Ответ реалиста идеалисту
Я рада, что наши с Дэвидом Кремером (David Kramer) попытки привлечь внимание к России и политике США в отношении России услышаны нашими оппонентами. Приятно получить ответ от Томаса Грэма (Thomas Graham — дальше ТГ), которого я считаю одним из самых тонких западных аналитиков, наблюдающих за российскими процессами. Как это ни покажется парадоксальным, статья ТГ с ответом нам, а также его другие размышления о России предоставляют дополнительные аргументы в пользу нашей точки зрения.
Фактически ТГ написал своего рода манифест «американских стратегов». Идеи «стратегов» определяли политику Вашингтона в отношении России в период первого президентства Обамы и имеют все шансы определять ее продолжение. Более того, инвентаризация их взглядов важна еще и потому, что они отражают представления о внешней политике немалой части американского истеблишмента.
Начну с главного тезиса ТГ и представляемых им «стратегов»: политика США в отношении России должна в первую очередь работать на «осуществление американских интересов». С этим нельзя не согласиться — политика России в отношении Америки должна ровно так же работать на последовательное «осуществление российских интересов». Я не собираюсь спорить с тем, как ТГ понимает американские интересы. Это не дело гражданки России. Но все дело в том, что ТГ почему-то забыл сформулировать американские интересы в отношении окружающего мира, очевидно, полагая, что они и так ясны. А вот мне они неясны. Для меня неясно, в какой степени Америка ориентирована на сохранение глобального порядка, который был построен в итоге Второй мировой войны, а в какой — Америка готова поддержать реформу этого порядка. Мне было бы интересно узнать мнение ТГ о том, готова ли Америка защищать нынешнюю модель либеральной демократии, либо возобладала точка зрения тех западных аналитиков, которые говорят о кризисе этой модели и необходимости ее реформировать. ТГ эту тему вообще не затрагивает. Он сразу начинает объяснять нам механизм отношений между Америкой и Россией: «Конечная цель стратегов… — создание баланса между сотрудничеством, соревнованием и равнодушием, который в наибольшей мере облегчал бы осуществление американских интересов». Но, как я уже сказала выше, что собой представляют американские интересы, остается неясным. А вдруг они настолько противоречат российским интересам, что исключают успешное сотрудничество стран?
Правда, дальше ТГ размышляет о «вызовах», с которыми Америка сталкивается в мире. Речь идет о вызовах стабильности и безопасности. ТГ не упоминает о необходимости перемен и переосмысления мировой политики. Следовательно, мы можем сделать вывод, что автор полагает главным для Америки — сохранение глобального статус-кво и нынешней модели либеральной демократии. А если так, то у Америки не может быть претензий на мировое лидерство — ведь лидерство предполагает обновление и прогресс, а не защиту обветшалого порядка.
Следующий тезис ТГ подтверждает его весьма прагматичный подход к американской повестке дня. Автор говорит о «взаимосвязи», которая является «неотъемлемым элементом американо-российских отношений». Смотрите, как он объясняет, что такое эта «взаимосвязь». Это не quid pro quo, которое могло бы означать, что «Америка жертвует Грузией в ответ на поддержку Россией своей позиции в иранском вопросе». Но что же тогда? Оказывается, речь идет о «формировании ожиданий, которые могли бы убедить Россию действовать таким способом, чтобы продвигать интересы Америки». Короче, Америке вовсе не обязательно, скажем, отдавать Грузию России — Вашингтону нужно делать вид, что Америка отдает Грузию, и пусть Москва поверит и в ответ поддержит Америку в Иране!
Что же, политика есть политика и в ней, к сожалению, макиавеллизм неизбежен. Но нужно отдавать себе отчет в том, что и Москва будет искать свой вариант «формирования ожиданий». И, как показывает перезагрузка и президентство Медведева, которые породили немало надежд в Вашингтоне, Кремль намного больше искушен в фабрикации ожиданий и в дезориентации своих партнеров, чем Белый дом.
Читатель наверняка скажет: стратегическая повестка дня не может основываться на воздухе и игре в «обманки» (кто кого надует) — нужно что-то более существенное. Правильно: нужно хотя бы частичное совпадение интересов обеих государств. И что думает ТГ по этому поводу? В своем докладе «Поднимающаяся Россия и задачи Соединенных Штатов» (2009) ТГ убеждал нас, что американо-российское сотрудничество «должно строиться на общих интересах и общих угрозах». Сегодня ТГ кардинально меняет свою позицию, теперь он считает, что «стратег... должен относиться к разговорам об общих интересах как основе сотрудничества со скептицизмом. Ибо анализ так называемых общих интересов показывает существование серьёзных различий в понимании проблем и национальных интересов (Америки и России), что создает препятствия для успешного сотрудничества». Дальше ТГ на конкретных примерах показывает, насколько расходятся интересы Вашингтона и Москвы в тех сферах, которые принято называть сферами «общих интересов».
В связи с этим признанием ТГ возникает вопрос: на чем тогда он предлагает строить свой стратегический диалог? Может быть, он предлагает продолжить политику взаимных сделок, которую проводил Обама и к которой сам ТГ призывал в уже упомянутом докладе?
Не исключено, что еще недавно ТГ действительно верил в возможность политики сделок. Ибо в начале 2012 г. в своих интервью (ИТАР-ТАСС, business-gazeta.ru и «Голосу Америки») он говорил об «очень позитивной эволюции» российской политической системы, о «диалоге между российским правительством и оппозицией». Он утверждал, что «это будет эволюция системы в сторону большей открытости, большего плюрализма, большей эффективности». Основываясь на этом понимании «эволюции», ТГ полагал, что «нет непреодолимых препятствий» для «общего стратегического понимания, общей цели» (между Вашингтоном и Москвой). Но в марте- апреле 2012 г. на страницах The American Interest ТГ был вынужден признать, что «возвращение Путина положит конец политике сделок в американо-российских отношениях… Проблема в том, что все возможные сделки между нами уже заключены… Компромиссы становятся все более призрачными, особенно в ситуации отсутствия доверия, и возвращение Путина подорвет остатки того доверия, которое в последние годы удалось восстановить».
Процитирую еще один вывод ТГ: «Возвращение Путина только усложнит ситуацию, ибо он символизирует откровенные различия в ценностях, интересах и взгляде на мир, которые разделяют Россию и Соединенные Штаты».
Как же американские «стратеги», признавая, что нет ни «общих интересов», ни шансов на сделки, могут надеяться на успешное стратегическое сотрудничество с Кремлем?
Я понимаю опасения ТГ и других его американских единомышленников, связанные с другим подходом — включением во внешнюю политику нормативного измерения. «Стратеги» исходят из того, что Россию трудно понять и нельзя пытаться помогать реформировать то, что трудно понять. «Стратеги» вспоминают о неудачном опыте продвижения Западом демократии в России в 90- е гг. Но напомню: в 90-е гг. Америка и Запад не «продвигали» в России демократию — они поддерживали Ельцина и его правление, которое ничего общего с демократией не имело. Получается, что для оправдания своего пренебрежения ценностным измерением «стратеги» пытаются переписать историю.
ТГ любит вспоминать Джорджа Кеннана с его предупреждением, что «интимнейшие процессы национальной жизни» часто непонятны иностранцам, «и иностранное в эти процессы не может принести ничего, кроме вреда». Скажу честно: сам тот факт, что спустя 60 лет после того, как Кеннан изрек эти слова, американские эксперты не могут понять Россию, но при этом пытаются вести с ней «стратегический диалог», не может не вызвать замешательства.
Если речь идет о предупреждении Кеннана «не вмешиваться», то здесь я с ним — с Кеннаном — согласна. Я считаю, что старая формула «продвижения демократии» Западом себя давно изжила и стала контрпродуктивной. Когда я говорю о ценностном измерении, я имею в виду необходимость для Запада соответствовать нормам, которые сам же Запад и проповедует. Конечно, для российского общества было бы желательным, если бы Запад подумал о создании внешнеполитического контекста, который был бы благоприятным для движения России к свободе. Ну а если Запад не готов к последнему, то мы — российские либералы — ожидаем от Запада и Америки одного: не мешайте нам и не легитимируйте коррупционный российский режим!
«Стратеги» призывают Запад возвратиться к старому механизму влияния через программы обмена и контакты между бизнесом. Кто же против? Конечно, нужно развивать этот обмен. Хотя сама модель этого «обмена» очень напоминает советские времена. Позволю себе процитировать того же Джорджа Кеннана, которого обожает наш оппонент. Размышляя о «культурном сотрудничестве» между Америкой и СССР, Кеннан предупреждал: «Советская политика в этой сфере будет ограничена жестко контролируемыми официальными визитами с преобладанием водки и ничего не значащих речей». Пытаясь постепенно изолировать российское общество от внешнего мира и прежде всего от Америки, Кремль возвращается к формуле «обмена», которую описывал Кеннан.
Давайте задумаемся еще о двух вещах: почему обмен, к которому призывает ТГ, не предотвратил усиление антиамериканизма в российском обществе и почему политика Обамы, которая включала все рекомендации «стратегов», не помешала резкому охлаждению отношений между нашими странами? А ведь американская администрация добросовестно следовала всем советам ТГ вместе с Кеннаном!
Еще несколько рассуждений, которые заслуживают внимания, ибо встречаются у других западных аналитиков. Вот совет ТГ «стратегам» избегать поддержки российской оппозиции, которая является «маргинальной». В ответ скажу: уверена, что и российской оппозиции не нужна поддержка американских «стратегов», которые заняты своими играми с Кремлем.
Что касается обеспокоенности ТГ тем, что в России растет число людей, которые «не хотят, чтобы их считали американскими агентами либо чтобы их связывали с маргинальными силами и потерпевшими поражение лидерами», то здесь дело обстоит сложнее. С одной стороны, ТГ прав — число таких людей в России значительно. Но обеспокоенность ТГ как ведущего американского эксперта должно вызывать и другое явление — рост той части населения, которая недовольна российской властью и которая критически относится к Западу и прежде всего к Америке, полагая, что Запад стал частью коррупционной машины, созданной Кремлем. ТГ должен был бы обеспокоиться и тем, что российские западники стали критически относиться к Америке.
Что касается «Акта Магнитского», то аргументы, которые ТГ выдвигает против этого акта, совпадают с аргументами кремлёвских пропагандистов. Акт вовсе не «является для русских ложным сигналом о верховенстве закона», как полагает ТГ. Совсем наоборот, те россияне, которые знают об этом акте, полагают, что Америка наконец показала, что принцип верховенства закона для нее не совсем безразличен. Что касается аргумента, что «русские попытаются использовать этот акт для получения преимуществ перед своими коммерческими конкурентами», то, думаю, не ошибусь, если скажу, что нас в России больше волнует другое — как российские и американские компании используют свою близость к Кремлю для продвижения своих интересов. Нас возмущает то, как сделка «Роснефти» и Eksson Mobile (не без помощи влиятельных посредников) легитимировала кражу «Роснефтью» активов у Ходорковского. Но я говорю то, что ТГ наверняка знает лучше меня.
А в целом «Акт Магнитского», против которого выступает ТГ, нацелен на санацию американского общества и создание барьеров на пути кремлевского экспорта коррупции. Повторяю: этот акт больше нужен в Америке — а не нам в России!
ТГ в завершение призывает к «стратегическому диалогу на высшем уровне для того, чтобы определить, есть ли у Америки и России надежные основания для «долговременного сотрудничества». Но неужели нужны дополнительные усилия для того, чтобы очевидное стало ясным: этот диалог завершится так же, как и предыдущие. Может быть, новая Потемкинская деревня нужна для того, чтобы эксперты и политики в обеих странах, которые, кроме создания имитаций, не умеют делать ничего другого, сохранили свою работу и получили новые гранты?
Нет, мы не призываем Вашингтон не сотрудничать с Москвой. Мы доказываем, что тактический диалог по вопросам, в которых заинтересованы оба государства, нельзя называть тем, чем он не является.
Мы понимаем, что разговор о ценностях осложнит отношения Вашингтона с Кремлем. Впрочем, эти отношения и так будут некомфортными. Но в случае обращения к нормативному измерению Америка выиграет в одном — она возвратит доверие и уважение к себе прозападной части российского общества. И не нужно считать, что в Кремле сидят самоубийцы, которые в случае если Запад откажется от политического массажа и попустительства, непременно возвратятся к холодной войне. В Кремле пока еще есть прагматики, которые не готовы превращать Россию в Северную Корею — что же тогда станет с их собственностью в Майями?
«Стратегический диалог» может завершиться поражением, признает в конце ТГ. Но при этом успокаивает американскую аудиторию: «Такой результат не станет трагедией, если неудача поможет продвинуть американские интересы».
Можно поблагодарить ТГ за искренность, которая лучше, чем обманчивая риторика. Вряд ли, однако, роль проводника в осуществлении американских интересов понравится Кремлю. И уж точно эта роль не понравится российским западникам. Можно ожидать, что и они будут делать все, чтобы не стать инструментом в осуществлении интересов Вашингтона.
И последнее: почему американские эксперты до сих пор не готовы размышлять о внешней политике, которая бы одновременно учитывала американские интересы и строилась на более глубоком понимании российских реалий, на деликатном отношении к российскому обществу, которое так мучительно ищет свой путь из исторического тупика? Ведь Кремлевская Россия, с которой они хотят строить свой «стратегический диалог», — это еще не вся Россия.
