КОММЕНТАРИИ
В оппозиции

В оппозицииО политических заключенных и «Солидарности»

15 АПРЕЛЯ 2013 г. ЕЛЕНА САННИКОВА

ИТАР-ТАСС

Обыски, допросы, аресты, абсурдные политические процессы… Все это стало уже привычным фоном нашей повседневности.

Еще один человек по «Болотному делу» арестован. Еще в одном городе прошли политически мотивированные обыски у гражданских активистов – сразу четыре в одном Орле. Недели не прошло – и вот уже обыски в Волгограде, в Астрахани… Непрерывной чередой идут продления арестов подследственным.

Где в этих условиях найти силы нашему совсем еще не окрепшему гражданскому обществу хоть как-то противостоять этой лавине политических репрессий? Как обрести волю к той солидарности в отстаивании прав и свобод человека, без которой просто не одолеть этого наглого захвата страны щупальцами репрессивных механизмов, отработанных еще во времена советского тоталитаризма?

6 апреля по стране прошла волна акций в защиту политзаключенных. Люди вышли на площади городов с портретами узников 6 мая. Прозвучали и скептические голоса относительно немногочисленности протестующих: не более двух-трех десятков человек в городах, не более двух тысяч – в Новопушкинском сквере в Москве.

Но во времена общественной апатии, когда большинством людей овладевает чувство безнадежности, бессмысленности любого действия, в такие времена и один человек с плакатом в защиту политзаключенных – уже радость.

По данным ГУВД, в митинге в защиту политзаключенных 6 апреля в Москве участвовало 600 человек. Возможно, столько и оставалось под конец акции, которая длилась три часа, причем в довольно холодный день. Фотографии же свидетельствуют, что людей было в общей сложности раза в 3-4 больше. Это, конечно, не десятки и не сотни тысяч, но то, что существует инициатива защиты политзаключенных, что люди понимают остроту и горечь проблемы и выходят на площадь, само по себе ценно. Стоит вспомнить, что до начала общественного подъема прошлой зимы митинги в защиту политзаключенных собирали не более 300 человек. Пробуждение, невзирая на усиление репрессий, идет, и нельзя дать этому огоньку угаснуть. Большое количество флагов, напомнивших гаммой красок прошлогодние многолюдные митинги на Болотной и проспекте Сахарова, воодушевляло. Когда объединяются люди разных, подчас даже враждебных друг другу политических убеждений, когда нечто надпартийное, простое и глубоко человечное оказывается выше партийной узости и замкнутости, помогает людям увидеть друг друга – это все-таки способствует потеплению климата в обществе. Когда к микрофону подходят родственники узников и читают их очень хорошие, вдумчивые письма из тюрьмы, демонстрируя отнюдь не отчаяние и безнадежность – это радует. На митинге пели бардовские песни, декламировали стихи, был показан спектакль Театра.doc с яркой сатирой на политические судилища. Нашлось время даже для строк из «Гамлета», прочитанных актером Александром Филиппенко. Наверное, именно так нужно поддерживать людей, которые находятся там, где царит подавляющая атмосфера страха, тоски и безнадежности. Мы не в силах сегодня их освободить, но мы в силах создать тот тонус поддержки, который поможет им сохранить здоровье и бодрость в неволе. И потому так важна адресная помощь политзаключенным, важно писать им письма, поддерживать их родственников. На митинге 6 апреля люди надписывали открытки узникам с добрыми пожеланиями, собирали деньги в помощь политзаключенным (один только Союз солидарности с политзаключенным собрал на митинге около 65 тысяч рублей). Побольше бы таких акций!

Однако для того, чтобы действительно остановить накат политических репрессий в стране, чтобы добиться освобождения узников, а страну повернуть к исцелению, необходима куда более действенная и деятельная солидарность людей.

У нас, собственно, существует движение с таким названием – «Солидарность». Для того оно и создавалось, чтобы всех объединить, сплотиться. Но очень хотелось бы понять, почему не выходит из этого пока и малой части желаемого, ожидаемого.

На следующий день после митинга в Новопушкинском сквере в Москве прошел 4-й съезд «Солидарности». Средства массовой информации ничего толком не рассказали о нем, кроме какой-то надуманной сенсации о выходе из движения Гарри Каспарова вкупе с его решением о новой эмиграции (реально же Каспаров просто не стал переизбираться в новый политсовет движения). О более серьезных событиях на этом съезде – принятие программных документов о задачах «Солидарности», о защите политзаключенных и просветительской деятельности – пресса умолчала.

Неделей раньше прошло собрание московской «Солидарности», где избирались делегаты на этот съезд. Я присутствовала на нем и слышала очень понятные мне реплики тех, кого привлекли в движение не оправдавшиеся надежды на аналогию с польской «Солидарностью».

Однако я пришла на это собрание буквально с поезда, вернувшись из города, где много учебных заведений, много ученых, художников и поэтов – но где и в помине нет гражданской активности интеллигенции, а потому и коррупция, и произвол силовиков процветают нагло и безнаказанно. Когда осознаешь в полной мере степень общественной апатии в российской провинции, недолго и веру в возможность добрых перемен утратить. И потому мне просто-напросто отрадно было видеть в тот день большое количество людей, в том числе молодежи, верящих в свои силы и готовых работать много и бескорыстно ради исцеления страны и общества.

На собрании том не обошлось без трений – да разве же обойдется у нас без этого там, где собирается больше троих искателей правды? Не обошлось и без демонстративных заявлений о выходе из движения – с упреками как будто бы справедливыми. Но прозвучали и отчеты о реальных делах.

Константие Янскаускас, который вел собрание, был избран депутатом муниципального собрания и уже год ведет реальную работу в своем округе. Алексей Гусев, тоже муниципальный депутат, собирает подписи за прямые выборы руководителей районов. Работа кропотливая, повседневная.

Многие акции «белой ленты» и мероприятия в защиту политзаключенных были инициированы активистами «Солидарности». Движение живо, несмотря на разность мнений, на расколы, на то, что ослабло оно и потеряло в чем-то после образования РПР «Парнас».

Но так, как в Польше, в любом случае не получается.

Почему? Может быть, люди не те? Да нет, люди очень даже неплохие. Самоотверженных, вдумчивых, готовых жертвовать собой ради других, по-моему, немало. Может быть, дело в том, что нет у нас, условно говоря, Леха Валенсы – квалифицированного рабочего, привычного к физическому труду, гармонично развитого и физически, и интеллектуально, и нравственно, который сумел бы объединить и вдохновить людей разных слоев общества ради понятного всем общего дела?

Те события на заре польской «Солидарности», вдохновляющий импульс которых так памятен моему поколению, выросли из профсоюзного движения, из рабочих забастовок. А где свободные профсоюзы у нас? И много ли наша «Солидарность» уделяет внимания поддержке рабочих движений, проблемам простых тружеников?

Польскую «Солидарность» поддерживала церковь. Священники, вставшие на сторону протестующих, умели воодушевить людей духом подлинной христианской любви. Богослужения под открытым небом на верфях с участием сотен тысяч бастующих окрыляли протест, объединяли людей чувством взаимопонимания и братства, закаляли силы души в противостоянии злу.

У нас же церковь больна, расколота гнилым епископатом, насажденным в пору государственного атеизма, изъедена прелестью гражданского и общественного бездействия во имя ложно понятой духовности. Интеллигенция в отношении к церкви тоже расколота: одни видят в ней враждебную силу, ставя знак равенства между недостойными представителями московской патриархии и церковью как таковой, другие же, пришедшие к церковности через нравственный поиск, не афишируют ее, не веря в успех прямой евангельской проповеди в нашем социуме. Площадка же эта заполняется в результате бесчинствами невежественных, агрессивных лжецерковных активистов, что порождает еще одно недоразумение, еще один раскол в нашем и без того разобщенном обществе.

На собрании московской «Солидарности» много говорилось о нежелании рядовых членов движения иметь над собой лидеров, о желательности горизонтального построения движения. Одна девушка даже заявила о своем выходе из «Солидарности» по причине неприятия вип-зон на митингах и недоступности лидеров для общения и совместного решения тех или иных задач.

Возможно ли общественное движение без лидеров? Хотелось бы вспомнить исторические примеры. В польской «Солидарности» лидеры были, но между ними и протестующими массами не было непроходимого барьера, они не смотрели на людей поверх голов. Я не знаю, сумеют ли учредители нашей «Солидарности» стать когда-нибудь подлинно признанными лидерами, но очевидно, что они не являются таковыми теперь.

Неформальным лидером правозащитного движения в годы советского застоя был академик Сахаров. Он не чувствовал себя лидером и никогда не задумывал им быть, его не называли лидером и не избирали на эту роль, но он лидером был, и отнюдь не из-за звания академика. Но его исключительные личностные качества – высокая интеллигентность, образованность, умение в полной мере реализовывать свои таланты, твердость и мужество в сочетании с мягкостью и добротой, чуткость к людям, чувство глубокой ответственности, как за свои поступки, так и за происходящее в стране, открытость, внимательность, вдумчивость, искренность, воля к активному и продуманному действию – все это делало Андрея Дмитриевича очагом притяжения, каким-то источником света и тепла, который будто бы согревал окружающих, вдохновлял людей на выработку жизненно важных принципов и методов движения. В условиях советского идеологического тоталитаризма движению за права человека невозможно было победить фактически, но нравственная победа безоговорочно одерживала верх над неумолимо косной, античеловечной системой.

Нас обнадеживали события в Польше в начале 1980-х годов. Но позже мне приходилось слышать от лидеров польской «Солидарности», что их вдохновлял пример московских правозащитников и академика Сахарова.

Может быть, начинать нужно все-таки с самих себя? С вопросов нравственного самосовершенствования?

Впрочем, с чего начать и что делать – это для неисчерпаемой дискуссии вопросы.

А есть вещи очевидные и бесспорные.

Первое, о чем стал говорить Андрей Дмитриевич Сахаров, когда ему позвонил глава сверхдержавы в горьковскую ссылку – это о проблеме политзаключенных, о необходимости их немедленного освобождения.

Пусть же и у нас мысль о политзаключенных, помощь им и борьба за их освобождение будут на первом месте.

Фото ИТАР-ТАСС/ Станислав Красильников

Версия для печати