И опять о внешней политике… Часть 3
Сотрудничество — во имя чего?
Соглашусь с международниками, которые говорят: есть проблемы, где мы должны сотрудничать с Западом, вне зависимости от того, что происходит внутри страны. Так было и во времена СССР. Но означает ли это, что либералы вообще не должны увязывать это сотрудничество с теми последствиями, которые оно имеет для эволюции России? Ведь если разобраться, то разведение международного сотрудничества и внутриполитического развития выгодно власти, которая ограничивает общественное внимание к международной сфере и претендует на бесконтрольное поведение на мировой арене. Кто помнит хотя бы одну общественную экспертизу международных решений Кремля?
Каждый раз рассуждая о сотрудничестве с США и Западом в целом, мы должны соотносить его не только с балансом сил и конкретными международными вызовами, а размышлять о том, что это сотрудничество (в области ограничения вооружений, энергетики, торговли либо инвестиций) дает обществу и чьи интересы оно обеспечивает. В противном случае международная аналитика превращается в сочинительство несбыточных утопий (самым популярным «рукоделием» является составление советов лидерам о том, как улучшить отношения) либо в откровенное создание благоприятных международных условий для выживания самодержавия.
Конечно, нужно признать, что у экспертов-международников ограниченное поле для проектного и системного мышления, которое бы учитывало то, как внутренние интересы (и чьи конкретно?) проецируются вовне и на чем строится стратегия государства. И потому что у них узкая общественная база, т.е. аудитория тех, кто интересуется внешней политикой и кто может выдвигать свои запросы в этой сфере. И потому что внешняя политика воспринимается обществом не как средство осуществления их интересов, а как автономная от общества среда. И потому что у международников нет независимых от государства политических инструментов, которые есть у нас — экспертов по внутренним вопросам (ведь мы можем обращаться к гражданскому обществу и оппозиции). Международники вынуждены ориентироваться на единственного работодателя — государство. А попытки внести в свои рассуждения чуждый власти нормативный аспект грозит выбросить их из экспертной ниши. Так что международники находятся в неблагоприятном интеллектуальном пространстве, ограничивающим свободу и независимость экспертизы.
Проблемы «векторников»
Но и в среде сторонников нормативного поведения свои проблемы. Одна из них — наша неспособность убедительно увязать внутренние процессы с их проекцией на международную сцену и объяснить обществу, на кого работает внешняя политика. Но самое главное — мы пока не выработали четкую концепцию нового государства, которое должно себя по новому позиционировать на международной арене. Поэтому нерешительность международников и их колебания — производное нашей интеллектуальной слабости.
Александр Шумилин поднял и проблему участия либералов в обсуждении международных проблем на площадках коллег-международников и официальных мероприятиях типа «Валдая». Как показывает довольно долгая практика, если либералам не удается предложить и сделать публичной ценностную оценку обсуждаемых проблем, их участие в подобных обсуждениях только помогает продлять цивилизационную неопределенность, за счет которой паразитирует власть. Причем, если коллеги участвуют в деятельности «экспертных советов ключевых институтов власти», как говорит Сергей Ознобищев, «не коленопреклоненно, а часто критикуя порожденные во власти инициативы и предлагая их профессиональную корректировку», их роль в сохранении системы персоналистской власти только приобретает большее значение и ценность. Конечно, для самой власти.
Есть и более конкретные проблемы, с которыми мы должны справиться в своей среде. Одна из них — проблема последовательности, которая приобретает особое значение в ситуации, когда существование позиции считается излишним. О важности последовательности говорит наш разговор с Владиславом Иноземцевым. Я ни в коем случае не спорю с В.И.-европеистом! В.И. — один из немногих, кто, говоря о внешней политике, позиционирует себя идеологически. Я спорю с его предложениями, которые мне представляются его отрицанием собственного европеизма. Мне непонятно, как сочетаются призывы В.И. к США «не акцентировать гражданские права и другие болезненные вопросы» и вовлечь Россию в строительство «нового мирового порядка» с его убежденностью в необходимости интегрировать Россию в Европу. Мне кажется, что одно исключает другое: либо с Обамой строить новый порядок и забыть о правах либо вступать в ЕС и рассматривать демократические нормы в качестве основы государственности. Будем считать, что мои вопросы к В.И. — это мой вклад в борьбу за В.И.-европеиста.
А вот еще одна проблема — степень реалистичности наших идей. Для примера — призыв Владислава Иноземцева к Западу пригласить Россию в Европу и отменить для россиян визы. Между тем, сам В.И. понимает, что идея не имеет шансов: «Сама идея безвизового въезда была бы тут же снята Кремлем с повестки дня». Тогда, говорит он, «всем в России будет ясно, что именно Москва не хочет интеграции с Европой». Но, позвольте, кто и в какой европейской столице рискнет сделать этот самоубийственный шаг? Особенно после чеченских взрывов в Бостоне и в ситуации, когда европейское общество насмерть запугано мигрантами и считает их главной напастью! Допустим Меркель либо Олланд рискнут и пригласят Россию в ЕС, какие у них будут шансы переизбраться? Если сам В.И. понимает нереалистичность своей идеи, то речь идет о технологическом лозунге, который, как и вся политтехнология, является обманкой. Где гарантия, что эта обманка не принесет обратный эффект, и российское общество вместо того, чтобы вознегодовать по поводу Кремля, не желающего его вести в Европу, начнет обвинять Европу в цинизме и хитроумных уловках с целью изолировать Россию при помощи Кремля?
Ну вот, длинно получилось. А сколько еще осталось «за кадром». И ведь это еще первые подступы к проблеме. Ведь если признать, что внешняя политика России является формой осуществления интересов правящего класса, который приватизировал государство и право говорить от имени России и ее общества, то возникает вопрос нормативно-цивилизационной оценки каждого действия Кремля на международном поле. Одновременно необходима экспертиза внешнеполитических аргументов, которые используются для оправдания этих действий. Вот целый ряд основных направлений международной активности Кремля: его инициативы по интеграции постсоветского пространства; переговоры по разоружению с США; диалог по Сирии; отношения с Китаем, российско-американские отношения; диалог с ЕС. Давайте подумаем, содействуют ли действия Кремля по этим направлениям выживанию режима либо обновлению России? Почему бы нам не ждать, пока международники решат, что означает для России, скажем, проблема Сирии, а показать, что кремлевская политика в отношении Сирии является стремлением Кремля заставить мировое сообщество принять принципы абсолютного суверенитета и невмешательства в качестве ключевых регуляторов международных отношений. И именно эти принципы являются защитным поясом самодержавия, которое заблаговременно создает международные гарантии против любого внешнего влияния в случае возникновения кризиса своей власти.
Пришло время осознать, что традиционный анализ внешней политики, с точки зрения баланса сил и интересов, работает на вполне определенную тенденцию — на сохранение российской безвекторности, которая оказывается благодатной почвой для продления жизни системы. Но новый подход к внешней политике заставляет одновременно размышлять и о новой концепции государства, и его политической системе.
И последнее: дискуссия по внешней политике станет плодотворной, если она выйдет за пределы узкого круга «пикейных жилетов» и даст толчок общественным дебатам. Без этого нечего и мечтать о том, чтобы нам стать политической нацией.
Фото ИТАР-ТАСС/ Алексей Филиппов
