Законопроект, выражающий неуважение к здравому смыслу

Законопроект «о чувствах верующих», который с момента его внесения в Думу осенью прошлого года не обругал только ленивый, прошел через суровый фильтр думского комитета по законодательству и приобрел, в сущности, совершенно новый облик.

Стал ли он лучше? Конечно, да. Все заметили, что исчезла отдельная статья за оскорбление чувств верующих. Но важнее, на самом деле, не распределение составов преступления по статьям, а сами составы. И тут налицо улучшения: исчезли наиболее дикие измышления авторов законопроекта вроде «оскорбления убеждений» верующих, ранжирования религий по культурному вкладу и т.д.

Стал ли законопроект приемлемым? Пожалуй, нет.

Основное содержание проекта — добавленный состав преступления в части 1 ст. 148: «Публичные действия, выражающие явное неуважение к обществу и совершенные в целях оскорбления религиозных чувств верующих». Формула выглядит странно.

Собственно действие очень похоже на хулиганство, как его описывает УК в ст. 213: «грубое нарушение общественного порядка, выражающее явное неуважение к обществу». Видимо, предполагается, что деяние по ст. 148 порядок не нарушает (или может не нарушать), но все же выражает «явное неуважение к обществу».

В основной формулировке ст. 213, хотя к ней есть другие претензии, есть некий смысл: именно «грубое нарушение общественного порядка» может выразить «явное неуважение к обществу», а, скажем, если человек выйдет на площадь и во всеуслышание заявит, что он не уважает общество, это не может быть преступлением.

Предлагаемый же законопроект утверждает, что такое заявление на площади становится преступлением, если у него была цель «оскорбления религиозных чувств верующих». Формулировка даже не предполагает достижения результата: чувства могли быть не оскорблены. Простой пример: человек на площади заявил что-то гнусное про основы, скажем, католической веры и именно с целью задеть религиозное чувство католиков, но на площади не нашлось ни одного католика, и потому цель оратора достигнута не была. Иначе говоря, вторая половина состава предлагаемой части 1 ст. 148 — это мотив деяния, который и делает его криминальным. Да, это вполне возможно.

Более того, очень сходный мотив уже присутствует в нашем УК — это мотив ненависти или вражды в отношении людей по признаку их отношения к религии. Очевидно, в гипотетическом случае с ненавистником католиков такой мотив был бы усмотрен. И если бы человек по такому мотиву совершил некое преступление, например, ударил кого-то на площади, это должно было бы серьезно отразиться на приговоре: часть 2, а не 1 статьи «Побои».

А было бы сейчас наказуемо само его выступление? Было бы, по ст. 282 УК, в том случае, если бы было установлено, что он возбуждал ненависть к католикам или унижал их человеческое достоинство в связи с их религией. (Тут самое время напомнить, что я говорю именно о законе, а не о практике его применения.) Возбуждение ненависти предполагает, скорее всего, как нам разъяснил два года назад Верховный суд, некое публичное подстрекательство против какой-то группы, ну а «унижение достоинства» остается пока не вполне проясненным, но предполагается, что всем и так понятно, что такое достоинство.

На самом деле это не так уж понятно. Но в связи с рассматриваемым законопроектом хотелось бы все же понять, что за новый состав преступления предлагается добавить. Чем деяние, описанное в предлагаемой ч. 1 ст. 148, отличается от унижения достоинства, описанного в старой ст. 282? Одно отличие очевидно: виновный по ст. 282 мог и не «выражать явное неуважение к обществу», то есть состав ст. 282 в этом смысле шире. И какой тогда смысл придумывать новую статью с более узким составом, чем имеющаяся?

Другое отличие: человек мог сделать публичное высказывание «в целях оскорбления религиозных чувств верующих», но не направленное на унижение их человеческого достоинства. Возможно ли это — непростой вопрос: если кто-то войдет в храм (тогда это уже, кстати, будет более тяжелая часть 2 той же будущей ст. 148), прилюдно плюнет на икону, высказав при этом все, что он думает о данном святом, это, скорее всего, будет адресовано не иконе — а кому? Чтобы этот поступок стал преступлением по новому составу, а не по ст. 282, надо, чтобы он адресовался именно окружающим верующим и их религиозным чувствам, но не к их человеческому достоинству. Подчеркну, что в обоих случаях речь идет не о достигнутом результате, так как измерить пострадавшие достоинство или чувства непросто, и потому законодатель говорит о намерении (цели, мотиве) обвиняемого.

Судя по всему, сторонники введения нового состава в УК предполагают, что есть такие действия, которые совершаются именно против религиозных чувств, а не против достоинства тех же людей. По опыту различных религиозных протестов можно предположить, что многие верующие не согласятся с таким разделением. Напомним, предполагается, что крамольные действия не направлены против собственно Бога, или догмата, или какой-то конкретной святыни, или Церкви в целом и т.д., так как такие действия точно не криминализованы нашим законодательством. И возникает вопрос, каким образом можно так узко определенные действия идентифицировать? Честно говоря, у меня нет даже предположения, как это можно сделать.

Таким образом, получается, что новый состав преступления, сконструированный ко второму чтению, не поддается никакому разумному доказыванию. Хотя на практике можно, конечно, предположить, что обойдутся и без разумного доказывания, а просто будут применять новую статью вперемежку с родственными ей статьями 213 и 282, и не доказанных, произвольных приговоров станет больше.

Предлагаемый новый состав административного правонарушения (часть 2 ст. 5.26 КоАП) стоит для начала привести целиком, чтобы стали видны те самые детали, из которых и складывается реальное правоприменение.

«Умышленное публичное осквернение религиозной или богослужебной литературы, предметов религиозного почитания, знаков или эмблем мировоззренческой символики и атрибутики либо их порча или уничтожение».

На первый взгляд совершенно ясно, что законодатель хочет пресечь сжигание Корана и тому подобные «шалости», не затрагиваемые сами по себе нашим законодательством. Протодьякон Андрей Кураев приводил и другой пример: если некто выбьет из рук священника чащу с причастием, материальный урон будет никакой и не накажешь за это никак, но впечатление, которое это произведет на верующих, начиная с самого священника, никак не меньше, чем если бы этот некто просто ударил священника по лицу.

Но как полиция и суд определят норму «осквернение»? В светских терминах — если некто зальет напрестольное Евангелие какой-то гадостью, или в церковных — если некто приклеит скотчем на обложку портрет, скажем, Сталина? Если в светских, то точно ли нужна новая норма закона, да и отвечает ли она запросу его авторов? Если в церковных, то на каких основаниях и в рамках каких процедур можно использовать церковные понятия в правоприменении?

Каковы границы понятий «предметы религиозного почитания» и «богослужебная литература»? Это опять будут определять религиозные организации? Если, например, библиотека спишет в утиль некую не востребованную книгу, а она, оказывается, «богослужебная»?

Кстати, «мировоззренческая символика и атрибутика» — это ко всем мировоззрениям относится? Тут открывается совсем уж широкий простор для фантазии, так что обойдусь без подсказок и вопросительных знаков.

Предлагаемая норма просто откроет новые возможности для произвольного правоприменения, а заодно для экспансии религиозных понятий в нашу светскую правовую систему. Если о пользе или вреде такой экспансии можно еще как-то дискутировать, то произвол-то уж ничем не оправдаешь. В том числе благими намерениями законодателей.

Что же делать с законопроектом? Ведь не отклонять же во втором чтении: это невозможно. У меня есть предложение — сократить. Потому что в законопроекте есть вполне разумная норма — это добавленная последняя часть в ст. 148.

Сейчас ст. 148 — это статья, криминализующая то, что и следует: незаконное вмешательство в деятельность религиозных организаций, в том числе в богослужение. Законопроект предлагает наказывать за эти действия более сурово, если они совершены «лицом с использованием своего служебного положения» или «с применением насилия или с угрозой его применения». Вот эту добавку и надо оставить.

Остается, конечно, вопрос, не уходит ли при нынешнем законодательстве от ответственности кто-то, кого следовало бы наказать за общественно опасные действия, касающиеся религии. Ну, например, какой-нибудь российский последователь пастора Джонса… Ответ, в общем-то, такой: кто-то непременно уходит от наказания, потому что криминальные ограничения свободы выражения, которые существуют повсеместно в Европе, так устроены, что действуют избирательно. Но идея залатывать каждую такую прореху путем поспешного принятия новых законов — порочная, что и видно на примере этого законопроекта. Действовать в таких случаях надо было бы гораздо осторожнее, даже если б правоприменительная практика была не столь удручающей. По крайней мере, начавшуюся дискуссию об изменениях в этой части уголовного и административного права, саму по себе ценную и интересную, лучше было бы продолжить в более спокойной атмосфере, без угрозы поспешного принятия плохого законопроекта.

 
Фотография ЕЖ