Шкала Мооса для журналистов-2

В первой части этих заметок я остановился на проблемах репутации в журналистском цехе. Института такого у нас нет. «ТЭФИ» в руинах. «Золотыми перьями»  украшены Максим Шевченко и Михаил Леонтьев. Закон омерты действует в журналистской среде не хуже, чем в сицилийской мафии. Критиковать можно только представителей враждебного медийного клана. Отсюда манихейская конструкция журналистского мира: ты либо ангел, либо дьявол. Манихейство склонно к инверсии, к переворачиванию: сегодня ты ангел, завтра — дьявол.
Главная проблема эрозии журналистики — в ее податливости к воздействию со стороны власти. Власть разъедает журналистику как ржавчина металл.
Поэтому и возникла идея шкалы, по аналогии со шкалой твердости минералов Фридриха Мооса. Твердость для камня — это способность противостоять проникающему внешнему воздействию, не позволять разрушить свою поверхность. Для журналиста — это способность сохранять в себе журналистское содержание, не превращаться под давлением власти или бизнеса в пропагандиста, в подручного политической или экономической партии.
Почему именно такая минералогическая аналогия? Во-первых, просто и наглядно. А во-вторых, был соблазн использовать для аналогии лестницу Ламарка, но на зоологические сравнения многие обижаются. Поэтому пусть будут минералы.
Итак, шкала Мооса для журналистов.

1-я твердость: тальк. Самый мягкий и податливый минерал в природе. Используется для детских присыпок. Такую же податливую мягкость имеет графит, которым можно писать все что угодно. Сегодня одно, завтра прямо противоположное.
Эталоном «талько-графитной» твердости в журналистике является Екатерина Андреева, которая 22 года проработала на Первом телеканале страны, из них 15 лет была лицом и голосом главной программы «Время». Останкинская игла за это время несколько раз сменила хозяев и направление уклона, а Екатерина Сергеевна продолжала удерживать занятую высоту. Ученица легендарного диктора Игоря Кириллова, она вела прямые эфиры Путина с россиянами. В интервью на «Эхе» сказала, что, стоя рядом, просканировала лидера нации и поняла две вещи: 1. Что у него прекрасная память и все, что он говорит,  обдуманно; 2. Он очень любит свою собаку. Я когда прочитал это интервью, вспомнил стишок Маршака: «Где ты была сегодня киска? — У королевы, у английской. Что ты видала при дворе? — Видала мышку на ковре».
Екатерина Андреева — эталонный представитель, пожалуй, самого массового отряда российских журналистов, которым совершенно все равно, что именно говорить, лишь бы их говорящее лицо было в кадре. Или подпись была на полосе. Ну и, соответственно, цифра в ведомости. Главные достоинства этой группы — дикция и пристойная внешность.

2-я твердость: гипс. Используется для изготовления гипсовых повязок, обеспечивающих неподвижность. Гипс — типичная осадочная порода, то есть образуется из скелетов существ, ранее бывших живыми. Журналистский гипс образуется из останков бывших журналистов.
Самый крупный эталонный кусок журналистского гипса — это Евгений Ревенко. Гипс в три раза тверже талька. Ревенко в отличие от Андреевой всегда имеет твердую позицию. Андреева текст читает, Ревенко сообщает о своей личной позиции. До 2000 года, в период работы на НТВ, это была ясная гражданская позиция: отличился в 1995 году, взяв интервью у Басаева в Буденовске, в 1999-м получил «ТЭФИ» за лучшую репортерскую работу, остро критичную по отношению к власти. В 2000 году, аккурат накануне захвата НТВ, проснулся государственником. Перешел на ВГТРК, в 2005-2007 -м на 2 года сходил в пресс-службу правительства, потом опять ВГТРК, где дослужился до 1-го зама Добродеева. Критичность взглядов испарилась. Репортажи обогатились внимательно-восторженными интонациями, резонирующими с каждым шагом властных тел. Особенность гипсовых журналистов — они всегда проводят генеральную линию партии, придерживаясь самой ее середины. При этом делают это истово и убежденно.

3-я твердость: кальцит. Минерал красивый, встречаются крупные прозрачные кристаллы, напоминающие льдины. Имеет удивительную разновидность с примесью сероводорода под названием «вонючий шпат». Трогать руками и нюхать не рекомендуется.
В современной российской журналистике аналогов «вонючего шпата» очень много, но эталонным образцом несомненно является Аркадий Мамонтов. Выходец, естественно, с НТВ, затем, опять же, внезапное державное просветление в 2000 году, переход на «Россию», ну а потом заслуженная слава главного говномета страны, пришедшая после фильмов о шпионском камне, о PUSSY RIOT и об оппозиции. Мамонтов, как самая крупная глыба, выпирает из большого массива «вонючих шпатов», к которым относятся Михаил Леонтьев, Сергей Доренко, Елена Ямпольская, Виталий Третьяков, Андрей Караулов и пр. В чем принципиальное отличие журналистов этой категории твердости. Они намного тверже и ярче «гипсового» Ревенко, не говоря уже о «тальковой» Андреевой. Это проповедники. Миссионеры. Они не просто имеют свои взгляды, но защищают и проповедуют их яростно и агрессивно. Причем часто эти взгляды могут находиться не в середине партийной линии, а на ее краю, или даже вообще выходить за ее пределы, переходя к критике отдельных фракций власти. «Вонючий шпат» может заиграться и выскочить за флажки, начав критиковать не тех или не то. Так было с Доренко и с Карауловым. Но власть по запаху определяет «вонючего шпата» как своего и принимает его обратно в свое лоно, если он, конечно, не заигрался слишком сильно. 

4-я твердость: флюорит. В переводе с древнегреческого «текучий». Кто впервые видит флюорит, думает, что перед ним драгоценный камень, настолько красивы его большие прозрачные кристаллы, которые бывают и фиолетовыми, и зелеными, и голубыми, и даже черными. Но для драгоценности флюорит слишком мягок и в целом довольно бесполезен.
Совсем не то в журналистике, где флюоритовая текучесть и обманчивый блеск очень востребованы. Эталоном этого уровня журналистской твердости является Леонид Радзиховский, который до недавнего времени публиковался в десятке СМИ противоположной направленности, умудряясь быть своим одновременно для аудиторий «Российской газеты» и «ЕЖа», «Эха» и Первого канала. Принципиальное отличие «флюорита» от «вонючего шпата» в том, что последний не притворяется объективным и равноудаленным. Мамонтов и Леонтьев не изображают позу над схваткой. Они в самой ее гуще, и всегда на стороне победителя, то есть власти. Радзиховский играет прохладную равноудаленность. Главный инструмент для приобретения позы над схваткой — ирония. Но ирония, острием всегда нацеленная на оппозицию, которая всегда оказывается глупее, подлее и вороватее власти. Факты не имеют значения. Постоянные ошибки в прогнозах с точностью до наоборот нивелируются мягкой интеллигентной иронией и хорошим русским.
К группе журналистов «флюоритовой твердости» кроме Радзиховского принадлежит Владимир Соловьев, который выступает в специфическом жанре «играющего рефери». Точнее, бьющего. Причем, как правило, сзади. Катастрофическое отсутствие общественного диалога в стране вызывает интерес к таким обманкам, как соловьевские «К барьеру» и «Поединок», в которых мастерство ведущего проявляется в гарантированном достижении нужного результата.
Некоторым бывает достаточно пару раз увидеть «флюоритового» журналиста, чтобы понять, что это не изумруд и, тем более, не алмаз. Но кто-то и сегодня воспринимает Радзиховского и Соловьева как журналистов.  

5-я твердость: апатит. В переводе с древнегреческого «обманывает». Такое обидное название связано с тем, что в природе этот минерал часто путают с драгоценными камнями, бериллом и турмалином. Кристаллы очень похожи формой и цветом. Но твердость не та. Да и блеск, если присмотреться, тускловатый. Но в целом камень полезный, используется как сырье для удобрений.
Эталоном журналиста «апатитовой твердости» является Александр Минкин. Внешне выглядит как блестящий журналист, бичующий пороки власти и язвы общества. Одни «письма президенту» чего стоят. Но, если разобраться, то эта односторонняя переписка воспроизводит две классические матрицы: дерзкого шута при короле и холуйскую схему «царь хороший, бояре плохие». Обе схемы поддерживают самодержавие и данного конкретного самодержца. Такой коридор дозволенного задан владельцем «МК» Павлом Гусевым, с которым Минкин связан давними и практически неразрывными симбиотическими отношениями. Периодически появляются публикации, подтверждающие репутацию Минкина как «сливного бачка» и заказного журналиста. Об этом писали и Татьяна Толстая, и Андрей Мальгин, и Виктор Шендерович. Тем не менее, и Минкин, и его хозяин Гусев обладают гораздо большей журналистской твердостью, чем, например, Радзиховский, Соловьев, не говоря уже о Евгении Ревенко. Минкин и Гусев намного круче. Им позволено, а точнее, они сами могут себе позволить намного больше. Вот, например, сейчас «МК» оказался на острие конфликта с Госдумой, практически с целой ветвью власти. Ветвь, правда, хлипкая, на гнилой сучок не тянет. Но все-таки власть. Более того, повторю прогноз, сделанный в первой части этих заметок: Госдума и «ЕдРо» об «МК» зубы обломают. Причина в том, что Гусев и «МК», важнейшим ресурсом которого является Минкин, укоренен во власти не меньше, чем Госдума. Путин легко, щелчком пальцев может заменить Яровую, Исаева, да практически любого депутата. «МК», который имеет сотни тысяч читателей и Минкина, которого эти сотни тысяч принимают за журналиста высшей пробы, заменить почти нереально. По крайней мере, технологиями, доступными команде Путина. Пока Гусев и Минкин, воюя с думой и чиновниками, поддерживают Путина, они неуничтожимы. Это качество называется прочность. Его не надо путать с твердостью. Алмаз можно разбить кувалдой. От куска резины кувалда отскакивает. 

6-я твердость: ортоклаз. Один из самых распространенных в мире минералов. Вместе со своими собратьями из семьи полевых шпатов он образует главные горные породы: граниты и гнейсы. Используется в промышленности. В общем, такая в меру крепкая рабочая лошадь, без претензий на особенность.
Журналистский аналог твердости ортоклаза — Владимир Сунгоркин,  главред и издатель «Комсомольской правды». Основа 6-го уровня журналистской твердости — циничная честность. Без выпендрежа. Сунгоркин не притворяется критиком власти. Он честно и открыто ей служит. Но в свободное от основных занятий время. В главном же, основном занятии, в медиабизнесе, Сунгоркин старается придерживаться каких-то правил. «КП» в числе первых в начале 1999 года стала печатать честный тираж и прошла тиражный аудит Национальной тиражной службы. Для сравнения: ряд изданий ИД «МК» и сегодня в разы завышают тиражи в целях недобросовестной конкуренции. «Комсомолка» уже несколько лет как прекратила публиковать рекламу борделей, которая до сих пор является значительной долей дохода «МК». Сунгоркин следует корпоративным договоренностям, Гусев плевать хотел на все и на всех... Ну, кроме тех, кто может его уничтожить. А таких в России очень немного. Если проводить аналогию с миром криминала, то Владимир Сунгоркин — это «правильный вор, живущий по понятиям», а Павел Гусев — «отморозок», «ломом подпоясанный». Для медиарынка Сунгоркин намного полезнее. Для журналистики (если иметь в виду пространство свободы внутри редакции) Павел Гусев создает более благоприятные условия. Поэтому и журналистов, сравнимых по яркости и остроте с Александром Минкиным или Юлией Калининой, в «КП» не наблюдается.
6-й уровень твердости — это не только скучный ортоклаз, но и один из самых красивых драгоценных камней, и в то же время самых мягких, благородный опал. Имея такой же уровень твердости, что и ортоклаз, благородный опал ничем другим не похож на своего плебейского соседа по шкале Мооса. Он ярок и глубок, переливается всеми красками, а иногда сияет лунным светом. Самые крупные журналистские опалы — это Владимир Познер и Леонид Парфенов. Большой журналистский талант и мастерство позволяют им обоим иметь достаточно высокий уровень автономии и от власти, и от владельцев СМИ. Познер практически ввел в официальный публичный оборот термин «Госдура», Парфенов при вручении ему премии произнес речь в стилистике Каспарова. При этом каждый из них точно знает, что, побегав по чистому полю, он обязательно вернется в стойло и будет играть по правилам именно той власти, в адрес которой была направлена его фронда. Будет недоговаривать, умалчивать, делать вид и лицо. Короче, играть в игру, а если грубо, то кривить душой и совершать неприличные поступки, как это сделал, например, Леонид Парфенов, быстренько перебежавший на сторону власти с тонущего НТВ. Опал — это не алмаз, и в силу недостаточной твердости нуждается в тщательном уходе, в оправе, в том, чтобы его постоянно носили, холили и лелеяли.

7-я твердость: кварц, горный хрусталь. Всем хорош камень, но немного недотягивает до драгоценностей первой категории.
В журналистике есть персоны, которые по уровню таланта и способности сохранять верность профессии, достойны первого ряда. И дистанцию с властью держат, и аудиторию умеют завоевать. Но что-то ограничивает наш восторг. Аплодисменты присутствуют, но не бурные и не очень продолжительные. Савик Шустер и Евгений Киселев. Обоих ограничивает в служении журналистике огромная и всеохватная любовь. У Шустера это любовь к футболу. У Киселева — любовь к себе. 

8-я твердость: топаз. Драгоценный камень такой красоты, что его называют русским алмазом.
Рискну привести в качестве эталона ушедшего от нас журналиста. Егор Владимирович Яковлев. Журналистская глыба, нависающая своим влиянием над 40 годами российского журнализма: с конца 60-х прошлого века до середины нулевых. Своим профессиональным, политическим и просто личностным масштабом и весом продавливал и советскую и постсоветскую цензуру. Но был вид цензуры, перед которым он останавливался всегда, склоняя голову. Перед цензурой дружбы и корпоративно-клановой солидарности. Если Егор дружил с Примаковым, то в редактируемой им газете не могло появиться не только критическое, но и прохладно-объективное слово в адрес друга. И да, играл в игры. Политические. Но политика им воспринималась как командная игра, в которой внутри команды должна быть дружба. И это порождало еще один барьер для беспристрастия. 

9-я твердость: корунд, сапфир, рубин. Драгоценные камни высшей категории.
В журналистской ипостаси это Михаил Осокин, Владимир Кара-Мурза, Марианна Максимовская (как ведущая программы, а не как заместитель главреда канала), Станислав Кучер, Лев Рубинштейн, Виктор Шендерович. Власть на них давить не может. Пробовала, не получилось. Работают за деньги, но не продаются. Торгуют рукописями, а не вдохновеньем. Цензура дружбы и корпорации у большинства из них присутствует, но не в такой степени, как у Великого Егора. Оговорка по Максимовской означает, что сегодня такой уровень твердости и сохранения автономности своей журналистской сути может себе позволить только рядовой журналист, который отвечает лишь за себя и за свою программу, свой текст, свою картинку. Ни один редактор себе не может позволить такой автономности. Поскольку за каждым из них коллектив, десятки людей, целое СМИ, аудитория, деньги. Одним словом, слишком много выступающих предметов, за которые власть может ухватиться и нагнуть редактора. 

10-я твердость: алмаз.
Журналистские аналоги в России мне неизвестны.
Вот такой крайне субъективный медийно-минералогический анализ.
Осталось ответить на один пустяковый вопрос: на кой черт я вообще затеял всю эту расстановку журналистов по каким-то категориям? Зачем нужна эта шкала и какие-то эталоны?
На этот и некоторые другие вопросы я отвечу в третьей, заключительной части цикла.

Фото ИТАР-ТАСС/ Григорий Сысоев