектурный конкурс. Победила канадская мастерская Diamond & Schmitt Architects, которой явно симпатизировал Валерий Гергиев. Условием строительства было воссоздание утраченного фрагмента двухэтажного фасада Литовского рынка – он и воссоздан, этот фрагмент, и торчит жалкой желтой заплаткой, вмурованной в мутную стеклянную плоскость. После отказа от проекта Перро никто так и не видел, каким же будет новое здание, пока не упали леса.

История строительства монстра полна душераздирающих подробностей. Например, когда вырыли котлован («мариинскую впадину»), выяснилось, что почвы для фундамента нет – грунт в этом месте представлял собой сметанообразную суспензию, и сколько денег вбили туда вместе со сваями и специальной укрепляющей конструкцией – это особый разговор. Достаточно сказать, что за 5 лет стоимость постройки выросла с 9 миллиардов до 21. Но не буду умножать подробностей – меня занимает другое.

Почему наши архитектурные конкурсы так вопиюще однообразны? Почему, повторяя заученную мантру, что новое здание должно вписаться в окружающую городскую среду, нам никогда – никогда! – не предлагают ничего, кроме модернизма? Я не собираюсь спорить о вкусах – действительно, кто-то любит торт, а кто-то селедку, кто-то любит старые кварталы, а кто-то небоскребы, но почему же, собираясь соединить старую архитектуру с новой, нам всегда предлагают одно и то же блюдо – селедку с тортом? Я помню выставку конкурсных проектов Мариинки-2 в 2003г., помню публику, недоуменно переходившую от одного «смелого решения» к другому, сокрушенное покачивание головами: что же делать, такова современная архитектура. Да нет же – не вся современная архитектура такова! Есть целое неоклассическое направление – оно может нравиться или нет, но почему, объявляя конкурсы, не приглашать и тех, чье понимание пространства явно ближе историческому центру Петербурга, чем стеклянно-бетонные модернистские решения?

И еще один вопрос – кто сказал, что у талантливого дирижера обязательно должен быть безупречный архитектурный вкус? Этот вопрос задал один мой знакомый – архитектор Антон Гликин, председатель русского отделения Международной организации по традиционному строительству, архитектуре и урбанизму. «Опыт показывает, что модернизм в принципе не работает в исторической городской среде, точно так же, как классический дизайн не будет работать в интерьере самолета, – говорит Антон Гликин. – Мы же не лечим все болезни одним лекарством, вот и архитектурные стили для каждой конкретной ситуации должны быть разными». О самом здании второй сцены Мариинского театра архитектор говорит, что даже если бы оно стояло не в центре, а на окраине, это его не спасло бы, поскольку само качество его исполнения даже в рамках модернистской парадигмы ужасно: «Например, стеклянный переход между старым и новым театром – мало того что он перекрывает перспективу Крюкова канала, но такого качества исполнения я не видел ни в одном аэропорту или супермаркете. Само качество деталировки – это все равно, что сравнивать костюм от Сен Лорана с изделием фабрики «Большевичка». Или козырек над входом – такое впечатление, что вся история модернистской архитектуры прошла мимо авторов проекта: хоть бы они посмотрели, что ли, на бензоколонку «Мис ван дер Роэ» или на магазин Apple в Нью-Йорке. Насколько там эти решения выполнены элегантно, настолько топорны они в Мариинском театре. А задний фасад напоминает мусороперерабатывающий завод или электроподстанцию – он вообще не спроектирован!» На мой вопрос, почему же на конкурсы попадают только модернистские проекты, Антон Гликин ответил, что такова природа модернистского рынка архитектуры, представляющего собой «архитектурную мафию, которая впускает на этот рынок одни фирмы и держит за его пределами другие».

Пора, однако, вернуться к господину Гергиеву, который, услышав возгласы ужаса по поводу дворца своей мечты, презрительно бросил в адрес петербуржцев, что дуракам не показывают полработы – вот когда уберут забор, да подсветят здание вечером, тогда оно будет бесподобно. Куда нам девать глаза днем, маэстро не объяснил. Ему нравится здание, от которого в шоке большинство видевших его горожан, включая директора Эрмитажа Михаила Пиотровского. И господин Гергиев не стесняется называть дураками всех, кому его детище не по нутру. Что ж, это еще раз доказывает, что гений и злодейство совместимы – я не сомневаюсь, что имя маэстро навечно вписано в «черную книгу» Петербурга.

Но и наши имена тоже будут вписаны в нее – не только петербуржцев, но и всех жителей богоспасаемой страны, которые равнодушно смотрят на разрушение города. Представим на минутку, какой шум поднялся бы в Италии, да что там, во всей Европе, если бы, скажем, власти Венеции стали, по примеру петербургских чиновников, выгрызать дом за домом из старой застройки, потому что, мол, дома-то старые, аварийные, все в плесени, и крысы по подвалам бегают, да и город надо развивать – чай, не в музее живем. Я представляю, какую бы им показали аварийность, и как быстро и далеко они бежали бы из Венеции! Но у нас единственный в своем роде город отстаивает горстка градозащитников, которых власти при всяком удобном случае стараются представить сумасшедшими маргиналами, и уж с всесильным маэстро им, конечно, не тягаться. Поколение, которое не спасло Петербург от алчных варваров, кем бы они ни были – чиновниками, строителями или даже всемирно известными музыкантами – будет вписано в «черную книгу» города. Потому что Петербург у нас один, и другого не будет.

На фото: Россия. Санкт-Петербург. 19 сентября 2012 года. Художественный руководитель Мариинского театра Валерий Гергиев и министр культуры РФ Владимир Мединский (слева направо на первом плане) на строительной площадке у здания второй сцены Мариинского театра.
Фото ИТАР-ТАСС/ Руслан Шамуков