Алексей Навальный совершил акт самосожжения. Вероятность быть арестованным и осужденным, изгнанным или убитым, если ты набираешь популярность как потенциальный политический лидер в России, равна вероятности быть сгоревшим, если ты обольешь себя бензином и чиркнешь спичкой. Законы политического выживания работают точно так же, как законы физики. Оптимизм неуместен.
Приговор по делу Алексея Навального не повлияет на ход исторических событий в России. Разве что еще несколько десятков человек решатся на эмиграцию. Алексей Навальный не может стать президентом России. Мэром Москвы он тоже стать не может. Недавний арест единственного в России оппозиционного мэра в Ярославле это доказывает.
Алексей — очередной отважный человек, романтик и идеалист, который преодолел страх и ради самореализации пошел на гибель. Он — личность, но его достоинства и недостатки, так же как его взгляды и убеждения, теперь не имеют никакого значения, поскольку на судьбу России Алексей Навальный не повлияет. На человеческом уровне про него необходимо помнить. На политическом уровне он нерелевантен. Тактическая прокурорская поблажка — подписка о невыезде вместо содержания под стражей — лишь временная блажь власти. Навальный, как и попавший в ту же мясорубку Павел Офицеров, историческая случайность, и интерес к нему мимолетен. Но в контексте конца политической карьеры Навального необходимо осознать нечто иное: совсем неважно ни с исторической, ни с политической точки зрения, сколько людей пришло на митинг в поддержку Навального или против приговора ему. Как процент электората 100 человек  и 100 000 человек равны и находятся в пределах статистической погрешности. В демократическом обществе идет игра в цифры, а в авторитарном обществе число человеко-единиц не имеет значения. Митинг был бы значим, даже если бы на улицу вышел хоть один человек. Важен сам факт открытого заявления несогласия. История протеста и реформ в России — это не история цифр, это история личностей, и чаще эффект достигается единицами. Ни разу массой. А для смены любого политического строя извне необходимы силовые структуры, доступа к которым в России у правозащитников нет.
На сегодняшний день ключевой вопрос:  к чему стремятся несогласные и какого именно эффекта им хочется достичь? Сейчас не видно и не понятно, какова их конечная цель — цель реализуемая, а не утопическая.  Чтобы сформулировать цель, надо в первую очередь определить,  как  может складываться обозримое, а не иллюзорное будущее России. Что действительно возможно в России?  Без ответа на этот вопрос правозащитное движение превращается в процесс ради процесса. Оппозиция ходит на митинги, надеется, что людей придет больше, и, в то же время, сама пытается понять, ради чего она на них ходит. В этом, а не в междоусобице экзистенциальная проблема российской оппозиции. Все призывы к власти в России и последующая реакция показывают, что власть в России не способна на проведение реформ. И нет смысла к ней апеллировать. Рамки возможного в России очень узкие. Это не связано с личностью президента, с его убеждениями, политическими взглядами или соответствию занимаемой должности. Это связано с тем, что, как абсолютно верно сформулировал Кома Иванов, Россия до сих пор проходит через период нестабильности, который начался в 1917 году.
В течение следующих десяти, а скорее, двадцати лет президентом России может быть только и исключительно выходец из силовых структур. Не так давно человек, посвященный в тайны московского двора, рассказал мне байку. Якобы незадолго до убийства Вячеслава Иванькова покойный Дед Хасан пришел на аудиенцию к президенту и сказал примерно следующее: «Владимир Владимирович, Япончика нужно обратно из Америки возвращать. Волнуюсь я. Стар я стал. Когда умру, беспредел в России начнется. Никто, кроме него, воров в руках не удержит». Одного из самых неоднозначных людей эпохи беспокоил вопрос, который обычному гражданину, даже с высоким уровнем интеллекта, просто не приходит в голову. Таких вопросов бессчетное множество.
Просвещенной Чехией некоторое время может управлять драматург, пришедший к власти на волне всплеска положительных эмоций, захвативших весь народ; ликующей Польшей может управлять судовой электрик в период перехода от военного положения к независимости от Старшего брата; а в многонациональной, на страхе взращенной России с ее 83 субъектами Федерации для управления необходимы институты государственной власти. Ни один человек сам не потянет. Слово «бюрократия» сегодня не в чести, но последовательный «антипозитивист» Макс Вебер в работе «Политика как призвание» подчеркивал, что только бюрократическими методами можно управлять сложными государственными системами. Такого рода институты, с четкой иерархией, распределением полномочий и функционала, правилами, регламентами, в России есть — это силовые министерства и службы, далеко не эффективные, но единственные.  И управлять Россией может только человек, который может управлять силовыми структурами — выходец из них или человек с ними много лет работавший рука об руку, душа в душу или спиной к спине. Любого чужака отравят или пырнут ножом в спину. Это не политическая позиция автора — это логический вывод.
Стабильность Соединенных Штатов во многом зависит не только от четко выстроенного конституционного строя, но и от того, что во всех федеральных департаментах работают тысячи людей, которые остаются на своих местах и продолжают работу независимо от того, какая партия в этом году направляет своего политического назначенца возглавлять департамент. Государственная машина США может работать и при отсутствии президента и Конгресса. Есть институты власти. В России их еще не построили, и строительство пока не идет даже на уровне стратегического плана.
Невозможно рационально поддерживать кандидатуру Алексея Навального на должность президента РФ и считать, что он станет президентом. Поддержка «против кого, а не за кого», которую Навальный получил в определенных кругах, — поддержка исключительно социальная, а не политическая и соответственно практических последствий не имеющая. От этого значимость ее ни в коем случае не уменьшается. Она очень важна для существующего в России небольшого сообщества прогрессивных единомышленников, жизнь которых делается теплее благодаря каждому новому примкнувшему. Они так же мало могут повлиять на политический строй России, как на ее холодную зиму — но они могут греться на кухнях друг друга, а иногда, когда захочется ощутить свежесть, нырнуть в прорубь митинга. Мечтая при этом об оттепели.  Для них насущно число людей, пришедших на Манежную площадь, — это знание помогает преодолевать одиночество и противостоять «суверенной тирании», свергнуть которую они не могут.
Солидарность даже в форме тайного рукопожатия — сила. Но не стоит называть это единство оппозицией, потому что оппозиция подразумевает организованное и единое противодействие некоему направленному движению. Когда движения нет — нет идеологии, нет стратегии, нет позиции, нет платформы, нет действия, — не может быть и оппозиции. Отважные и гуманные поступки отдельных людей в России возможны, а оппозиция в сегодняшней России логически невозможна. У бумажных солдат оппозиции, честных, творческих, образованных людей, болит душа не только из-за того, что творится вокруг, но и из-за того, что они никак не могут этого изменить.
Роль интеллигенции — роль хранителя культуры и ценностей, роль воспитателя следующих поколений, роль летописца, роль судьи без сиюминутной возможности приведения приговора в исполнение, но зато вершащего суд истории. Трудно воображать себя современным Плутархом, но без него история западной цивилизации и характеры власть имущих виделись бы нам иными. Поэтому, сохраняя собственное достоинство, поддерживая павших и падших,  ведя просветительскую работу, интеллигенция делает ровно то, что должна. Гаспаров в «Примечании историческом» точно сформулировал, что интеллигенция — это «слой общества, воспитанный в расчете на участие в управлении обществом, но за отсутствием вакансий оставшийся со своим образованием не у дел». Не быть ей во власти. Оливер Уэнделл Холмс, величайший американский юрист сказал: «The law does all that it must when it does all that it can» («Закон делает все, что должен, когда делает все, что может»).  Эти слова можно отнести и к каждому человеку в частности. Не надо требовать от себя невозможного.
Мало что возможно в России.  Во власти правозащитникам места нет. Нет и смысла за нее бороться. Единственной конструктивной альтернативой является создание аполитичных структур, профессиональных и образовательных, интеллектуальная деятельность которых будет готовить почву для перемен.
Придет день, когда очередной полковник или генерал, пришедший к власти путем выборов, политических интриг или путча, окажется человеком просвещенным и начнет создавать в России институты государственного управления. И если он будет талантливым организатором и будет долго жить, то это сможет изменить курс русской истории.

Фото Марии Олендской / ЕЖ