Территориальные претензии Чечни
Власти Чечни снова претендуют на две трети республики Ингушетия. 19 апреля в Ингушетию заехали несколько сотен чеченских силовиков во главе с депутатом Госдумы, правой рукой и неофициальным наследником Кадырова его двоюродным братом Адамом Делимхановым, и устроили потасовку с ингушскими силовиками.
После того как президент Ингушетии Юнусбек Евкуров обвинил чеченцев в провокации, президент Чечни Рамзан Кадыров публично заявил, что «проблема границы легко разрешима», что это Евкуров нарушил «в грубой форме федеральный закон и достигнутые договоренности» и вообще что это он стремится «шаг за шагом развязать конфликт».
Вполне логично, согласитесь. Три сотни вооруженных до зубов силовиков на территорию соседа посылает Кадыров, а вот конфликт стремится развязать Евкуров.
Позиция центра по вопросу любого изменения любых границ любых кавказских республик хорошо известна: их нельзя пересматривать, потому что это открывает ящик Пандоры. Неважно, справедливо или несправедливо они проведены. Они проведены действительно очень несправедливо. Но пересматривать их нельзя по той же причине, по которой нельзя пересматривать границы между государствами.
Граница между Чечней и Ингушетией, которые при СССР составляли единую Чечено-Ингушскую АССР, действительно не определена, в основном из-за благородства первого президента Ингушетии Руслана Аушева.
В свое время Руслан Аушев, удержавший свою республику от войны, но широко открывший двери братским чеченским беженцам,мог в обмен получить от Москвы любую границу,которую хотел: но он предпочел быть благородным человеком и не приобретать территориальную выгоду ценой страданий вайнахов. Увы, благородство не окупается. В свое время Аушев не поменял границу на чеченских беженцев — теперь руководство Чечни хочет две трети Ингушетии.
Первый раз об этих претензиях заявил спикер чеченского парламента Дукваха Абдурахманов в 2006 году. Потом последовал длительный перерыв, и осенью прошлого года об этом заговорил сам Кадыров. А в декабре 2012 года чеченский парламент принял постановление о том, что Сунженский и Малгобекский районы Ингушетии входят в состав Чечни. Оба района составляют две трети территории Ингушетии.
Публично на это не последовало никакой реакции, кроме реакции полпреда президента на Кавказе Александра Хлопонина. А кто такой Хлопонин? Однако непубличная реакция, как говорят, была очень серьезной.
По Кавказу ходят упорные слухи, что именно после этого решения чеченского парламента Путин не принимал Кадырова несколько месяцев. Однако в конце концов принял и, более того, распорядился правительству помочь чеченцам с «Эльгауглем», крупным угольным месторождением в Якутии, которое формально куплено Русланом Байсаровым у обанкротившегося «Межпромбанка» Сергея Пугачева.
Вообще у Путина есть, видимо, теория, согласно которой чем больше руководство Чечни будет иметь коммерческих интересов на территории России, тем меньше вероятность того, что Чечня захочет независимости. Что ж, тогда всего проще отдать Чечне всю Россию. В конце концов, когда вXVIIв. 1 млн маньчжуров завоевали 150-миллионный Китай, у китайцев тоже не болела голова: а вдруг маньчжуры отпадут?
Итак, сделав перерыв, чеченское руководство вернулось к вопросу о территориальных претензиях к Ингушетии, и чеченский парламент уже обнаружил, что еще одно село—Аршты—на территории Ингушетии принадлежит Чечне.
Видимо, Путин не может отказать Кадырову. Ни в Москве, ни тем более в Ингушетии. Кадыров чрезвычайно мастерски распространяет свое влияние и на другие республики Кавказа. Это очень амбициозный и сильный лидер, для которого экспансия в Ингушетию—только промежуточный этап.
Когда я последний раз глядела на карту, то и Чечня, и Ингушетия были изображены на ней частью РФ. Де-юре, по крайней мере. До этого они были частью Российской империи. Они, знаете ли, были завоеваны.
Можете ли вы себе представить, чтобы в Китае две провинции или во Франции два департамента выясняли вопрос о границе с помощью вооруженных людей?
Сводки о конфликте Кадыров и Евкурова живо напоминают те части «Истории» Фукидида, в которых читаешь, как главы персидских провинций, какие-нибудь Тиссаферн и Фарнабаз, выясняли друг с другом отношения с помощью оружия, формально числясь сатрапами одного и того же царя.
Это называется феодализм. Если решения о территориальном делении внутри страны принимает не центр, а руководители территориальных единиц, значит, центр в этой стране больше не правит.
