Шкала Мооса для журналистов

Сам по себе конфликт «МК» с Госдумой по поводу статьи о политических проститутках однозначен с правовой и этической точки зрения. Это однозначность голливудского фильма о битве хороших и плохих парней, о битве сил Добра с силами Зла. «МК» с Гусевым во главе — хорошие парни, которые правы на 100 процентов. Плохие парни из думского «ЕДРА» и ЛДПР, во-первых, вызывают давний и устойчивый рвотный рефлекс, а во-вторых, в своих конкретных нападках на Гусева не имеют ни одного даже малюсенького членораздельного аргумента.

Поэтому, когда меня по горячим следам просили этот конфликт прокомментировать, я, как и все вменяемые эксперты, произнес очевидные слова о 100-процентной правоте «МК» и 100-процентной невменяемости абсолютного большинства депутатского корпуса. Надо иметь весьма неадекватное представление о реальности, чтобы увидеть в статье Янса личные оскорбления вместо имеющейся в ней довольно банальной фиксации общеизвестного, хотя автор и придал зачем-то разбору политического поведения депутатов гендерную окраску. Ну, придал и придал, имеет полное авторское право. Упоминание половой принадлежности в прессе нам пока еще не запретили, в отличие от упоминания национальности. Может, теперь запретят. С нынешнего депутатского корпуса станется.

Кстати, возвращаясь к голливудским лекалам, по которым скроен этот конфликт, осмелюсь спрогнозировать, что в финале будет также вполне голливудский хеппи энд. Гусев явно не по зубам Исаеву и Яровой. Он таких депутатиков за завтраком по дюжине без соли съедает. Поскольку имеет неизмеримо бОльшие ресурсы, причем не только медийные, но и политические. Не говоря уже о политической интуиции и опыте выживания в наших соляно-кислотных политических водах. Поэтому, когда владелец «МК» заявляет в эфире «Эха» «Я – бессмертен!», то доли самоиронии и самомнения в этой реплике, конечно, есть, но очень маленькие.  Политическая выживаемость Гусева основана на его фантастическом умении встраиваться в любой политический режим: в брежневский,  в андроповский, в черненковский, в горбачевский, в ельцинский, в путинский. Не сомневаюсь, что гусевский «МК» ни разу не чихнет во время освещения похорон путинского режима.

Гусев постоянно с гордостью говорит о себе «Я – охотник!». И в качестве дичи расчетливо выбирает такого зверя, которого может наверняка подстрелить с безопасного расстояния из современного оружия, находясь в защищенном укрытии. С опасным зверем Гусев не связывается никогда, или, по крайней мере, держится на безопасной дистанции. В адрес Лужкова, например, в «МК» за все 18 лет великого княжения Юрия Михайловича не было ни одного по-настоящему критического материала. Журналисты «МК» не знали о семейном бизнесе старика Батурина?! О чудовищной коррупции московской власти? Не смешно. Кстати, когда Лужкова было разрешено уничтожать, лучший друг московского мэра не встал грудью на его защиту в отличие от Кобзона и Караулова (не к ночи будь помянут). Вовремя предать — значит предвидеть…

Конфликт газеты с министром Грачевым, стоивший жизни Дмитрию Холодову, закончился позорным для Гусева рукопожатием с человеком, причастным, по мнению многих, к трагической гибели журналиста «МК».

Зубодробительный наезд «МК» на депутатов — это проявление разборок внутри путинской власти. Другим выплеском в публичное пространство этой толкотни у корыта стала публикация доклада Степана Сулакшина о нелегитимности депутатов и легитимности Путина. Доклада, вышедшего под грифом фонда Якунина, члена самого ближнего путинского круга. То, что осторожный Якунин спустя два дня открестился от доклада, мало что меняет. Импульс наезда на депутатов идет с самого верха. Происходит перетрахивание элит (мерси, Александр Григорьевич, за сочный неологизм). И Гусев, и Якунин, будучи частями путинской системы, принимают в этом приятном и перспективном процессе активное участие.

Все сказанное выше ни в коей мере не означает, что автор данной заметки не считает нужным проявлять журналистскую и гражданскую солидарность с «МК» и персонально с Гусевым в конфликте с Исаевым и Ко. Солидарность в данном случае необходима, и если Павел Николаевич будет организовывать какие-то акции в защиту «МК», я обязательно приму в них самое активное участие. Важно в процессе этой солидарности и защиты не сделать ненароком из Гусева и «МК» флаг журналистской профессии. Это будет большой ошибкой и очередным сильным ударом по репутации профессии. Защищая Павла Гусева в его противостоянии с «мелкими тварями» (цитата) из Госдумы, важно объективно оценивать ту разнообразную, крайне противоречивую и в том числе разрушительную роль, которую Гусев и его газета вот уже 30 лет играют в российской журналистике.

Да, депутаты сейчас раскапывают дерьмо на Гусева из мести, из низких побуждений, в ответ на критическую статью в его газете. Но ведь это его собственное, гусевское дерьмо. Оно, дерьмо это, копилось годами и его накопленные горы не мешали журналистскому сообществу Москвы терпеть этот смрад и во главе Союза журналистов Москвы, и во главе профильной комиссии Общественной палаты. То, что «МК» является флагманом заказной журналистики и одним из главных «сливных бачков» страны, в журналистском цехе знают все. Знают и расценки и авторов, но предпочитают молчать, кто из «журналистской солидарности», а кто из нежелания бросаться камнями, пока сам живет в стеклянном доме. Виктора Шендеровича, например, прорвало, когда заказную статью против него накануне выборов 2005 года написал Александр Минкин (Виктор Шендерович. «Недодумец». М. 2006 год, стр 118-120). Там все подробно изложено: и анатомия заказа, и расценки.

Журналисты стыдливо молчат или отшучиваются, когда заходит речь о «досуговых объявлениях» в «МК». Гусев в своем интервью на «Эхе» зачем-то глупо солгал, что это объявления о «досуге для детей». Ну да. Детская тема сейчас вообще популярна. Когда лет пять назад на очередном журналистском форуме я публично спросил Минкина, не жгут ли ему карман деньги, полученные от владельцев борделей, он весело ответил, что труд проституток ничем не хуже других, а объявления о «горячих девушках для состоятельных господ» содержат чистую правду и поэтому не нарушают журналистских канонов. Но речь ведь не о ханжеском осуждении проституток. Их тела, что хотят с ними, то и делают. Речь о репутации газеты и ее главреда, который претендует на роль законодателя норм и учителя нравов в журналистике. С этой ролью сутенерство как-то не очень вяжется. А именно сутенерством называется публикация платных объявлений о борделях, которые составляют значительную часть доходов «МК».

Путинский режим создавался при прямом и косвенном участии представителей журналистики. И сегодняшняя ситуация с удушением свободы слова есть результат в том числе их (нашей) деятельности.

Автор этих строк был заявителем и организатором двух митингов в защиту НТВ. На митинг 31 марта 2001 года на Пушкинскую пришло 20 тысяч. К «Останкино» 7 апреля — 30 тысяч. Оценки у нас и у милиции совпали, поскольку менты пытались мне предъявить претензии за превышение численности (мы заявили соответственно 5 и 10 тысяч, поскольку иначе не получили бы разрешения). Итак, в 15-миллионной Москве в ответ на наглое убийство самого популярного телеканала выходит 30 тысяч, то есть каждый пятисотый. История как педантичный социолог-компаративист поставила чистейший сравнительный эксперимент: точно в то же время (декабрь 2000 – январь 2001) чешская правящая Гражданская демократическая партия сменила генерального директора Чешского общественного ТВ. Сменила строго по закону, но вопреки мнению журналистов и поддержавшей их общественности. В крошечной, по сравнению с Москвой, Праге (1,1 миллион жителей) в поддержку своего ТВ на улицы вышли сотни тысяч граждан. Вышли и не расходились, пока власть не отползла. Возьмем минимальную оценку — 200 тысяч. Это каждый пятый пражанин. Сравним с каждым пятисотым  защитником НТВ в Москве. Уровень защиты свободы слова, защиты журналистики в России был в 100 (!!) раз меньше, чем в Чехии.

Этот чудовищный стократный разрыв невозможно объяснить только особенностями национального характера или традициями гражданского общества. Основная причина разрыва — в разном восприятии объекта защиты. За чешским ТВ не было того хвоста конъюнктуры и игр с властью, которые к тому времени длинным шлейфом тянулись за нашим блистательным (без всякого преувеличения и иронии) НТВ. Вхождение генерального директора НТВ Игоря Малашенко в избирательный штаб Ельцина в 1996 году, участие в информационных войнах конца 90-х, битва за «Связьинвест» в эфире федеральных телеканалов — все это стало причиной того, что журналистика вообще и его лучшая часть в лице старого НТВ в частности стали восприниматься обществом как обслуга политических и коммерческих интересов владельцев СМИ. Конечно, команда Евгения  Киселева выглядела несравнимо пристойнее оппонентов, поскольку с другой стороны линии фронта огонь вели полные отморозки типа Доренко. Но в целом ситуация в журналистике выглядела со стороны, в глазах большей части публики, довольно неприглядно. В общественном мнении укоренялся стереотип, что журналисты и их владельцы-олигархи грызутся между собой за власть и деньги и грызня эта к интересам большинства граждан никакого отношения не имеет. Поэтому лозунг «Чума на оба ваши дома» стал доминировать уже тогда.

Обсуждать Доренко и ему подобных нет смысла, они за пределами журналистского поля. Важно понять причины того, почему народ в массе своей не захотел поддержать команду блестящих журналистов НТВ. Думаю, причина в том, что НТВ в целом как медиаресурс стал с 1996 года активно использоваться на полях власти и собственности и значительной частью общества стал восприниматься как актор именно этих полей. Поэтому, когда Путин начал выключение света в стране с уничтожения НТВ, на улицу не вышел тот миллион граждан, который заставил бы Путина отползти.

За 13 лет путинского правления зачистка журналистского поля и вытеснение журналистики из СМИ прошли довольно успешно. Конечно, не так успешно, как зачистка политического поля. Поэтому, сравнивая журналистский корпус с депутатским, мы, журналисты, можем горделиво выпячивать грудь. Но это гордость одноногого на фоне безногого. Если в Госдуме доля людей, хотя бы формально занимающихся депутатской деятельностью, составляет статистическую погрешность, то в СМИ из общего числа людей, имеющих журналистское удостоверение, реально журналистикой занимаются целых 2-3 процента. То, что среди журналистов больше журналистов, чем среди депутатов — депутатов, конечно, утешительно, но как-то не очень.

Дума станет настоящим парламентом и в ней появятся настоящие депутаты в результате глубокой политической реформы и смены режима. Журналистику невозможно вернуть в СМИ какой-то внешней реформой. Возвращение (или выращивание) журналистики в СМИ это во многом, если не исключительно, внутрицеховое дело. Это наведение  порядка в собственном доме. И прежде всего, создание института репутации. В том числе отказ от упрощений, от манихейской картины мира, в которой ты либо ангел, либо дьявол.

Тот же Павел Гусев или Александр Минкин никоим образом не могут быть окрашены одним цветом. Это очень яркие и интересные медийные фигуры, которые несомненно займут свое место в истории российской журналистики наряду с такими знаковыми персонажами прошлого, как, например, Фаддей Булгарин или Михаил Катков — история профессии без них будет неполной.

Нашему российскому сознанию свойственна инверсия, мгновенное переворачивание, смена «белого» на «черное». Сегодня Горбачев или, к примеру, Ельцин — надежда России, белый царь-освободитель, завтра в головах тех же людей — предатель, князь тьмы и вообще агент пакистанской разведки. Так же и с журналистами. Сегодня в него Союз журналистов втыкает «Золотое перо», завтра Рыклин уже «К Столбу» приколачивает. И то, и другое — весьма полезное и увлекательное занятие, имеющее непосредственное отношение к формированию института репутации, но делающее этот процесс каким-то очень дискретным, неоднородным, как лоскутное одеяло.

Поделюсь своими представлениями об устройстве института репутации, который в каждой голове преломляется по-своему. Сугубо индивидуально. Моя личная конструкция сложилась 45 лет назад, когда я работал в Минералогическом музее имени А.Е. Ферсмана. Мне тогда очень нравилось подбирать минералы для шкалы Мооса, потому что нравилась сама идея этой шкалы, которую немецкий минералог Моос 200 лет назад предложил для определения относительной твердости минералов. В шкале 10 минералов, расположенных в порядке возрастающей твердости. № 1 — тальк. Он самый мягкий. Его царапает любой другой минерал. № 2 — гипс. Он тверже талька, но мягче всех остальных. № 3 — кальцит. Тверже гипса и талька, но мягче остальных. Далее, по возрастанию твердости, идут: флюорит, апатит, ортоклаз, кварц, топаз, корунд. Самый твердый, естественно, алмаз. № 10.

Идея такой шкалы мне очень нравилась своей простотой и наглядностью. Позднее, когда стал заниматься социологией, многократно убеждался, что метод эталонной шкалы хорошо подходит для описания и анализа разных социальных объектов.

Во второй части этих заметок я изложу свое субъективное видение шкалы Мооса для журналистики, подберу «эталонных журналистов» по критерию антиконъюнктурной устойчивости и сохранению в себе профессионализма.

Фото ИТАР-ТАСС/ Михаил Фомичев